Анна Политковская и мы Контрольный выстрел

Одни — расстреляли совесть российской журналистики.
Другие — устроили над ее могилой шабаш.

Первое — при расследовании убийства милиция и прочие спецслужбы прежде всего проверяют записи в камерах видеонаблюдения, изымают кассеты, опечатывают, прячут в сейфы. Так ведь?

Второе — убийство общественного деятеля российского, международного масштаба, каковым являлась Анна Политковская, безусловно акт терроризма, так?

Третье — вспомним, какие законы принимала Госдума после “Норд-Оста” и Беслана, чтобы ограничить доступ журналистов к месту террористических действий, дабы утечка информации не сыграла на руку террористам.

Тогда объясните мне, каким образом запись с камер видеонаблюдения ровно через сутки после убийства Анны Политковской появилась в телевизионном эфире НТВ?

При этом диктор-ведущий говорил, что убийца знал о видеокамере и повернулся к ней затылком. Но там была еще одна видеокамера, — информировал диктор. — И вот она-то и запечатлела лицо убийцы. Вот оно!

Это что такое? Прямой сигнал заказчикам убийства: ваш киллер засвечен, принимайте меры по ликвидации?

Кто “скопировал” видеозапись из сейфов наших бдительных правоохранительных органов? Как она прошла в эфир?

Убийство обозревателя “Новой газеты” Анны Политковской потрясло многих людей в России. И вызвало самые разноречивые суждения. Независимый депутат Государственной думы Владимир Рыжков высказался резко и прямо: “Мотивы мне вполне очевидны. Анна Политковская занималась главным образом Чечней, “Норд-Остом”, Бесланом — то есть самыми неприятными темами для руководства страны, ФСБ, армии. Любая из этих структур могла выступить заказчиком преступления. Не верю в то, что преступление будет раскрыто, потому что в гибели Анны были заинтересованы как раз те люди, которые должны вести следствие”.

Депутат от “Единой России”, журналист, “спецкор от спецорганов” Александр Хинштейн тотчас начал уверять, что убийство Политковской менее всего выгодно власти, Путину.

Бывший диссидент, а ныне главный кремлевский политтехнолог Глеб Павловский стал утверждать, что убийство Политковской прежде всего выгодно оппозиции: “Ну, убили. Сразу возникло несколько версий... Ценность Анны, столько дразнившей своей враждебностью и Кремль, и Рамзана Кадырова, в том, что она выполнила роль ритуальной мишени... Она была интересна заказчику как “номинальный враг”, участница в его сценарии пускового... Мы видели, как оппозиция искала этот пусковой сценарий месяцами, кидаясь на всякую новость, — не здесь ли? Беслан? Украина? Нефть? “Восьмерка”? Они буквально молили о том, чтобы Событие пришло...”

Что тут скажешь? Народ давно уже сказал: “И носит же земля...”.

Вспомним Анну Политковскую. Она ведь не занималась политикой и тем более политтехнологиями — она защищала людей.

Вот что она рассказывала 16 ноября 1999 года.

Остановлю внимание — ноябрь 1999 года, Путин — исполняющий обязанности президента, впереди — президентская избирательная кампания. Прогремели в августе взрывы домов в Москве и Волгодонске, Басаев вторгся в Дагестан, началась и идет Вторая чеченская война.

Итак, Анна Политковская:

“Чечня и Ингушетия — это очень близкое от нас расстояние, это практически наш дом... Это боли соседей, и если мы не будем этого ощущать, то боль придет прямо в наш дом, тут же и сразу...

Первое ощущение — этого не может быть. Что это американский фильм. Но потом понимаешь, что вовсе не фильм. Я не могу этого понять, стоя на земле, где действует Конституция Российской Федерации. Я не могу стоять и обсуждать с людьми, куда летят эти крылатые ракеты? “Эта на Грозный летит из Моздока?” А другой говорит: “Нет, это будет немножечко правее”. А другой говорит: “А вот это из Владикавказа парочка поднялась, как вы думаете, куда они?” Понимаете, да? Причем в нашем разговоре участвуют дети! И они тоже обсуждают.

Из-за горы появился пассажирский самолет Як-42, и женщины и дети привычно легли на землю, в секунду, не успевая задуматься. Уже рефлекс... Дети или женщины становятся террористами. Это не укладывается в голове, и в это не хочется верить... Ты там встречаешь офицера, который уже настолько обезумел от крови, что спокойно говорит о женщинах: “Этим я не дам рожать”, то есть он их убьет. На границе Чечни и Ингушетии он сортирует детей: “Сколько тебе лет? Десять? Ну ладно, дам тебе перейти. А тебе сколько? Четырнадцать? Не дам. Потому что тебя уже подготовили в лагере террористов Басаева”. Как объяснить: если этот мальчик не был в лагере Басаева, то после такого разговора он туда пойдет. При том, как сейчас ведется вторая чеченская война, новые партизаны появятся неизбежно...

После первой командировки в лагеря беженцев мне было очень стыдно слышать слова: “Вы, русские, даже своих людей не можете из Грозного вывезти. Вот сейчас бомбите — и прямо по дому престарелых. А в доме престарелых в Чечне не может быть чеченцев. Там могут быть только русские”. Я приехала в Москву и стала ходить по правительственным кабинетам. Я лгала, я говорила: “Там гибнут русские, в этом доме престарелых”. Хотя мне противно было это говорить, потому что какая разница между русским стариком или чеченским. Я опустилась до того, что стала разговаривать на языке “политической целесообразности”. На языке, понятном в правительственных коридорах сегодня. Потому что надо говорить только о защите русских, и тогда тебя поймут. В результате этим старикам нашли места, всем без исключения, а это сто человек, в разных домах престарелых: в Астраханской и Воронежской области. Правда, меня пожурил министр труда Сергей Калашников: “Анна Степановна, почему вы меня обманули? Там ведь оказалось пятнадцать чеченцев”. Но пока валандались, военные закрыли кольцо. И люди из правительства сказали: “Вы знаете, а у нас есть мнение, что теперь политически нецелесообразно вывозить дом престарелых”...

Не так много главных редакторов, которые согласятся эти истории публиковать. Я встречалась со многими, которые мне говорят: “Слушай, ну оставь, ну сколько можно... Духоподьемного чего-нибудь хочется...”

У женщин там выработался своеобразный юмор. Они могут плакать и смеяться одновременно. Значит, над нашими головами летит ракета “Град”. Это страшное зрелище, это шипение, это ужасно, я боюсь, чеченские женщины тоже боятся. И они говорят: “Вот, Басаева ловят. Объясните своим военным, что “Град” — это оружие массового поражения, а не точечного”.

“Так в кого же превратили всех этих людей? — писала тогда Анна Политковская. — Младенцев, обожженных девочек, голодных старцев? Правильно. В мелкие детали крупномасштабного батального полотна. В мазки на большой картине, не видные с расстояния. В щепки, судьба которых никого не волнует. А как называется весь процесс в целом, подзабыли? Напомню. “Лес рубят — щепки летят”.

Повторю — это был ноябрь 1999 года. Потом был “Норд-Ост” и люди-щепки “Норд-Оста” — 129 заложников, отравленных “неизвестным” газом нашего спецназа. И — отказ Госдумы в каком бы то ни было парламентском расследовании.

Тогда Анна Политковская опубликовала беседу с боевиком, который благополучно ушел из тройного оцепления вокруг Театрального центра на Дубровке. Ханпаша Теркибаев намекал, что это он привел террористов и сделал это по заданию федеральных спецслужб (каких — не сказал). Хвастался, что после “Норд-Оста” вел от имени администрации президента Путина переговоры с депутатами ичкерийского парламента, затем возил этих депутатов в Страсбург, где они продемонстрировали европейским парламентариям полную лояльность к московской власти. Утверждал, что встречается для консультаций с высокими руководителями из президентской администрации — Владиславом Сурковым и Сергеем Ястржембским...

Спустя восемь месяцев — 15 декабря 2003 года — Ханпаша Теркибаев погиб в автомобильной аварии на дороге Грозный — станица Червленая.

Потом был Беслан. Туда Анна Политковская не попала. В самолете выпила стакан воды и ... оказалась в реанимации Ростовской больницы. Санитарка ей прямо сказала: “Тебя отравили...”, а врач подтвердил: он сделал анализы крови, но ему велели уничтожить их результаты...

Тому, кто слышал, читал, знает всё это, невыносимо было слушать, как в субботу вечером, сообщая об убийстве Анны Политковской, в “Вестях” Российского телевидения говорили, что ее статьи направлены против коррупции. Прекрасно знают ведь, что под словом “коррупция” широкие народные массы понимают прежде всего взяточничество. Таким образом, деятельность Анны Политковской пытались перевести в другую плоскость.

Убийство Анны Политковской — демонстративный акт. Который должен, по замыслу заказчиков, стать контрольным выстрелом по свободе прессы, по демократии вообще. Кто бы ни стоял за убийством, но смысл его очевиден. Всему обществу сказали недвусмысленно: “Заткнитесь! Это вам не брежневские времена советской власти, когда вызывали в КГБ, увещевали, клеймили позором, сажали в лагеря, бросали в психушки. У нас разговор короткий — пуля в голову. Ясно?!”

Давно ясно. Давно уже поняли. Только всё равно были, есть и будут новые политковские. Люди, которые своими жизнями платят за слово правды, обращенное к нам.

Никого не оставила равнодушным гибель Анны Политковской. Все задавались вопросами: кто, за что, кому выгодно? Декан журфака МГУ Ясен Засурский на похоронах сказал: “Расстреляли совесть российской журналистики...” Разумеется, есть люди, которые думают иначе. Но я и представить не мог, что некоторые коллеги Анны дойдут в своих комментариях до такой степени... защиты государственного строя. Иначе выразиться не могу, получится некорректно.

В предыдущей главке я уже приводил высказывание Глеба Павловского, который утверждал, что убийство журналистки прежде всего выгодно оппозиции, что оппозиция счастлива, она всё время “искала этот пусковой сценарий”, только и ждала, “молила о том, чтобы Событие пришло”.

Мысль и чувства старшего товарища полностью разделил и поддержал обозреватель газеты “Известия” Максим Соколов: “Именно такую логику — “Политовскую убила людоедская власть” — исповедовали демонстрировавшие в воскресенье освободители, очевидно, в принципе отвергавшие вопрос, какие выгоды могло доставить Кремлю инкриминируемое ему деяние. Равно, как и отвергавшие тот факт, что уже два года как А.С.Политковская пребывала на периферии общественного внимания. До 7 октября с. г. индекс упоминаемости ее выступлений был близок к нулю. В чем была надобность убивать не представлявшего никакой опасности журналиста, получая при этом весь набор неприятностей, — только освободители знают”.

Мысль Соколова ясна. Но утверждение, что Политковская “пребывала на периферии общественного внимания” весьма субъективно и совсем не точно. Как-то неловко напоминать обозревателю “Известий”, то есть человеку информированному, что имя Анны Политковской всегда было на слуху. Иначе и не было бы такой реакции общества на трагедию. Отрицать это — значит выдавать желаемое за действительное. В чем Максим Соколов и упрекает людей, которых называет освободителями. Спасибо, что не в кавычках. А то некоторые, говоря о правозащитниках, уже берут это слово в кавычки. Как в советские времена. Соколов пока, критикуя сторонников общечеловеческих ценностей, всего лишь саркастически называет их общечеловеками. Не могу не привести и заголовок его статьи — “Грамотный выбор момента”. Эта статья, с таким названием, была напечатана в газете “Известия” в день похорон Анны Политковской. Кстати, название статьи Глеба Павловского — “Жертва ритуала”.

Но еще дальше пошел журналист Михаил Леонтьев. Он говорил уже не о том, что убийство Политковской использовали оппозиционеры — он утверждал, что сами оппозиционеры и убили Политковскую: “Это провокация. Нечто подобное опробовано в украинской модели с ликвидацией Гонгадзе. Подбирается оппозиционный журналист, громкая фамилия. И потом его убирают, устраивая таким образом провокацию против власти”.

Однако смелое заявление, что убийство украинского журналиста Георгия Гонгадзе устроили оппозиционеры, враги украинского президента Кучмы, пока не имеет никаких оснований. В то же время известны записи майора Мельниченко, охранника Кучмы. Там Кучма говорит, что пора принять меры к неугодному журналисту и свалить это дело на чеченцев: “Вывезти в Чечню, разобраться”.

А вот запись уже после исчезновения Гонгадзе.

Генеральный прокурор Украины докладывает Кучме: “Гонгадзе пропал”.

Кучма: “В Чечне. Чеченцы его выкрали!” (Смеется.)

Но Леонтьев, как и Павловский с Соколовым, выдает им желаемое за действительное.

Данные авторы прямо-таки пышут неприязненными чувствами. Не к Анне Политковской, а к этим самым оппозиционерам. До такой степени, что в ход идет передергивание и искажение фактов. В чем дело? Примитивно предполагать одно лишь рьяное отрабатывание жалованья, должности. Нет, здесь какая-то личная страсть, страстность. Тут, простите, придется переходить на личности и судьбы.

Полагаю, источник страстности в том, что все они — Павловский, Соколов, Леонтьев — некогда состояли в рядах тех самых оппозиционеров.

Глеб Олегович Павловский — диссидент советских времен. Но в среде диссидентов на его имя наложено табу. Не будем гадать, что и как там было. Он сам о своем прошлом говорил так: “Проблема состоит исключительно в том, что когда я впервые попал в замечательное заведение, именуемое КГБ, то меня довольно быстро раскололи. Это был первый и последний раз, когда им это удалось. Но первый раз он есть первый раз, кто туда попадал, тот знает...”

Что скрывается за этими словами, пусть каждый домысливает сам.

В ельцинские времена Павловский уже работал в предвыборном штабе Ельцина, затем принимал участие в переходе власти к Путину: “Нам, тем, кто помогал Путину стать президентом Российской Федерации, удалось избавить страну от большой крови”. Опять же понимайте, кто как хочет. Сейчас он — советник главы Администрации президента, возглавляет Фонд эффективной политики и ведет на НТВ передачу “Реальная политика”.

Максим Соколов стал известен, работая в “Коммерсанте” времен Владимира Яковлева, одном из лучших и наиболее жестких демократических изданий страны. И репутация у Соколова была соответственная. Даже в 2000 году на презентации его книги статей присутствовала та самая демократическая публика, которую он нынче клеймит.

И Михаил Леонтьев начинал свою журналистскую карьеру в самой что ни на есть проельцинской “Независимой газете”. А известность получил, когда стал выступать с комментариями на Первом канале телевидения под патронажем Бориса Березовского. Близкий к олигарху человек, Сергей Доренко, рассказывал, как Михаил Леонтьев в блокнот записывал мысли-указания Березовского, сидя у его постели в больнице. А после опалы и изгнания Березовского стал рупором нынешней власти.

Не получается ли, что столь непомерная страсть порождена яростным отрицанием своего же прошлого? Нет большего праведника, чем вчерашний грешник. Нет более правоверного, чем вчерашний еретик. Нет большего богохульника, чем вчерашний служитель культа.

Поверьте, духовно-политические эволюции данных персонажей меня не волнуют. Это их личное дело. В конце концов, каждый человек с годами изменяется. И взгляды свои меняет. Имеет право.

Цель же моих заметок — напомнить, что негоже было предаваться такой обличительной страсти, негоже было так клеймить сторонников Анны Политковской над ее еще не погребенным телом. Не по-христиански это, не по-человечески. Государственный строй, порядок, стабильность и даже вертикаль власти не нуждаются в такой защите.

И последнее, самое страшное. Не понимаю, почему заявление президента Путина не вызвало возмущения в стране. Может, потому, что его постарались замолчать. Или же просто народ в шоке. Как и я. Президент Путин на пресс-конференции в Германии сказал: “Для действующих властей ... убийство Политковской нанесло гораздо больший ущерб, чем ее публикации”.

То есть Анна Политковская своими статьями наносила “ущерб”. Но еще больший “ущерб” нанесла своей гибелью.

Господи, прости их всех, если можешь.

Получил письмо от американского товарища: “В российской Сети очень много злорадства по поводу гибели Анны Политковской. Хотелось бы знать, организовано это улюлюканье или вырывается спонтанно. Второе было бы наихудшим вариантом”.

Увы, не по наущению, а из самого что ни на есть сердца. Но вначале какой-нибудь журналист-писатель пишет что-нибудь под названием, к примеру, “Городская сумасшедшая”. Статья выставляется на интернет-форум. И начинается обсуждение. Приготовьтесь.

— Несмотря на то, что читать ее корреспонденции без ядовитой слюны никак не мог, не считаю полезным для государственной политики убийство женщины и матери... и никакими интересами невозможно оправдать подобное.

— Государство тут ни при чем. Таких, как она, десятки, всех убивать? Так новые набегут, за стотысячные долларовые гранты желающих хватит. Да и опасны они были раньше, когда им верили и их читали.

— Не будь П-ой и таких, как она, не погибли бы тысячи нечеченских женщин и детей в Чечне. Беслана и Норд-Оста могло не быть.

— Бешеная собака не виновата в своей болезни, но... Пристрелить ее необходимо, даже если это будет на глазах детей... Но опять же, в этом случае все еще прозрачнее. Мертвая Политковская более сильное оружие, чем живая.

— Полно людей, относящихся к ней с гадливостью или недоверием. Но нет. Опять потек этот “правозащитный” гной — “рука Москвы”, “Кровавая гэбня” и прочая ересь...

— Настоящая Россия воспрянет, поверьте. А пока вы этого не понимаете, вы все и есть вот такие городские сумасшедшие, наполовину прекраснодушные придурки, наполовину ссучившиеся подонки. А в целом, да — моральные уроды, которых только и хочется, что убить.

Кто это пишет? О фашиствующих и говорить не будем. С ними все ясно. Но увы, круг ненавистников гораздо шире. Большинство анонимно. Но попробую определить, поделюсь догадками-соображениями. Очевидно, что в основном люди молодые, безусловно — не люмпены. Безусловно — грамотные. Не рабочие и не крестьяне. И не сплошь и рядом сотрудники милиции, прокуратуры, ФСБ.

Тогда — кто? Вначале расскажу грустную короткую историю. В Москву из Америки приехал русский писатель — политзаключенный еще сталинских времен, знаменитый настолько, что его имя даже нынешняя молодежь слышала. Выступал перед студентами Московского института управления, в котором готовят экономистов, менеджеров. (Название института я изменил.) Представлял гостя известный публицист и политик, из поколения шестидесятников.

Студенты выслушали его. Выслушали гостя. И — все.

Никто не задал ни одного вопроса.

Они им были неинтересны, у них впереди и в мечтах — совсем другая жизнь и другая стезя, другие планы и мысли.

Вот я и полагаю, что очень многие авторы комментариев в Интернете — из этой генерации. Молодые и благополучные. Только возрастом постарше лет на 10-15. Их жизнь начиналась не с элитных институтов, но и не с нуля. Овладев необходимой специальностью, они устроились в фирмы, сделали карьеру, получают большие деньги. Большие — не по сравнению с капиталистами, хозяевами, а по сравнению с рядовыми россиянами. Иметь возможность свободно ездить за границу, когда душа пожелает, менять машины через три года, покупать квартиры и дачи — что еще могут желать молодые люди 30-40 лет, детство которых пришлось на советские годы, а отрочество и юность на кошмар гайдаровских реформ, той самой шоковой терапии. Они ведь помнят юной памятью растерянность и безысходность в глазах родителей... Зато сейчас они восполняют все!

Их отношение к политической и олигархической власти России точно выражается их же словами: “Это коммуняки никому ничего не позволяли. А эти сами имеют и другим позволяют...”

И потому для самых агрессивных из этой генерации Анна Политковская — враг, она критиковала власть, при которой они стали благополучными. Сознательно, подсознательно, впрямую или опосредованно, но по сути именно так. А идейная оболочка всегда приложится, причем выглядит вполне искренней, как и любая идейная оболочка.

Отдельно надо привести высказывания людей, которые жалеют Политковскую, осуждают ее убийство, но считают, как президент Путин, что она наносила “ущерб”.

— Когда убивают блаженных, с момента своей смерти они становятся вне критики. Нельзя их убивать. Даже если они ведут страну к пропасти.

— Грех радоваться смерти человека... Земля ей пухом, и пусть ей справедливо и милосердно воздастся по делам и помыслам ее. Но вот наследие ее — пугает. Как пугает наследие разных прочих сахаровых.

Видите, и Сахарова “заклеймили”.

Чтобы читатель не впал в полное отчаяние, приведу и другие комментарии.

— Офигеть, ребята, что делается. Ведь всё, что вы обсуждаете — стоило убивать Политковскую или нет. Вдумайтесь! Интересно, сколько из вас оправдает убийцу, вздумай государство его изловить и объявить всенародный референдум. Глядишь, ещё и Героя России дадут после подсчёта голосов. Вы вообще люди или волки? Стыдно и очень печально...

— Страшно жить в стране, где одни убивают — а другие начинают плясать и дружно плевать на труп.

— Россия по-прежнему разделена на тех, кто сидел, и тех, кто сажал. В виртуальном смысле. Хотя сильна тенденция миграции из первых во вторые.

— Может у меня склероз старческий, но, по-моему, еще 10 лет назад было просто немыслимо орать вслух такие слова про убитую журналистку, нравилась вам ее работа или не нравилась. Вы что, братцы, совсем уже ох...? Ладно бы один какой-нибудь менингитчик тявкал, но тявкает-то целая огромная свора, сотни, если не тысячи! Нет, ребята, п... что-то у нас в стране.

Обязан сказать, что слова в защиту Политковской тонут, теряются в человеконенавистническом потоке. Но учтем, что злобные и агрессивные всегда на виду и на слуху, они активны, сами всюду о себе заявляют — это, во-первых. А во-вторых, снова и снова вспоминаю результаты социологического исследования в Саратовской области. На вопрос, кем опасно быть в нашей стране, абсолютное большинство ответило — опаснее всего быть честным журналистом. То есть народ — это далеко и не только те, кто беснуется и радуется убийству Анны Степановны Политковской, матери двоих детей.

Но сам факт и масштабы публичного выражения такой радости и ненависти внушают большую тревогу за нравственное и психическое состояние нации.