Как всегда, ужасно неожиданно, вдруг, безо всякого спросу, неизвестно зачем и, главное, почему и откуда, в Петину нестриженую голову — мама уже несколько раз звала его пойти в парикмахерскую, но стричься он не любил и увиливал — втемяшились лебеди. Птица очень гордая и красивая, спору нет, но — почему? Стал думать и размышлять дотошно, как Ваня — наверное, разница в возрасте сократилась, и сегодня он догнал Ваню тогдашнего, когда тому было на несколько месяцев меньше — так что до истины докопался. Он вспомнил лебедей в парке, которых, покусав, собаки бешенством заразили, а те, кто не сдох, покусали собак, поквитавшись, и лебединое бешенство оказалось сильней.
Ощутив нахлынувшую дотошность, свидетельствующую, что повзрослел, чему тотчас тихо порадовался, Петя стал соображать, где и как её применить. Ясное дело, надо об этих птицах поподробнее разузнать. Решив не тянуть, домашка готова, папа с мамой ещё не вернулись, и зачем их расспрашивать, когда есть интернет, по пути их пожалев — у них в детстве его не было и в помине, о бабушках-дедушках нечего говорить — повиляв в мыслях из стороны в сторону, написал Петя «лебедь», и навстречу ему чинно поплыли два белоснежных почему-то возле здания с колоннами, как будто прудов-озёр не хватает.
Петя в белых красавцев всмотрелся и прочитал на почти родном, но — удивился — понятном ему языке, что не по своей воле белые птицы плывут, а откуда — пока не известно. Зато очень даже известно: плывут они по площади города, который вода реки затопила, потому что плотину, его от реки защищавшую, ночью взорвали, и теперь людей и зверей надо спасать, уже много рыбы погибло, зоопарк затопило — не выжил никто.
Лебеди мимо памятника проплывали, из-под воды, будто из прошлого, торчала одна каменная голова, на лысине которой сидела ворона, оглядывающаяся удивлённо по сторонам: за всю свою воронью не короткую жизнь такого не видела и пыталась понять, что ей делать, как и чем прокормиться.
Вокруг памятника была огромная круглая клумба, над ней лебеди плыли, опустив головы вниз, пытаясь в мутной воде разглядеть прекрасное многоцветье. Это им удавалось не очень, и они, подняв головы, поплыли к пригорку, на котором глупой растерянной птицей угнездился фонтан, несмотря и невзирая брызгающий, как и раньше, вверх, во все стороны, то ли радуясь, что мутные воды до него не добрались, то ли веселясь, что теперь суши нет и не будет, но есть и будет только вода.
Отведя глаза от экрана, Петя представил огромного розового слона, только живого, рядом — слонёнка настоящего слоновьего цвета, в воде погибающих. Вначале вода доходит маленькому до брюха, потом до ушей, и — Петя заплакал. Хорошо, что дома нет никого, не считая слонёнка, а то Петру Петрову плакать нельзя.
Вытерев глаза, продолжил Петя до истины добираться. Оказалось, лебеди по главной площади плывут, потому что плотину взорвали намеренно и назло. Дальше не дочитал: папа с мамой вернулись, а он не хотел опять всей семье ужин испортить. Комп вырубил. Глаза ещё раз протёр, чтобы никто ничего не заметил. Язык прикусил, чтобы сдуру не выболтать.
Мама пошла на кухню ужин готовить, его позвала помогать. Кухню Петя, честно сказать, не любил, но любишь кататься — люби и пельмени лепить. Их-то и Петя, и папа, и мама — вся семья очень любила, конечно, не те магазинные, а свои, которые раз в несколько месяцев, когда морозилка пустела, мама звала их с папой дружно лепить. И — ничего не поделаешь — они, отрываясь от дел, тащились на кухню, где всё уже было готово к работе, а та не кончалась, пока все и всё белым не становилось и в морозилку, полностью её забивая, отправлялась гора, на порции разделённая.
Рецепт у мамы был очень старинный, он вёл начало, ясен пень, из Сибири, куда был сослан мамин прадедушка, плюс, кажется, ещё пару пра, Петя точно не помнил. Если мамин, значит, и Петин много раз пра жил не в их городе, а в другом, и говорил не на их языке, а на другом, и он не хотел, чтобы его страной управлял чужой царь, говоривший и думавший не на его языке. За это его отправили учиться пельмени лепить. Он научился, и теперь по его рецепту сочинённые мамой и в шесть рук под её руководством слепленные пельмени превращались в огромную гору, которая постепенно потом уменьшалась и совсем исчезала, сваренная и съеденная с маслом и уксусом, которого надо чуть-чуть, а то вредно.
Пельмени папа называл, подхихикивая, пельменя, а их семейную лепку — пельменными радениями, но, уступая угрозам пельменями его не кормить, в радениях участие принимал.
Мама позвала помогать, хотя делать, в общем-то, нечего, он и сам мог всё сделать прекрасно. Всех делов в кипящую воду аккуратно, чтобы не брызнуло, одну порцию положить, всплывут — дырковатой ложкой вытащить и разложить по тарелкам: папе — больше всего, маме — поменьше, потом ему, Пете. Не забыть масло и уксус. Всё. Кушать подано (это папино). За стол (это мамино). Он? Ещё не придумал. Когда всё сделает сам, как будет семью созывать? Надо подумать. Дотошность тут кстати, и даже очень.
Вот об этом дотошничай, приказал себе, чтобы о взрыве плотины, лебедях, затопленном зоопарке, слоне и слонёнке не думать, язык прикуси, чтобы не проболтаться.
— Ты чего сегодня смурной? — папа что-то заметил.
— Кушать хочу, несмотря на язык, прикушенный тщательно, Петя ответил, попробовав улыбнуться.
— Что-то в школе случилось? — папа не отставал, с детства не хуже Пети с вопросами цепляться умея.
— Дай ребёнку поесть, — пришла мама на помощь, хотя вовсе не факт, что после еды начатое папой цепляние она не продолжит, несмотря на то что о школе знала не только от Пети: с училкой сегодня битый час — и кто его бил? — говорила. Но тогда Пете язык прикусывать ещё было не надо: лебеди в нестриженую голову ещё не втемяшились.
— Ты куда столько уксуса? — отвлекаясь от Пети, мама на папу набросилась.
Петя попробовал пельмень наколоть, но тот от вилки лягушкой упрыгнул, они хоть и противные, но наверняка тоже погибли, когда плотину взорвали.
— Пётр, ты что пельмень не можешь словить? — папа сегодня решил его доконать.
— Ты в порядке? — мама, вытерев губы, ему температуру померяла, — вроде бы нет.
— Ешь быстрей, пойдём вместе в интернете полазим, — от папиных слов, хотя он это дело любил почти так, как вместе беситься, Пете совсем поплохело.
— Не охота.
— Что не охота, есть или лазить?
— И есть и лазить.
— Ты что от Вани письмо получил? — то ли мама, то ли папа, то ли вместе, действительно, в последнее время все несчастья в Петиной жизни случались от Ваниных писем.
— Нет, — Петя с огромным трудом, прикусив язык, сдерживался, чтоб не заплакать.
Надувной пустой человечек, такой, как у входа в супер, куда они ходят, вдруг дико раздулся, в его руках вздулся огромнейший молот, которым тот лупил по земле, пока несметные воды, всё затопляя, не хлынули, всё живое погибло, мёртвые слон и слонёнок, розовый и слоновьего цвета, плыли среди других мёртвых зверей вслед за живыми гордыми прекрасными белоснежными лебедями, а на лодках вслед за этой чудовищной стаей, мёртвой-живой, плыли работники зоопарка — Петя не мог разобрать: живые ли?
Петя держался-держался, ещё пробовал-пробовал пельмень наколоть-наколоть, тот убегал-убегал, и — его затрясло, втемяшившееся из него, разрывая горло, всхлипывая, рванулось, со стула в воздух подбросило и больно швырнуло,
Опять семейный ужин испортил.
Когда, мамой едва успокоенный, Петя, поджав ноги, лёжа на диване, рассказывал о лебедях, плотине, слоне и слонёнке, папа зашёл в интернет, нашёл всё, о чём они, занятые целый день своими делами, не знали. Петя спросил, стоит ли ему об этом Ване, портя и ему настроение, написать.
— Наверняка он уже знает, — мама, таблетку глотая.
— Напиши, — это папа, как всегда в таких случаях, лечащийся коньяком, — только откуда ты про слона и слонёнка узнал?
Откуда узнал?
Этого Петя не знал.
И допытываться, дотошничая, ему не хотелось.
Видно, втемяшилось.
Добавить комментарий