police-adjective-dragos-bucur-as-cristi-2009-ifc-films.jpg
В советское время кинематографа Румынии как бы не существовало. Хорошее кино делали в Польше, Венгрии, Чехословакии. А из Болгарии, ГДР и Румынии живых голосов почти не доносилось. Объяснить это трудно, даже невозможно, но это так.
И вдруг, в начале 21-го века, кинематограф Румынии взорвался фейерверком талантов. В нем откуда-то взялось молодое поколение, которое принялось удивлять мир. Сперва появились короткометражные фильмы, завоевавшие премии на фестивалях в Берлине, Венеции, Каннах. Затем полнометражные.
2005 год — "Смерть господина Лазареску" режиссера Кристи Пуйю награждена премией Un Certain Regard ("Особый Взгляд") в Каннах.
2006 — дебют Корнелиу Порумбойю "12:08 к востоку от Бухареста" получает в Каннах "Золотую Камеру".
2007 — впервые в истории Румыния удостоена высшей каннской награды — Золотой Пальмовой Ветви — за фильм Кристиана Мунгиу "4 месяца, 3 недели и 2 дня".
Не только французы признают достижения румынского кино. Молодых кинематографистов награждают Канада, Испания, Швеция. В Америке картина "4 месяца, 3 недели и 2 дня" получает премии критиков Нью-Йорка, Чикаго, Лос-Анджелеса, штата Огайо и национального общества кинокритиков США как лучший иностранный фильм. И только комиссия по присуждению "Оскаров" блистательно позорится, даже не включив его в список претендентов на премию. Рецензент "Лос-Анджелес таймс" Кеннет Теран разразился тогда возмущенной статьей, фактически обвинив членов комиссии в глупости и неспособности понять кино, выходящее за рамки их рутинного мышления.
Фильм "4 месяца, 3 недели и 2 дня" произвел на меня тогда незабываемое впечатление. Эта жуткая история о том, как в социалистической Румынии одинокая женщина пытается сделать запрещенный аборт, и как ей помогает ее подруга, оказался вовсе не социально-критическим памфлетом, а исследованием человеческой натуры, ее неописуемой низости и столь же неописуемого благородства. Сейчас, посмотрев "Полицейский, прилагательное" Корнелиу Порумбойю, я снова почувствовала: главное содержание нового румынского кино — отчаянная, страстная жажда человечности. Жажда правды, сострадания, добра, совести — всего, что много лет подавлялось и душилось преступной властью — вырвалась наружу с огромной силой.
Позволю себе небольшое отступление. Моя мать была актрисой, много снималась в 20-е и 30-е годы. Жили мы вдвоем. До войны — в Ленинграде. Мама ходила в Дом кино на закрытые заграничные просмотры и про некоторые фильмы мне рассказывала, хотя я тогда была еще в блаженном дошкольном возрасте. Помню, например, как ее напугал шедевр немецкого кино "Кабинет доктора Калигари" про злодея, посылавшего на преступления человека под гипнозом. Однажды она вернулась задумчивая и сказала, что видела американский фильм "Дикая кошка из Аризоны". Теперь-то я знаю, что это была всего-навсего третьестепенная комедия — вестерн 1939 года малоизвестного режиссера Лидза, попавшая к нам на просмотр, скорее всего, из Финляндии, где она была в прокате. Впоследствии из рецензий я выяснила, что действие фильма происходило в 1870 году на "диком Западе". Героиня, Мэри, случайно узнавала, что ее приемный отец в молодости был предводителем банды, которая грабила богатых и все раздавала бедным. Потом все бандиты остепенились и стали уважаемыми гражданами. Но в городке есть плохой шериф, который когда-то убил безвинного человека и преследует его сына Кларка. Мэри защищает Кларка, мобилизуя бывших бандитов, и добро торжествует над злом. Сюжет мама не стала мне пересказывать. Но видно было, что фильм запал ей в душу. Вздохнув, она сказала: "Он такой человечный..." Это мне тогда, конечно, было непонятно. Но фразу я запомнила — столько чувства было в нее вложено!
Сама-то моя бедная мать снималась совсем в другом кино. Как-то мы с ней в который раз перебирали ее единственное богатство — фотографии из фильмов, хранившиеся в потрепанном чемодане. Дошли до снимка из немой картины "Борьба гигантов". На земле лежал человек, а мама с лицом, полным горя, стояла возле него на коленях. "Не позволил мне плакать", — вздохнула мать. "Кто не позволил?" Она назвала известного в ту пору режиссера. Оказалось, что это был фильм о классовой борьбе в какой-то не названной капиталистической стране. Мама, с ее не совсем пролетарской внешностью, играла пролетарку, но иностранную. На земле лежал ее жених-забастовщик, погубленный буржуазной полицией. Плакать режиссер запретил. "Но как же так? — осмелилась подать голос моя робкая мать — Ведь это мой любимый человек. Его убили. Что же мне играть?" "Играйте, что на место одного павшего борца встанут тысячи новых", — ответил режиссер жестяным голосом.
Когда в конце 50-х годов мы стали потихоньку — о, как потихоньку! — опоминаться от сталинского кошмара, оказалось, что некоторые слова вышли из употребления. Однажды мне пришло в голову, что мы совсем не пользуемся словом "благородство", и мои друзья со мной согласились. Когда исчезают явления, то отмирают и называющие их слова. Между прочим, я тогда не знала, что Сталин, редактируя текст гимна Михалкова-Эль Регистана, увидел там выражение "союз благородный". Вождь сделал недовольную пометку на полях: "Ваше благородие?" Других ассоциаций с этим словом у него не было, и его удалили из гимна. В 60-ые годы в обиход стали осторожно возвращаться слова "доброта", "милосердие", "жалость" (Ведь дурацкую реплику из пьесы "На дне": "Не жалеть человека — уважать его нужно!" — вдалбливали в нас как высшую мудрость вселенной). Помню, как мой старший коллега, известный киновед, человек, прошедший войну, задумчиво промолвил: "Почему это буржуазный гуманизм — любовь, а наш — одна сплошная ненависть?" Свидетелей при этом разговоре, конечно, не было...
Румыны избавились от социалистического ужаса в 1989 году. И спустя полтора десятилетия их киноискусство буквально закричало хором молодых голосов о том, что нет никаких буржуазных и пролетарских гуманизмов, а есть только человечность и бесчеловечность. И это и есть предмет кинематографа.
Герой "Полицейского" — молодой оперативник Кристи из провинциального городка. Обычный парень в обычной куртке, с челочкой — и не догадаться, что он мент. An undercover cop, по-американски. Работа у него скучная, без погонь, драк и перестрелок. В начале фильма нам демонстрируют эту скуку — Кристи очень долго идет по улице вслед за своим "подопечным". Да и подопечный-то не матерый преступник, а школьник. И преступление состоит в том, что подросток вместе с еще одним парнем и девчонкой тайком курят на улице гашиш. А когда они уходят учиться, Кристи подбирает окурки и несет в лабораторию. Все дела.
Начальство велит поскорее замести курильщиков, которых посадят. Ясно, что повысится процент раскрываемости преступлений, хотя впрямую об этом не говорят. Но одного из парней не посадят, потому что он настучал, что другой курильщик этим гашишем торгует.
Кристи — человек спокойный и покладистый. Это показано в сцене его прихода домой, к молодой хорошенькой жене, с которой они недавно сыграли свадьбу. Она не встает навстречу, потому что занята. Сидит у компьютера, и тот орет ей во все горло одну из самых кошмарных, пошлейших поп-песен, которую нашли авторы фильма. А она наслаждается и слушает вновь и вновь переливы оркестра и завывание о том, что "как нет моря без солнца, как нет поля без цветка, так нет и меня без твоей любви". Кристи песня кажется идиотской, да и громкость можно бы уменьшить, но жена любимая, хорошо готовит и вообще культурная — она учительница. Вот он и садится есть свой одинокий ужин под аккомпанемент оглушительной попсы, которая скрашивает досуг супруги.
Но, оказывается, этого покладистого мента что-то беспокоит. Он все больше подозревает, что юный стукач, холеный мальчик из зажиточной семьи, донес на товарища, чтобы замести следы. Он и есть торговец наркотиком, а сваливает это на другого, попроще и победнее. Кристи хотел бы не спешить, докопаться до правды, чтобы не отправить за решетку и не сломать жизнь тому, кто виноват меньше. Он тянет, запрашивает документы из архива. Ждет приезда брата подозреваемого, тот может внести какую-то ясность. На работе его коллегам все равно. Архивистке лень лишний раз спуститься в подвал. Сотрудника паспортного отдела раздражает Кристи с его просьбами — кто он такой, чтобы тут распоряжаться? А Кристи просто хочет, чтобы все было по совести. Жалко ему мальчишку, с которым он даже не знаком, да и нас с ним не знакомили. Но начальству эти его сомнения ни к чему.
В потрясающе придуманной сцене, где казнят совесть, ничего особенного не происходит. Просто начальник приказывает секретарше принести толковый словарь. И велит вызванному на ковер Кристи читать вслух слова: "Совесть", "Мораль", "Закон" и "Полицейский". И обнаруживается, что в статьях "Закон" и "Полиция" нет никаких упоминаний про совесть и мораль. Они к ней никакого отношения не имеют. Начальник проводит свою воспитательную акцию вроде бы бесстрастно, но с тайным наслаждением. (Его превосходно играет Влад Иванов, который исполнял роль жуткого абортмахера в фильме "4 месяца,3 недели и 2 дня"). Экзекуция заканчивается полным успехом. Кристи больше не будет сомневаться...
Это "минималистское" кино, скромное и сдержанное, но богатое мыслью, рассчитано на понимание и "сотворчество" зрителя. Румынское киноискусство, конечно, будет меняться. Но будем надеяться, что эта новая, самобытная школа, заставляющая вспомнить кинематограф великих поляков Анджея Вайды и Кшиштофа Кишлевского, навсегда оставит в нем свой глубокий след.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ, ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ
Police, Adjective
Art houses
Режиссер и сценарист Корнелиу Порумбойу
*****
***** — замечательный фильм
**** — хороший фильм
*** — так себе
** — плохой фильм
* — кошмарный
Добавить комментарий