До полудня оставалось несколько минут. Девушка затянула шторы, плотно прикрыла дверь и села к уже настроенному приемнику. Через несколько мгновений раздался щелчок и в эфире зазвучало:
– Всем свободным операторам! Я – «Сакраменто»! Кто слышит – ответьте!
Это был Марк из параллельного класса, высокий белокурый красавец. Марк выходил в эфир почти каждый день, его передачи Шарена слушала уже неделю. Она знала, что после дежурной переклички услышит:
– Это – для тебя, единственная и неповторимая!..
И следом польется песня про Калифорнию, самая модная в их небольшом городке. Пронзительный тенор вновь поманит ощущением свободы, позовет в заокеанские дали – туда, где можно запросто срывать с деревьев апельсины, где детей не заставляют ходить в колоннах праздничных демонстраций, где школьники не собирают в морозные дни хлопок…
Девушке захотелось прибавить громкость. Она опасливо посмотрела на дверь – и вздрогнула. На пороге стоял отец. От удивления и негодования у него даже очки съехали на кончик носа.
Почему он вернулся так рано? Как сумел бесшумно открыть дверь?..
Опустив глаза, дочь выключила приемник...
…– Полковник, потрудитесь обеспечить безопасность моей семьи, – доносились из гостиной обрывки телефонного разговора. Когда отец волновался, его грузинский акцент становился более заметным. – Город кишит радиохулиганами! Пусть они оставят в покое мою дочь! Даю вам сутки, иначе… вы меня знаете: этой проблемой займутся в Ташкенте, а если надо – и в Москве, причем уже без вас. Придумайте что хотите: самолеты из-за радиопиратов падают, поезда с рельсов сходят!..
…Марка надо было спасать.
Шарена бросилась к письменному столу и торопливо нацарапала записку.
Спустя несколько минут она уже спешила по проспекту, потом по узким старогородским переулкам к известному ей дому с общим на нескольких соседей двором. Скорее! Скорее! Она должна успеть вернуться до темноты…
На кареглазую девушку с растрепавшимися темными волосами, почти бежавшую по кривым улочкам, многие бросали любопытствующие взгляды, но Шарена их не замечала.
Вот он наконец, этот дом!.. Она не стала стучать, просто бросила в ворота записку, в которой стояло прописными буквами: «Завтра – облава!»…
В вторник милиция весь день отслеживала с помощью передвижного локатора источник радиосигнала, пытаясь засечь нарушителя. Участковые взбирались на крыши: висит антенна – значит, кто-то здесь выходит в эфир. Рубильники в подъезде по одному отключали: если музыка смолкала – оттуда идет «левый» радиосигнал...
Шарена знала: Марк никогда не был трусом. Он наверняка, несмотря ни на что, выйдет в эфир и сегодня, – скорее всего, около десяти часов вечера. Да, наверно, в это время: работа у горожан начиналась с раннего утра, поэтому и ложились рано. В девять вечера засыпали дети, а через час – и взрослые.
Она не ошиблась. В десять часов в комнате Шарены снова зазвучала посвященная ей песня...
А утром участковому позвонила соседка с жалобой на то, что минувшим вечером, примерно с десяти до одиннадцати, экран ее телевизора рябил полосами…
В полдень в квартире Шарены вновь прозвенел звонок. Скрип открывшейся двери – и голос отца:
– Поймайте его с поличным! Заткните ему рот наконец! Делайте что хотите, но найдите его и отключите навсегда его дурацкую музыку, если надо – разбейте передатчик! Гоните его из школы – куда угодно, в другой город, в колонию, в тюрьму!.. С моей дочерью его ничто не должно больше связывать!!..
Услышанное подтолкнуло Шарену к решению – пусть безрассудному, но сейчас единственно возможному для нее.
...Деревянные ворота, ведущие в коммунальный двор, оказались не заперты и громко проскрипели, словно предупреждая хозяев. Но обитателей дома в этот час не было – работала и мать Марка, еще не рабочая смена на шелкомотальной фабрике, где закончилась, а сам он, скорее всего, сейчас на стадионе.
Ржавая лестница слева вела к галерее на втором ярусе. Шарена оказалась в крохотной прихожей. Здесь пахло дымом гармалы – таким окуриванием узбеки издавна боролись с простудами и другой заразой. Сквозь запах дыма пробивалась нота одеколона «Шипр».
Еще одна дверца направо – и вот Шарена в узкой комнате холостяцкого вида, со свисающей с потолка голой лампочкой. На кровати брошена, видимо, стянутая наскоро, украинская «вышиванка», через железную спинку перекинуты брюки клёш. Столик для занятий, этажерка с учебниками, на стене – гитара... Все говорило о юности хозяина этой комнаты. Только вот почему здесь швейная машинка?.. Значит, Марк шьет себе сам? Уличный король, гроза окрестных пацанов, а занимается кройкой и шитьем!..
А вот и та самая «шарманка», ради которой девушка пришла сюда: трофейный приемник, весь в проводах, на нем красуется портрет улыбающегося Дюка Эллингтона...
А в это самое время в одну из квартир солидного двухэтажного дома звонил Марк.
Тяжелые дубовые двери открылись. На пороге стояла мать Шарены.
Несколько мгновений длилось молчание, а потом женщина, видимо, догадавшись о цели нежданного визита, улыбнулась мальчику...
Уже в просторной прихожей, куда провели Марка, чувствовался совсем не типичный для обычных квартир городка достаток: пахло лавровым листом вперемежку с дорогими духами, за приоткрытой дверцей широченного шкафа виднелись плащи, пальто, мужские и женские шляпы.
Мать Шарены проводила и оставила Марка в гостиной, объяснив, что дочь должна скоро вернуться. Мальчик оглядывался не без удивления и робости: обтянутый красной тканью абажур, кожаный диван с валиками и два огромных кресла с высокими спинками, рояль, на котором стоит портрет Любови Орловой; на столе под шелковой скатертью – диковинная ваза для цветов...
В соседней комнате тем временем послышался мужской кашель...
...Шарена ничем не рисковала. Милиция никогда не догадается и в отцовскую квартиру уж точно не нагрянет. Освоить же радиограмоту, была уверена девушка, ей не составит труда. Да, она не получала почетных грамот в радиокружке, но у нее пятерки по физике, и в «потрохах» украденной из комнатушки Марка «шарманки» – лампах, конденсаторе, передатчике – она наверняка быстро разберется. И сможет выйти в эфир сама. И еще... И еще она любит Марка. И готова уехать с ним в пустыню – временно, пока они не купят билет на самолет и не улетят в Сакраменто, вместе с двумя мамами... И папу она тоже заберет. Лучше быть нищим в Калифорнии, чем богатым здесь...
…Дверь была плотно прикрыта. Шарена снова и снова, сначала робко, потом все увереннее пробовала голос в микрофон: «Всем свободным операторам! Я – «Сакраменто»…» Именно такой хрип хищно засекали во время облав на радиохулиганов.
…– Я – «Сакраменто»! Кто слышит – ответьте!..
Грозный «Сакраменто», внезапно обретший в эфире девичий голос, стал немалым сюрпризом для многих. Но самые близкие друзья Марка и Шарены не удивлялись: последние три драматических дня многое расставили по своим местам. И показали, кто есть кто на самом деле.
…Заминка… Перекличка… И городок услышал:
– Это – для тебя! Самого смелого! Единственного...
И следом полился джаз из Калифорнийской долины. Ночную тишину многочисленных комнатушек, где приникли к своим приемникам непослушные, не желающие спать пионеры и комсомольцы, взорвали барабан, саксофон, труба, тромбон, контрабас… Шарена заставит себя полюбить и эту, непривычную, полузапретную музыку.
А может быть, однажды ей удастся объяснить ее красоту и отцу, – он такой умный, умеет понимать все на свете, – не может быть, чтобы не проникся, не почувствовал, как это здорово!.. Ведь они – папа и Марк – даже похожи во многом… И вчерашний бесстрашный визит Марка к ним в дом, чтобы объясниться, – разве не напомнило это папе тот день, много лет назад, когда сам он пришел к родителям мамы, чтобы просить ее руки?.. Историю об этом Шарена слышала много раз, знала наизусть с детства.
Нет, конечно, конечно же, папа все поймет. И не станет больше звонить тем полковникам. И однажды обязательно примет ее выбор.
Добавить комментарий