Воображаемая реальность: Картье-Брессон

Книга "Воображаемая реальность" была опубликована во Франции в 1996 году. В 1999-м появилось её английское издание. Теперь, мы дождались и русского издания книги¹.

Книга Анри Картье-Брессона закрывается своеобразной декларацией. В мире, говорит Брессон, охваченном страстью наживы, замороченном технократами и проповедниками глобализации, этой новой формы рабства, — Дружба и Любовь по-прежнему существуют.

Этот крошечный текст датирован 15 мая 1998 года, и, похоже, написан специально как послесловие к книге².

Если бы кто-то, не знающий ничего о Брессоне, открыл эту книгу, он, вероятно, подумал бы, что автор её — человек с убеждениями, молодой и страстный. Кто поверит, что такой аффектированный текст, где любовь и дружба с большой буквы, написал человек, которому через пару месяцев стукнуло девяносто?

Впрочем, тот, кто с творчеством Брессона знаком, отметит удивительную цельность и последовательность его искусства и его пути — возьмите фотографии 1930-го, 31-го, 32-го годов, а рядом положите фотографии конца семидесятых. Тот же спокойный понимающий взгляд, та же гармония форм и чувств.

Объектив Анри Картье-Брессона видит и радости, и ужасы нашего мира, но голос, рассказывающий об увиденном, звучит ровно — он не судит, а сострадает. Там, где другой — скажем, Себастио Солгадо³ — захлёбываясь в крике, грозит кулаками, Картье-Брессон лишь иронически чуть улыбнётся, но его ирония остаётся печатью, несмываемым знаком, которым он метит — в нашей памяти, в нашем сознании — событие и человека. Он смотрит так на банкиров и коммунистов, и на молодчиков, марширующих под красными флагами с портретами советских вождей, и на господина, широко раскинувшего руки с плакатом "Хрущёв убийца!", на детей, играющих возле Берлинской стены, и на детей прыгающих через скакалку у здания КГБ. Это взгляд понимания, сострадания и милосердия, и то, что за ним стоит, глубже и важнее любой идеологии.

Он видит — и даёт возможность нам увидеть — не только внешность (это может каждый фотолюбитель), не вывернутые наружу внутренности (чем занимаются фоторепортёры), а — по его собственному выражению — "внутреннюю тишину". Какие бы стены ни строились в мире и какие бы комитеты государственной безопасности ни глядели на нас оком Старшего Брата, есть только мы, эта тишина и наша смертная или бессмертная (кто как чувствует) душа. Взгляните на портрет супругов Кюри, взгляните на фотографию грузинского семейства на лугу, возле монастыря, взгляните на танцующих под портретами Ленина/Сталина рабочих, или вспомните волшебное равновесие городской сценки, внутреннюю тишину жизни, увиденной Брессоном в итальянском городке Аквила дель Абруцци.

* * *

Эту книгу интересно читать, но не стоит надеяться, что, перевернув последнюю страницу, вы узнаете наконец все секреты искусства Брессона. Или многие из них. Или — хотя бы один единственный секрет. Искусство Анри Картье-Брессона, как и всякое настоящее искусство, нельзя перевести на другой язык (в данном случае, на язык слов) — его можно только постичь.

Книга состоит из трёх разделов: "Камера как блокнот для эскизов", "Время и место" и "Фотографы и друзья". Это — предисловия Брессона к своим собственным альбомам, либо предисловия к книгам друзей или тексты в несколько строчек, вроде послесловия — или записи о портрете, помеченной 18 января 1996 года, о том, как трудно добраться до "внутренней тишины" и что для этого вы должны расположить свою камеру где-то "между рубашкой и кожей" портретируемого.

Ядро книги составляют два эссе: одно трёхстраничное, 1976 года, давшее название сборнику, и второе, занимающее четверть книжного объема, возникшее в 1952 году как предисловие к альбому "Решающее мгновение"⁴.

Выражение это, "решающее мгновение", вычитанное Брессоном у кардинала де Реца, исчерпывающе описывает метод его работы. Впрочем, так же исчерпывающе описывают метод Брессона и совет расположить камеру "между рубашкой и кожей", и предложение искать "внутреннюю тишину". Или ставшая хрестоматийной фраза о том, что фотограф должен в долю секунды осознать смысл происходящего, и визуальные компоненты, из которых наше сознание "формирует" этот смысл — для этого, говорит Брессон, "нужно поместить свой мозг, свой глаз и своё сердце на одну ось".

Все эти метафоры давно уже заняли место в искусствоведческих томах, и любой человек, мало-мальски интересующийся фотографией, знает их наизусть. Никаких других "секретов мастера" вычитать из этой книги невозможно. И если кто-нибудь спросит: "А как увидеть внутреннюю тишину? Как поместить свой мозг, глаз и сердце на одну ось? И где она сама эта ось, на которую их требуется нанизать?" — если кто-то попросит не метафорических, а практических советов, боюсь, он не найдёт того, кто сможет ему ответить.

Тот, кто выложит несколько сотен рублей или несколько десятков долларов за книгу "Воображаемая реальность" в надежде узнать, как делать искусство, истратит свои деньги зря. Прочитав дневники Дюрера, записные книжки Леонардо, письма Ван-Гога или Пушкина, или Томаса Манна, вы не узнаете, как делать искусство, потому что этого не знают и сами художники. Как сделано искусство — другой вопрос, об этом можно толково и остроумно порассуждать, глядя на рисунки Леонардо или на фотографии Картье-Брессона, но десять, сто или тысяча тончайших наблюдений над искусством существующим, ни на йоту не приблизят вас к рецепту, по которому можно будет создать новое произведение.

* * *

Советскому жителю — которому мало что доставалось как само собой разумеющееся — легко датировать определённые впечатления. Я знаю довольно точно, когда в мою жизнь вошло искусство Брессона — мне было то ли девять, то ли десять лет. Вот он, мой первый альбом фотографий Картье-Брессона, лежит сейчас передо мной на столе. Он издан в Праге в 1958 году (на самом деле не первый, а его дубликат — первый у меня зачитали, и в 1966 году я добыл вместо него такой же, но речь не об этом). Я хочу сказать, что считаю себя поклонником Брессона с полувековым стажем, и, конечно, я уже знал почти все эти эссе, но сейчас, взяв в руки книгу, я прочитал её от начала до конца, не отрываясь.

Книга "Воображаемая реальность" — не о том, как сделать искусство и не о том, как сделано искусство, а о том, кто делает искусство. Это книга об Анри Картье-Брессоне.

Меня, например, всегда занимали связи Брессона с сюрреалистами и сюрреализмом. И то, что бросается в глаза — мир как театральная сцена, взаимоотношения жизненной пьесы и задника, почти декорации; и то, что лежит в основе брессоновского метода — интуитивность, вполне синонимичная (учитывая с юности приятельские связи) с автоматизмом, прокламируемым сюрреалистами.

В очерке об Андре Бретоне, вошедшем в книгу, я нашёл такие слова: я признателен сюрреализму, говорит Брессон, "за то, что он научил меня проникать посредством фотообъектива в завалы бессознательного и случайного". Это написано в 1995 году.

Тексты этой книги интересно рассматривать через временную сетку.

Посетив в 1963 году Кубу по приглашению поэта Гильена, Брессон написал небольшой очерк для журнала "Лайф". Старый друг Николас Гильен был в это время функционером кубинского МИДа, но Брессон встречался и с Че Геварой, и с Кастро, ходил по улицам, разговаривал с людьми, читал газеты (Картье-Брессон знал испанский) и привёз с Кубы не только образцы клишированной, глупой и агрессивной марксистской пропаганды, но и представление о том, что коммунистическая идеология хороша там для будних дней, а воскресенье люди оставляют для себя. "Люди здесь беззаботны, любезны, полны юмора, но, повидав много разного, они научились лукавить. Как бы там ни было, их нелегко превратить в стойких приверженцев коммунизма".

Человек, половина друзей которого коммунисты, заканчивает свой очерк на площади, где молодой густобородый, задорный Фидель произносит речь: "Как скромный обозреватель-француз, замечу, что на исходе третьего часа его речи женщины продолжали трепетать в экстазе. Однако, смею добавить, что все эти три часа мужчины спали".

Это привычный нам голос Брессона — спокойный и понимающий.

Но если вы сегодня откроете то самое знаменитое эссе "Решающее мгновение", вы услышите взволнованный почти незнакомый голос — впервые заговорив о фотографии, Брессон стремится очертить свою территорию и даже уколоть неназванных — риторических — оппонентов. Соракачетырёхлетний Картье-Брессон — эссе написано в 1952-м — звучит очень молодым, ополчаясь на тех, у кого нет уважения к реальному освещению (снимают со вспышкой), на тех, кто вырывает людей из среды их обитания (снимает в студии). Фотограф должен, фотограф не должен... — вы удивитесь частоте появления этих слов. Я хочу сказать — вы почувствуете характер и темперамент.

Эта книга немало расскажет вам об интересном человеке по имени Анри Картье-Брессон.

Но для того, чтобы увидеть великого художника Брессона, надо отправиться в галерею или в музей (в зависимости от того, где вы живёте) или открыть его альбомы.

* * *

Замечательно, что "Воображаемая реальность" появилась теперь по-русски. Но вот, что странно — в России по сию пору не издано, насколько я знаю, ни одного альбома фотографий Брессона, и творчество его известно даже интересующимся лишь понаслышке. Москвичи видели выставку, даже, кажется, две, а как насчёт остальной огромной страны? Мутные бессистемные картинки на Интернете? Хотелось бы, чтобы такая книга, как "Воображаемая реальность", помогала понять Картье-Брессона, а не заменяла его искусство словами, даже если это слова, написанные самим мастером.

Кое-что я хотел бы добавить и о словах. Надо сказать, что не раз и не два я спотыкался, читая русский текст, и доставал с полки английское издание книги, чтобы убедиться — Галина Соловьёва не всегда понимает смысл фразы, которую она пытается перевести. Конечно, Соловьёва переводила с французского оригинала, а я сравниваю с английским переводом. Но, во-первых, английский перевод был авторизован самим Картье-Брессоном (который, кстати, пронумеровал и подписал первые сто экземпляров тиража), а во-вторых, мы говорим сейчас не об английском и французском языках, а о русском.

Вот вам пример. В заглавной статье Брессон пишет о том, что фотографирование для него — это одновременное, в долю секунды, осознание события и его визуального выражения. Это значит "поместить свой мозг, свой глаз и своё сердце на одну ось". Так в английском тексте. У меня нет под рукой французского издания книги, чтобы проверить, но, повторяю, английский текст авторизован Брессоном.

В русском же переводе весь абзац о распознании события пропущен, но оставлен вывод, который звучит так: "Когда фотограф наводит видоискатель, линия прицела проходит через его глаза, голову и сердце".

Выглядит как бессмысленный набор слов, не правда ли? Откуда взялся прицел? Как можно навести на что-нибудь видоискатель? Видоискатель — это то, через что смотрят. Понятно, это оптическая система, имеющая, так сказать, вход и выход. Но по-русски можно смотреть через видоискатель, можно увидеть через видоискатель, можно прижаться к видоискателю, но его нельзя ни на что навести. Наводят либо камеру — так уж устроен наш язык, — либо объектив.

К сожалению, в русском издании книги полно подобных фраз.

---

¹ Анри Картье-Брессон "Воображаемая реальность", Лимбус-Пресс, СПб-Москва, 2008, 128 стр. Перевод с французского Галины Соловьёвой.

² Или как предисловие — в английском издании он вынесен в предисловие.

³ Сравните альбом Салгадо "Рабочие" и альбом Брессона "Человек и машина".

⁴ Галина Соловьёва переводит это название как "Решающий момент", но в России, начиная с первой публикации о Брессоне — полвека назад, уже сложилась традиция называть эту книгу "Решающее мгновение", и мне не кажется осмысленным менять его на новый, с моей точки зрения, худший вариант.