 |
| Сцена из спектакля "Ктуба, или свидетельство о браке" в постановке нью-йоркского театра "Хаверим". Режиссер - Виктор Топаллер, художественный руководитель - Михаил Галкин. |
|---|
"Театр начинается с вешалки", — утверждал великий реформатор русской сцены Константин Сергеевич Станиславский. И был не прав. Гардероб, нарядные платья, перчатки и шляпки ушли в невозвратную даль. Джинсы, свитер, кроссовки — вот театральный "прикид" нынешнего зрителя. Чтобы он стоял в очереди за собственным пальто? Не смешите.
Я скажу вам, с чего начинается театр. Он начинается с живой авторской мысли, выраженной в слове. Иначе говоря — с драматургии. С пьесы. С хорошей пьесы, которую трудно испортить даже плохому режиссеру, на которую не повлияет наличие или отсутствие в театре гардероба.
Ажиотаж вокруг спектакля "Ктуба, или свидетельство о браке" требует осмысления. Согласитесь, не каждый день на шоу с местными нью-йоркскими актерами, поставленное местным режиссером, публика ломится, как в лучшие годы на премьеру московского "Современника". Аншлаги, очереди, зрители, жаждущие "лишнего билетика", — не на Бродвее или в Метрополитен опера, а в бруклинском Еврейском центре на Ностранд-авеню, в районе, прямо скажем, — не самом театральном. Зал там небольшой, но есть сцена и даже бархатный занавес. Все как в лучших домах. Я смотрела четвертый спектакль, билеты на пятый были уже распроданы, а где и когда будет шестой, не знал даже художественный руководитель театра Михаил Галкин. Еврейский театр "Хаверим", как и многие офф-бродвейские театры, не имеет крыши над головой. Сегодня тут, а завтра там.
Когда публика, наконец, расселась и свет погас, раздался голос диктора на иврите, перебиваемый страшным треском. Как будто кто-то включил радиоприемник на полную мощность, забыв при этом его настроить. Когда треск, наконец, умолк, перед зрителями предстала комната с тахтой, книжной полкой, фотографиями на стенах и круглым столом под белой скатертью, накрытым для обеда. Старинные часы с боем и приемник (тот самый, который изрыгал эти адские звуки) на этажерке довершали обстановку. Могу поклясться, что это был родной брат СВД-9, конфискованного у нас в первый день Великой Отечественной войны, дабы мы не слушали вражеские голоса. Кстати, этот приемник — полноправное действующее лицо. Он включался и выключался сам по себе, иногда под воздействием хорошего пинка, но всегда выдавал тот репертуар, который считал нужным. Словом, перед нами типичная комната 50-х годов прошлого века. Необычны в ней только трубы. Их почему-то очень много. Но может, так надо?
В центре комнаты, на табуретке, как на постаменте, возвышается монументальная дама. Вокруг нее с ножницами в руках хлопочет портниха, она же хозяйка. Дама просит укоротить и без того короткую юбку. Короче. Еще короче. Мы с вами, читатель, присутствуем на волнительной процедуре, именуемой "примеркой". От нее ныне остался старый анекдот: "Где будем талию делать?" Хозяйке не терпится спровадить соседку: с минуты на минуту должен прийти на обед муж, но та и не собирается слезать со своего пьедестала и явно намерена дождаться хозяина. А тут еще дочка в подвенечном платье просит пришить пуговицы, у нее свадьба через две недели, документы уже подали, не хватает каких-то двух бумажек... Словом, обыкновенный маленький сумасшедший дом накануне свадьбы единственного дитяти. Бытовая комедия. Ну, посмотрим!
Вы слышали, дорогой читатель, об израильском писателе Эфраиме Кишоне? Он автор этой пьесы. Не слышали? Я — тоже. А, между тем, он почти классик, а, может быть, даже уже официально признанный в Израиле классик. Для этого, как известно, нужно сначала умереть. Эфраим Кишон догадался и умер в 2005 году. А родился он в Венгрии в 1924 году и до 1949 года писал исключительно на венгерском языке. А после репатриации в Израиль перешел на иврит. Не сразу, конечно. Год он жил в кибуце, мыл туалеты, а в свободное от работы время изучал иврит.
Но я отвлеклась. Мы с вами, остановились на том, что семья ожидает к обеду отца. Нет, это надо видеть. В комнату вошел Хозяин. Его Величество Рабочий Класс. Гегемон. Таким, во всяком случае, я себе его представляла по многочисленным плакатам: мощный мужик в комбинезоне и каске. И началось: "Почему в комнате беспорядок? Почему к столу нет огурцов?" За обедом выяснилась еще более страшная вещь: нет содовой. Кончилась, а купить забыли. Семья в панике. Зевс-громовержец, наверное, не смог бы так метать на землю громы и молнии, как Элимелех Борозовский (так зовут нашего героя) свой "праведный" гнев на домашних. "Я ради вас вкалываю, как проклятый, и что я за это имею? Стакан простой газировки я не заслужил в этом доме?!" — Борозовского играет Лев Котляр.
В прошлой жизни Лев Котляр был артистом Одесского русского драматического театра имени какого-то Иванова. Единственный раз на сцене в Нью-Йорке мне довелось его увидеть во французском водевиле "Ищи женщину". Он там играл трансвестита. Это было очень плохо. В роли Эли Бен-Цура (это настоящее имя нашего героя) актер взял реванш. Его Эли — гремучая смесь домостроевщины, наполеонова комплекса, комплекса неполноценности, эгоцентризма, честности и порядочности. Такой большой ребенок, забывший повзрослеть.
"Папа в глубине души очень добрый человек", — объясняет дочка. А маме хочется, чтобы он был такой и снаружи. Ведь он же был когда-то таким! На лошади прискакал на первое свидание: сильный, мужественный, красивый. И фиалок нарвал. Такое не забывается. У Борозовского есть одна, но пламенная страсть — трубы. Водопроводные, канализационные — всякие. Он водопроводчик-поэт. Он мог бы сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб.
Роль не сыграна — прожита на одном дыхании.
Тонкая и умная Светлана Кифа в роли Шифры, жены Элимелеха, — воплощение нелегкой женской доли, неизменной от века и до наших дней, независимо от страны проживания. Европейка по рождению, Шифра на Востоке стала восточной женщиной. Уверена: американские феминистки ее бы не поняли и осудили. Нежная и романтическая Шифра, затурканная бытом и заботами, — во многом трагическая фигура, обладающая, к счастью, чувством юмора. Это чувство помогает ей выносить характер своего благоверного, которого она продолжает любить ностальгической любовью. Но, однажды решив, что "нет ничего хуже хорошего мужа", она устраивает бунт на корабле. В результате семейный корабль чуть не пошел ко дну. Влюбленную в Элимелеха соседку Яфу на грани фола играет Елена Строганова. Роль в ее трактовке является мощным генератором смеха. Вызывает уважение смелость актрисы, экспонирующей свои аппетитные ножки выше запретной черты: ее Яфа все-таки не теряет надежды соблазнить Эли. Я впервые вижу Лену в такой острохарактерной роли. Словно где-то внутри нее прорвалась плотина, дав выход яркой театральности. В таком же остросатирическом ключе решает роль Роберта, жениха Аялы, Давид Варер. "Человек в футляре" местного производства, чернильная душа, чинуша и дипломированный маменькин сынок. Роберт относится к категории людей, особо ненавистных автору: бюрократов, опутавших жизнь израильтян всевозможными циркулярами и запретами. Непонятно, что в этом сморчке нашла Аяла. Ах, да у него же академическое образование и он главный статист. Простите, статистик. В Израиле высшее образование очень ценится...
Свою долю в общий ералаш вносят отчаявшаяся Аяла (Ирина Бырько) и член кибуца, симпатичный нахаленок Буки (Юрий Маглёванный), сходу влюбляющийся в нее. Так что ктуба может не понадобиться. Рядом с занудным женихом он явно выигрывает. Кстати, актер, играющий холостяка Буки, мог бы снять перед спектаклем с пальца обручальное кольцо.
О чем, однако, сыр-бор?
Неизраильтянину — не понять. В Израиле не существует института гражданских браков. Венчает раввин, он же выдает свидетельство о браке — ктубу. А чтобы доказать, что жених и невеста родились в законном браке, они должны предъявить ктубу своих родителей. А иначе они будут считаться "момзерами", "байстрюками", то есть незаконнорожденными. А это — позор на весь род, потому что ни один раввин не обвенчает момзера. Вот эту-то пропавшую грамоту два с половиной часа ищут на сцене герои пьесы. Мама жениха строго придерживается установленных правил и не разрешит сыну жениться, пока не будет найдена ктуба. "Я б таких в тюрьму сажал", — подливает масла в огонь сынок. А родители невесты, бывшие киббуцники, люди секулярные, вообще не помнят, когда последний раз они были у раввина и венчал ли он их или нет.
Перевод пьесы на другой язык чреват потерями, даже если скрупулёзно соблюдены все правила. "Ктуба" написана для израильтян. Само это слово на иврите означает "Брачный контракт". Для американцев контракт имеет совсем другой смысл — он означает условия брака и, не дай Бог, развода. Поэтому "брачный контракт" для русских заменили на "брачный договор", а потом и вовсе на понятное "свидетельство о браке". Труднее всего поддаются переводу не фабула, не сюжет, а дух, атмосфера, все, что находит эмоциональный отклик у зрителя.
Пьеса Кишона затрагивает насущные проблемы, не изжитые в этой стране и поныне. Израиль — секулярная страна, но общественный транспорт в субботу не работает, смешанные пары едут жениться на Кипр, потому что в Израиле браки евреев с неевреями запрещены; воинов-неевреев, отдавших жизнь за Израиль, хоронят за оградой кладбища. "Ктуба" — это сатира на нелепые запретительные законы, несовместимые с жизнью современного общества. Infant terrible израильской литературы, Кишон, сам испивший до дна горькую чашу репатрианта, выступает против всевластия бюрократии, ненависти к "чужакам", продажных демагогов...
Власти не любят правды и не прощают инакомыслия. Кишона замалчивали почти до самой смерти, несмотря на его фантастическую популярность. Замалчивают и сейчас. В 1984 году, когда Кишону исполнилось 60 лет, число изданий его книг на иврите и в переводах достигло 430, а их суммарный тираж перевалил за 30 миллионов — цифра для Израиля неслыханная. Его пьесы годами не сходят со сцены. Он даже получил премию Союза экспортеров, потому что его книги, пьесы и фильмы принесли стране дохода больше, чем торговля оружием. На момент его смерти его произведения были переведены на 37 языков мира. В том числе на японский и китайский. В 2002 году он был удостоен премии государства Израиль в категории "Дело жизни" — за вклад в культуру Израиля. Почетное, хоть и запоздалое признание. Писатель в последние годы жил в Швейцарии, где и умер. Похоронен Кишон в Израиле, который он любил как сын, и если критиковал, то не зло, не с издевкой, а мягко, с юмором.
Спектакль кончается мощным жизнеутверждающим аккордом — аргентинским танго, в которое вовлечены все участники. Почему аргентинским? Потому что там, в Буэнос-Айресе, в посольстве работает бывший киббуцник Яша Зискинд. Кем? Конечно послом, кем же еще? Так вот он и должен был помнить, где эта чертова ктуба...
Бывшие советские граждане, озабоченные печатью в паспорте еще меньше, чем герои пьесы ктубой, воспринимают эту пьесу как кошмарное напоминание о советской бюрократической машине, которая подавляла в человеке достоинство, гордость и самоуважение. Не случайно в народе ходила поговорка: "без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек".
Человеческую комедию, написанную израильским писателем, поставил профессиональный режиссер Виктор Топаллер, телеведущий компании RTVi. Сохранив самобытный израильский колорит пьесы, очаровательный юмор, ее смысловые оттенки, он сделал ее узнаваемой для русскоязычной аудитории. И этим самым ввел "Ктубу" в сокровищницу русской культуры. В этом — главная причина успеха этого спектакля.
Добавить комментарий