См. также статью Юлии Добровольской «Скрипка Нины Бейлиной» в этом номере «Чайки»
dobrovolskayua.jpg
— Хочу. Юля рисковала своей свободой, когда пересылала мне эти скрипки. Это было опасно — вывоз ценных вещей карался законом.
— Вы не к тому говорите, что это было напрасно, нет? Скрипки до вас дошли? Пригодились?
— Слушайте. С первой скрипкой, присланной Юлей, уже будучи в Нью-Йорке, я пришла к Жаку Франсе — это знаменитый француз, который занимался продажей редких скрипок. И он сказал, что это не скрипка, а “cigar box”, коробка из-под сигар. Юля рисковала из-за нее жизнью, в России я играла на ней концерты, но в сравнении со здешними стандартами, это было “не то”.
Теперь я должна сделать небольшое отступление. В начале эмиграции, в Италии, один итальянец привел меня с сыном в ресторан Toscana, известный своими аргентинскими стейками. Я заказала изумительный “fiorintino” и, хотя не пила, опьянела от вкуса мяса, даже мой пятилетний сын Мики съел кусочек этого кровавого бифштекса. Мне запало это в голову. Год прошел, я уже в Америке, со мной этот “сигарбокс”, я уже в менеджменте.
— Что это значит?
— Меня взял к себе для устройства концертов очень большой менеджер — Шелдон Голд. Кроме меня, у него были еще Айзик Стерн, Перельман, Цукерман и Гидон Кремер. Всё. 5 скрипачей.
— Как вы к нему попали?
— Очень просто. Я играла прослушивание как девчонка — и попала к нему.
— Дебютный концерт в Нью-Йорке, сделавший ваше имя известным в Америке, вы на “сигарбоксе” играли?
— Что вы! Жак Франсе сказал: “Тебе нельзя играть на нем” — и дал мне на 3 недели скрипку Гварнери. А дальше было так: звонит итальянский импресарио Эми Морески и предлагает концерт в базилике Santa Cecilia в Риме. Базилика II века. Оркестр — один из лучших в Италии. Базилика такой конструкции, что посылает звук в публику. И вот я со своим “сигарбоксом” играю здесь концерт Мендельсона. Знаю, что на этой сцене с этим оркестром выступали и Хейфец, и Крайслер — все лучшие скрипачи. Они играли на Гварнери, на Страдивари, а я...
Но я, представьте, сумела сделать так, что мой “сигарбокс” звучал...
— Как Гварнери, угадала?
— Да. Музыканты из Santa Cecilia после концерта окружили меня и спрашивают: “Какой у вас Гварнери? Какого года?” Я чувствую, что попала... И начинаю плести историю. Я не очень хорошо говорю по-итальянски, но меня понимают. Я говорю: “Нет, это не Гварнери, это... — и тут мне в голову пришел аргентинский стейк, — это Андреа Фьоринтини”. Само собой выскочило это имя, а дальше я уже продолжаю: “Фильо” (сын) того-то, “алуньо” (ученик) того-то”, — все по-итальянски. Вон у меня на стене висит “скрипичное дерево” (кивок в сторону стены), и я в ту минуту была в контакте с этим деревом, фантазировала на его основе...
— Так и поверили?
— Поверили, все же солистка говорит. Но в конце концов, я рассмеялась — поняла: придут они домой, посмотрят на “скрипичное дерево”, не найдут на нем никакого Фьоринтини... И я им сказала, что это “сигарбокс”, а вовсе не какой-то заслуженный инструмент.
— Что стало с этой скрипкой?
— Через какое-то время я ее продала.
— Ю.А.Добровольская тем временем прислала вам вторую скрипку.
— Да, но это уже новая история.
История со скрипкой № 2
— Итак, вы получили вторую скрипку из рук Паоло Грасси, который обставил этот момент театрально.
— Вхожу в артистическую — смотрю: огромный букет роз и коробка с лентами — Юлина упаковка куклы. Из этой упаковки достала скрипку — и разрыдалась.
— А лукавец Паоло стоял в сторонке и наблюдал за эффектом?.. Что это была за скрипка? На этот раз — “именитая”?
— В России ее коллекция оценивала как Гранчино. Я ее купила в последнюю секунду, перед отъездом, думая, что эту настоящую итальянскую скрипку можно будет продать, чтобы купить “кусок хлеба”. Привожу эту скрипку из Италии в Нью-Йорк — и опять иду к тому же Жаку Франсе, который считается здесь первым оценщиком.
— Кроме Жака, были и другие оценщики?
— Конечно, но я предпочитала его, он был большим моим другом и, что немаловажно, не брал с меня денег за консультацию. Для француза это кое-что.
— Не делец?
— Делец и француз. Но для меня не жалел. Он меня все время спасал на концертах — давал играть на коллекционных скрипках. И вообще в его офисе я прошла настоящий университет.
— На каком “факультете”?
— На “факультете звукоизвлечения”. У него в офисе были сложены 3-х миллионные скрипки, 4-х миллионные: Страдивари, Амати, Гварнери. Совершенно изумительные были инструменты, его собственные и на продажу. Он знал, что я хорошо могу извлекать звуки — и давал мне поиграть, чтобы я разыграла инструмент и чтобы он послушал. И я получила образование высшей категории.
— И чем закончился ваш визит к Жаку Франсе на этот раз?
— Я протянула ему скрипку, сказала, что это Гранчино, что заплатила за нее в России 10 тысяч рублей. Он смотрит и говорит: “Ниночка, я должен вас огорчить — это немецкая скрипка”.
— А немецкая — значит, уже другого класса?
— Да. У итальянцев было то, что они практически выбросили в мусорную корзину. Секрет консервации дерева.
— Он не сохранился?
— Не сохранился. Короче говоря, я шла от Жака и рыдала.
— А он не мог вам сказать: “Нина, возьмите одну из моих скрипок!”
— Жак мне их давал, но на время. Это же не то, что иметь свою скрипку. Совсем другое дело! Но история на этом не закончилась.
Конец истории скрипки № 2
— Все же странно — в России ваша скрипка была в коллекции, ее считали итальянской, а ваш Жак назвал ее немецкой...
— Жак говорил: “В России даже настоящую икру не умеют отличать от подделки”. Он плохого был мнения о России.
— И что сталось с этой второй скрипкой — продали?
— Чтобы продать, нужно иметь сертификат, скрипичный паспорт, с фотографией. А у меня на эту скрипку сертификата не было. Жак бы мне его не дал, нужно было нести ее к какому-то другому знатоку. И вот я несколько лет возила ее туда-сюда. Один знаток в Филадельфии сказал мне, что это Гранчино, но нашел в ней большую трещину. К несчастью, я не сделала паспорт у него. Был бы паспорт... И вот я поняла, что продать ее нельзя; к тому времени вырос мой сын, Мики, Эмиль Чудновский, и я дала ему эту скрипку играть.
— И она звучала?
— Звучала замечательно. Мы сделали большой ремонт, и она стала замечательно звучать. Он на ней и сейчас играет. Под вопросом, Гранчино это или нет, но все восхищаются звучанием.
— Может, дело в чем-то другом?
— Вот я вам сейчас расскажу мою теорию.
Чем звучит скрипка — теория Нины Бейлиной
— Итак, скрипка звучит...
— Вначале я должна рассказать одну историю. Был такой знаменитый скрипач — Миша Эльман. Музыканты все его знают. Он уже умер. Был он совсем необразованный человек, но очень талантливый, у него был потрясающий звук.
Жак Франсе, который знал всех, его обожал.
— В какие годы это было?
— В 30-40-е, он вообще-то из России. У него был Страдивари. Все “умирали” от звука этой скрипки. Он доставал людей. И вот, когда он умер, один скрипач — не буду называть его имени — решил купить эту скрипку, чтобы делать то же самое.
— Не получилось?
— Не получилось. Здесь работает наш аппарат. У вас должен быть определенный контакт — сердце-уши. Ваши сердце-уши чего-то требуют от скрипки, а руки повинуются их приказам. Это очень сложный процесс — как вы достигаете искусства, как вы слышите и передаете гармонию.
— А можно ли и на “сигарбоксе” достигать того же?
— Можно. Конечно, он не помогает. Я превратила мой “сигарбокс” за те 3 года, что играла в России, в инструмент, который звучал, как Гварнери. Я в этой скрипке услышала потенцию, я ее практически сама создала, я услышала ее звук. Вот в этом моя теория. Замечательно, когда у вас Страдивари. Но это не самое главное.
Главное, чтобы вы умели услышать звук.
Думаю, что из этого интервью читатель понял, что Нина Бейлина — из тех музыкантов, которые умеют не только “услышать звук”, но и извлечь его из самого неименитого инструмента и заставить дивиться ему своих очарованных слушателей.
Добавить комментарий