В самом центре Денвера, на Семнадцатой улице, рядом с отелем "Оксфорд", не только респектабельным, дорогим, но так же считающимся исторической достопримечательностью города, размещается Sloane Gallery of Art. Эта галерея, чья витрина сияет до поздней ночи, являясь бесспорным украшением улицы, по популярности, посещаемости конкурирует и с престижным "Оксфордом", и с изысканным итальянским рестораном Venice, расположенным на противоположной от галереи стороне улицы.
Пройти мимо Sloane Gallery of Art даже неосведомлённым в современной живописи практически невозможно. Как витрины, так и то, что открывается в недрах галереи, иначе не скажешь, завораживают. А если иметь представление об авторах, там выставляемых, то просто столбенеешь. Целков, Краснопевцев, Шемякин, Калинин, Плавлинский, Зверев, Комар с Меламидом, работы которых выставлены в музеях, а на аукционах Сотсби, Кристи порождающих ажиотаж. Все это собрано нашей соотечественницей, родом из Ленинграда, Миной Литински.
Судьба Мины, путь её в эмиграции, от безденежья, безвестности, незнания даже азов английского, к хозяйке знаменитой не только в США галереи, ставшей признанным авторитетом, знатоком андеграунда, чудом возросшего в тисках советского режима, — такая судьба тоже своего рода чудо.
Химик по образованию, отвергнув стабильность, какую-никакую, гарантируемую дипломированному специалисту в данной области, поступила работать в ленинградский музей искусств, с мизерной зарплатой, даже еще на полставки, что уж никак материального процветания не сулило.
Зато именно тогда возникли у неё знакомства, связи, дружеская спайка с художниками непризнанными, гонимыми советским официозом. Минино диссидентство произросло из её влюблённости в непривычно свободное, смелое искусство, ошеломляюще прекрасное, при условии, если обладаешь даром непредвзятого видения. А также, что в Минином случае оказалось, пожалуй, решающим — прозорливым угадыванием перспективы пока безвестного, массовым вкусом отвергаемого.
Мина, человек страстный, поставила себе целью пропагандировать это искусство, её пленившее, в СССР запрещённое. И цели своей добилась. Здесь, в США.
Эмигрировав с мужем и сыном, Мина поначалу поселилась в нью-йоркском Бронксе.
И вот там, в крошечной квартирке считающегося опасным района, устроила первый в своей жизни вернисаж из работ, предоставленных ей уехавшими из СССР нью-йоркскими друзьями-художниками. Люди благоразумные предрекали полный провал её затеи, разъясняя новоприбывшей, что в Нью-Йорке художественных галерей больше, чем закусочных, химчисток, и что приличная, состоятельная публика ни за какие коврижки не попрётся в её бронксовскую дыру.
Но прогнозы благоразумных не оправдались. Не имея средств на необходимую для подобных мероприятий рекламу, воспользовавшись исключительно поддержкой друзей, их связями, Мина с ходу умудрилась продать двадцать картин, что и для солидных, с прочной репутацией галерей большая редкость.
Квартирка трещала от наплыва посетителей, очарованных необычностью атмосферы, созданной Миной отнюдь не из стремления к оригинальности, а попросту потому, что денег в семье не было ни на что.
При отсутствии какого-либо опыта в западных обычаях, традициях, Мина вызнала у осведомлённых знакомых чем полагается угощать гостей на такого рода party, но вместо рекомендованного вина, тарталеток, выставила привезённую в чемодане из Ленинграда водку и кастрюлю ею приготовленного борща. Борщ хлебали, усевшись на полу по периметру комнаты: мебелью хозяева не обзавелись. Необычность всего — и картин, и борща, и хозяйки, ни слова не знавшей по-английски — способствовала головокружительному успеху этой импровизированной в бронксовской "дыре" выставки.
Но борща с водкой всё же было явно не достаточно, чтобы начать собственный галерейный бизнес, о чём Мина еще только мечтала, не предаваясь иллюзиям, что удача ей улыбнётся за просто так.
И не ошиблась: на пути к поставленной цели её ожидали трудности, которые, не обладая столь мужественным, как у Милы, характером, вряд ли можно было бы одолеть. Хотя Мина такой вот подход решительно отвергает. По её мнению, многие трудности люди сами изобретают, измышляют для оправдания своей инертности, лености, трусости. Опять же, на собственном примере она развенчивает миф о противоположности делового и творческого начал, настаивая именно на их синтезе — тем более в современном мире. Художники, чтобы в полную силу работать, не должны голодать, страдать в нищете, уповая на посмертную славу, а сегодня, сейчас должны получать вознаграждение за свой труд. И слава тоже может прийти прижизненно. Почему бы нет?
Это Минино, если хотите, кредо реализуется ею на практике, планомерно. В отличие от многих, да собственно от большинства галерейщиков, она не берёт картины на комиссию, а рискуя, покупает, сразу выплачивая авторам гонорар. Принцип такой ничего общего не имеет с дилетантским прекраснодушием, а основан именно на трезвом профессиональном расчете, без чего любой бизнес обречен на провал. Картина, принимаемая в галерею на комиссию, иной раз оказывается бесхозной, превращаясь в омертвлённой капитал. Владелец галереи, пока покупатель не нашёлся, не имеет права снять её со стены, а примелькавшийся, залежалый товар, как известно, интереса не пробуждает, что наносит ущерб, как репутации художника, так и владельцу галереи.
Мина же, с художником расплатившись, вольна действовать по собственному усмотрению. Опыт, чутьё профессионала подсказывает, сколько надо картину выдержать так сказать в дозревании, пока не наступит самый важный момент: работа художника обретёт ценителя, то есть покупателя. Художнику, конечно, важно признание, но если признание подтверждается еще и деньгами, то почему бы нет? Материальный достаток, Шагалу, скажем, не помешал, наоборот, сберег силы для главного, поэтому он и будучи в преклонных летах оказался способен на такие творческие откровения, которые не уступают, а иной раз и превосходят его же, сделанные в расцвете молодости.
Мина, и в СССР, и здесь в США, общаясь с самыми яркими представителями андеграунда, знаменитостями нынче, с проницательностью психолога умеет отделять зерна от плевел. Стихийность, непредсказуемость артистических натур её не пугает и не дивит. Преклонение перед даром в ней сочетается с пониманием житейских реалий. Художник работает, трудно работает, вовсе не ради эфемерного, типа комплиментов, а конкретно, как и все прочие, добывая средства к достойному существованию и себя, и близких. Это легенды, что гонения, унижения, бедствия развитию таланта способствуют. Унижения никому не на пользу. Владимир Яковлев, не запрятываемый периодически советской властью в психушки, успел бы создать куда больше, как и Анатолий Зверев, до юродствующего пьянства тогда же доведённый. Талант подлинный изначально заряжен трагическим восприятием действительности, и даже при всех благостях, ему дарованных, обману не поддаётся. Но в нормальных условиях, ему предоставленных, он дольше будет петь свою скорбную песнь. Ради нас.
Мина Литински выбрала бизнес, изначально конфликтный, в момент, когда большинство озабочено элементарным выживанием. Коллекционирование предметов искусства всегда было роскошью, доступной меньшинству, и убедить, что приобретение картин не просто блажь, а вложение денег, прибыльное вложение — тоже дар, и тоже редкий, как и писание картин, стихов, музыки.
Умение работать с клиентами в галерейном бизнесе — одно из важнейших слагаемых успеха. Без доверия клиента к владельцу галереи крупные сделки не осуществляются. Клиент должен иметь гарантии, что он не только не прогадает, а нарастит капитал, став обладателем высококачественного полотна. И вот тут можно не беспокоиться: в Sloane Gallery of Art просто нет некачественных работ. Их авторы различаются в степени известности, но вкус Мины, её достоинство профессионала не позволяют, чтобы в её собрание затесалось что-то, не отвечающее общему высочайшему уровню. Осечки исключаются. Мина считает, что соседство посредственной работы с первоклассными губительно сказывается именно на первоклассных, снижая их ценность, стоимость. Подход и тут трезвый. У Мины не магазин, а именно галерея, как она и замышляла, чтобы и те, кто не могут купить, смогли бы просто любоваться красотой.
Отметить стоит новаторский аспект в ведении Миной Литински её бизнеса еще и в том, что она в своей галерее выставляет только те работы, что ей самой нравятся, абсолютно не заискивая перед вкусом тех потребителей, которым неважно на что и за сколько излишки нажитого спустить. Она, эмигрантка, сумела не только собрать в США костяк художников, живущих в разных странах, с нею работающих, но и найти клиентов-единомышленников из весьма привилегированных, пресыщенных, прихотливо-разборчивых здешних слоев.
Я познакомилась с Миной, зайдя в её галерею, что называется, с улицы, когда мы только-только приехали в Денвер, то есть десять с лишним лет назад. Вперилась в выставленные там шедевры, ошалев от такого их изобилия, не сразу заметив худенькую, хрупкую женщину в строгом тёмном костюме, ко мне тоже никакого интереса не выказавшую. Вперившись в полотна Целкова, обратилась к своей спутнице, не рассчитывая, что кто-то еще понимает русский: неужели подлинники? И сама себе: похоже, что да... Женщина холодно, пожалуй, даже надменно произнесла: разумеется, подлинники. Это и была Мина.
Эмиграция — жёсткая школа. Люди, её прошедшие, в объятия друг к другу сразу не бросаются. Миновали годы, прежде чем стало возможным позвонить и спросить: можно заехать в галерею, удобно, если к двум часам появлюсь, кофе поблизости где-нибудь выпьем, да?
Так вот открылось, что Мина Литински и сама по себе является достопримечательностью денверского даунтауна, района рядом с вокзалом, в рецессию начала восьмидесятых, когда Мина и осмелилась начать свой бизнес, заселённого бомжами, а нынче преображенного в изысканную респектабельность и, кстати, не без Мининого участия. Её галерея привлекает туристов, постояльцев шикарного "Оксфорда", по инициативе городских властей в галерею Мины организуются экскурсии. Люди узнают, откуда возникло в этом американском городе такое непривычное здешним вкусам экзотическое чудо, дивящее, будто жар-птица сюда залетела. А жар-птицу, оказывается, привезла, на волю выпустила щупленькая эмигрантка из далёкой России, не знающая английского, одетая, как в униформу, в один и тот же пиджак, свитерок и туфли, казавшиеся клоунскими, на два размера больше.
Облик такой окружающими воспринимался эпатажным чудачеством. Не верилось, что в гардеробе владелица галереи просто больше нет ничего. А туфли, зато на высоких каблуках — непреодолимый соблазн для женщин миниатюрной выделки — Мина смахнула по приезде в Штаты на гараж-сэйле. С этими туфлями связан забавно-трогательный эпизод. Не так давно их пустили с аукциона, организованного многолетней Мининой клиентурой, очень и очень состоятельной. Лот выиграл коллекционер-миллионер из Калифорнии, заказав для них обрамление под стеклом. Недурственное украшение его виллы — башмачки Золушки, чьим советам поверив, он не остался в накладе. Наследники будут довольны тем более, можно не сомневаться.
Что для меня в общении с Миной было внове: для галерейщиков её масштаба продать работу художника по высокой цене не является итоговой задачей. Важно — кому. Важна дальнейшая судьба картины. Важна причастность к судьбе картины самой Мины.
Тщеславие? А почему бы нет? Её вкус, её выбор, её риск ведь тоже заряжены творческим наитием. Без новаторского, артистического предвиденья, веры в безвестных тогда еще авторов, с чего бы она ходила в туфлях с загнутыми носами, ограничивая себя во всём? Авантюристка-фанатичка запросто могла в пух и прах разориться. Нынче с нею раскланиваются, за честь считают, удостоившись минутной беседой. В галерее — а Мина склонна скорее преуменьшить, чем преувеличить свою успешность — выставленные картины практически все проданы. А что она показала в запасниках? Ну обморок: штабелями Шемякин, ранний Зверев, ну просто пещера Аладдина.
Но Мина бывает огорчена. Вот вышла в Лондоне книга, названная "1001 шедевр, которые надо увидеть, прежде чем вы умрете". И там среди Рафаэля, Веласкеса, Леонардо репродуцирована работа художников Комара и Меламида Air Superiority, находящаяся в Sloane Gallery, а вовсе, как в книге упомянуто, не в галерее Фельдмана в Нью-Йорке.
И работа People's Choice Комара и Меламида на аукцион Sotheby's была предложена той же Миной, уйдя за полтора миллиона, но она нигде не упомянута. В газете Financial Times, обсуждавшей оглушительный успех серии Меламида Hip Hop Stars, проданной при непосредственном участии Мины за миллион двести, о ней тоже ни слова.
Я подивилась: "Неужели, Мина, тебя это может огорчать? Ведь это же не денежные потери. Неужели так важно, упомянули тебя или не упомянули?"
У неё вспыхнули глаза, и щёки порозовели. И дошло до меня — как же притягателен человек, одержимый поставленной целью! И ничего, прежде всего себя, не щадящей ради её достижения.
Вышли мы с Миной из бара отеля "Оксфорд", официантка нас нагнала: ну опять вы, Мина, оставили свой шарф, у нас их уже коллекция. А у её галереи толпятся люди. Не купят, но посмотрят хотя бы. И что-то, возможно, поймут.
Добавить комментарий