Писатель Джозеф Конрад давно признан классиком новой английской литературы. Он прожил удивительную и поучительную жизнь, которая, по существу, вместила в себя целых три жизни. Потому автор книги о нем — профессор Фредерик Карл, так и назвал ее: “Три жизни”.
 |
Начнем с того, что для Джозефа Конрада английский язык не был родным. Более того, он даже не знал его до двадцати лет.
...3 декабря 1857 года в Бердичеве, на Украине в семье польского шляхтича Аполло Коженевского родился сын, которого в честь его именитых дедушек назвали Юзеф Теодор, и к этим двум именам прибавили третье — Конрад, в честь героя поэмы Адама Мицкевича “Конрад Вадденрод”. Время было тревожное. Вольнолюбивые поляки (постоянная головная боль Российской империи) никак не желали смириться со своим подневольным положением. Они тайно волновались и открыто бунтовали, лелея мечту об отделении Польши от России и создании независимого польского государства. Отец будущего писателя — Аполло Коженевский, был среди самых горячих и отчаянных польских патриотов. Он принял участие в Польском восстании 1863 года, был арестован и сослан в Вологду. Его жена и маленький сын последовали за ним в российскую глухомань, в забытый Богом и людьми край, где лютовали долгие, темные зимы, а летом скупое солнце едва успевало согреть промерзшую землю. Хрупкая изнеженная пани Коженевская умерла через год. Отец был человеком образованным, с широкими интересами и определенными литературными способностями. Однако близости между ним и сыном не вониклo. Мальчику претила экспансивность отца и его пылкая экзальтированность. Чужд был сыну и религиозный фанатизм отца. Лишенный общества своих сверстников, мальчик замыкался в себе, и единственной связью с миром стали для него книги, которые он читал запоем. Заботы о нем взяла на себя семья его покойной матери. Он переехал в Краков, потом в Варшаву. Получил хорошее образование, и ничто не давало повода предположить, что в жизни этого замкнутого юноши может произойти что-нибудь необыкновенное.
Но вот в 17 лет Юзеф Теодор Конрад Коженевский сел на поезд Краков-Вена, в Вене пересел на другой поезд, который довез его до Марселя, где он поступил юнгой на французское судно! Через три года он уже плавал на английских торговых судах.
Шестнадцать лет бороздил он моря и океаны, побывал в далеких, мало кому ведомых в те времена уголках земли, встретил сотни людей, чьи жизни были готовыми приключенческими романами. Его тянуло к письменному столу, к перу, к бумаге. Мучительно хотелось запечатлеть все, что он видел и узнавал. Он начал писать. Писал по-английски — на международном языке мореплавателей, которым владел “для себя”, не имея никакого представления о качестве написанного. И как это бывает, в австралийском порту Аделаида на борт судна, где служил Юзеф Конрад (в то время уже капитан!), сел знаменитый английский писатель Джон Голсуорси. Опытный мореплаватель, он же начинающий писатель, показал Голсуорси написанный им роман “Причуды Олмейера”. Писателю роман понравился, он высказал о нем свое вполне положительное мнение. Этот отзыв сыграл решающую роль в том, что Юзеф Теодор Конрад Коженевский второй раз круто изменил свою жизнь.
Он расстался с морем, поселился в Англии, женился и начал жизнь профессионального писателя, которого очень скоро мир узнал под именем Джозефа Конрада.
“Большую часть моей жизни я провел между небом и водой и теперь живу так одиноко, что порой кажусь себе странным существом, с тупым упорством, прилепившимся к заброшенной планете, которую давно оставила ее прекрасная команда”, — писал Конрад одному из своих немногих друзей. И в этих исполненных драматизма строчках как бы скрыто признание, что писатель не может оторвать себя от долгого опыта морской жизни, что впечатления, полученные им в морских путешествиях, требуют выхода в мир, на бумагу.
В литературе о Джозефе Конраде (кстати, не очень обширной) так и принято утверждать, что Конрад как писатель сложился под влияниям впечатлений, полученных им за годы скитаний по морям и океанам, в далеких экзотических странах. Однако Фредерик Карл, автор новой книги о Конраде, поставивший в ней вопрос: “Как человек становится писателем?”, — отметил, что такое объяснение появления феномена Джозефа Конрада в английской литературе представляется ему неполным и неточным. Он пишет: “Конечно, путешествие в Конго породило в мореплавателе желание начать писать и дало ему те впечатления о человеке и человеческой жизни, которые он выразил в своих произведениях. Но это только одна составная той силы, которая вытолкнула писателя из мореплавателя. Не менее важную роль в этом процессе сыграло все то, что Конрад наблюдал в Польше и России. Иными словами, пережитое в детстве и ранней юности как бы соткало основу жизненной философии и мировоззрения писателя, на которую все увиденное, испытанное, услышанное в плаваньях нанесло свой яркий и живописный узор”. Без глубокого постижения опыта жизни писателя в Польше и России нельзя правильно понять и оценить ту странную противоречивость, которая пленяет в его произведениях, то манящее и горькое, что является неотъемлемым “конрадовским”. По мнению Фредерика Карла, именно негативные ощущения, порожденные в нем российским и польским опытом, в кругу представителей элиты, растрачивавших себя в страстных спорах и пылких мечтах, не находивших в себе сил преодолеть обстоятельства, обрекавшие их на бездействие, способствовали формированию положительного идеала Конрада. Его герой всегда отщепенец, изгой, не сумевший найти своего места в окружающей его среде. Он ищет опасностей, острых ощущений. Его влекут чудеса и тайны. Он обязательно человек активного действия, но принимающий жизнь и людей такими, каковы они есть. Анализируя “польские годы” Конрада, Карл видит и полную логическую обоснованность в решении молодого человека “уйти в море”. Этот поступок — результат не только чтения приключенческих романов, горячивших юное воображение, но и смутного понимания необходимости вырваться из жизни, которая противоречила всему его существу.
За 30 лет своей писательской жизни Джозеф Конрад написал 15 романов и выпустил семь сборников рассказов. Среди них такие всемирно известные произведения, как: “Лорд Джим”, “Изгнанник островов”, “Побег”, “Ностромо”, “Сердце тьмы”. В этих произведениях пленяет странное, казалось бы, сочетание причудливой экзотичности с трезвым видением настоящей жизни, при котором описание головокружительных приключений соединяется с обнажением глубин человеческой природы: глубин отчаяния, падения, жестокости.
Интересно, что в СССР Джозефа Конрада почти не знали. Его переводили и печатали в 20-х годах, но уже в мое время блюстители сознания, определяемого “социалистическим бытием”, посчитали, что произведения Конрада “не нужны простому советскому человеку”. В писателе им было чуждо и опасно все, в особенности, его подлинный гуманизм, умевший и стремившийся в любом человеческом существе, в конечном счете, увидеть человека. Но еще страшнее представлялся его фатализм. Как было однажды замечено, для Конрада жизнь человека — “это хождение по краю чуть затвердевшей лавы, грозящей каждое мгновение взорваться”. Словами самого писателя это выражено так: “Да, человек не властен над своей судьбой, но в его власти в любых обстоятельствах оставаться человеком, быть верным, надежным и делать свое дело”. Все это было ни к чему советским людям, от которых требовалось оставаться винтиками в жирных пальцах мастера за кремлевскими стенами и его присных. Каким прикажут, таким и надо быть. Таков идеал! Ничего не могу сообщить, как обстоит дело с Конрадом в сегодняшней России. Может, и издают...
Умер Джозеф Конрад 3 августа 1903 года. Последние годы он страдал от ревматизма и малярии — тяжкого дара черного континента. Но едва наступало облегчение, он брался за перо — спешил закончить свой последний роман “Надежда”. Уже будучи прославленным писателем, читаемым во всем мире, он жаловался, что писать ему трудно, что он терзается над каждой строчкой и сомневается в каждом слове, “каждый раз в смертельной схватке с языком, которым я, как мне кажется, не владею, зато он владеет мной”. Что можно сказать? Настоящему художнику всегда трудно, он всегда в сомнении, всегда страдает от того, что не может до конца воплотить явившийся ему замысел и достичь идеала, который маячит в воображении. Кстати, недавно я перечитывала роман Джозефа Конрада “Секретный агент” и упивалась его английским языком. Такое наслаждение погружаться в языковую вязь его письма!
Если произведения Конрада во многом биографичны и порождены его необыкновенной жизнью, то про него самого можно сказать, что он во многом похож на своих героев. Он сам всегда был “человеком дела”, упорным тружеником, создателем своей жизни, сущность которой ничто, пожалуй, не выражает так лаконично и четко, как строки Герберта Спенсера, высеченные на его могильном камне: “Прекрасны: сон после наслаждения, тихая гавань после штормового моря, покой после волнений, смерть после жизни”.
Добавить комментарий