— Нам всем надо встряхнуться, — сказал папа, застыв выжидательно.
Петя представил, как они все дружно, вместе будут подражать соседке большой и лохматой, и засмеялся.
— Ты чего? — спросил папа.
— Ничего, просто так.
— Где и как будем встряхиваться? — вторглась мама в мужской разговор.
— В цирке лучше всего, — предложил Петя.
— И ладно, — папа его поддержал.
— В цирке, так в цирке, — согласилась с мужчинами мама без особого энтузиазма, однако.
— Айда поглядим, где, когда и чего.
Они без мамы пошли поглядеть, а та, устроившись в кресле, книгу открыла.
Пете подумалось, что мама в последнее время от своих мужчин устаёт. Подумалось — и улетело. Мало ли что в голову может прийти, на то она и голова, чтобы всякое в неё приходило.
Вот вчера пришло в голову как-нибудь к рыжему в гости поехать. Перед отъездом тот позвонил — попрощаться. Устроятся, немного дом обживут — и welcome, у них море — пять минут на машине, а там порт, корабли со всего света туда-сюда плавают, только в вашу страну ни ногой, то есть никак, потому что война, а все против неё, многим плохо, как вам, а то и похуже. Петя хотел сказать, что сейчас он обедает, а за едой о неприятном у них не принято говорить, но было врать не охота, не то, чтобы никогда он не врал, но, глянув на часы, понял, что для ужина рано, а для обеда уже поздновато.
А ещё, рыжий не угомонился, у них к стене дома баскетбольная корзина привешена, так что один на один можно сражаться, а кто проиграет, под стол пусть залезет и кукарекает или лает, как договорятся. А еще — рыжего распирало — на другой стороне дома нарисованы черепахи: папа, мама или ещё один папа, он в черепахах не понимает, и много детёнышей черепах.
Тут он заткнулся, поняв, что надо дать Пете слово сказать, и тот начал рассказывать, что его друзья - розовый Фиби и Слонёнок слоновьего цвета - пишут письма друг другу, а Фиби живёт в их квартире, в которую ему страшно охота вернуться, хотя ему неплохо и здесь, вот, с тобой познакомился, жалко, что уезжаете, а то вместе бы играли и ели за обедом пельмени.
Про письма рыжему очень понравилось, и он стал расспрашивать, что, где и как. Откуда взялся Слонёнок, и как поживает без него розовый Фиби, и почему Петя так их назвал. Много ещё рыжий расспрашивал, пока кто-то из пап ему сказал закругляться, идти спать, а то утром не встанет. Петя подумал, что, как и он, всё равно рыжий утром не встанет, сколько бы с ним не говорил, но в трубку этого не сказал: в чужие семейные дела лучше не лезть.
Попрощались, и Петя печально подумал, что в жизни ужасно ему не везёт: все друзья далеко, и когда ещё они увидят друг друга. Когда? Тогда, когда вырастут и будут лысыми полностью или наполовину?
Встряхнуться в цирке не получилось. Пете хотелось на зверей поглядеть, всего лучше на слонов, понятное дело. Когда-то дома он как раз увидел их в цирке, вот откуда розовый Фиби в Петиной жизни случился. Но папа, его огорошив, сказал, что теперь звери в цирке — редкость большая, здесь считают, и по его мнению справедливо, что держать животных в неволе, тем более заставлять делать всякие штуки, людей веселящие, одно издевательство.
Это Пете услышать было неприятно ужасно. Он стал думать и пришёл к выводу, что, хоть и неприятно, но папа, в общем-то, прав. Но, если так, почему из зоопарков зверей на волю не выпускают? Он хотел к папе с этим немедленно прицепиться, но тому позвонили, и по выражению лица Петя понял, что это надолго.
Поскольку для встряски цирк не годился, решили в ближайший выходной отправиться в лес. Дома они в лес не ездили. Когда выезжали на дачу, ходили, бывало, даже на маленькую сковородку грибы приносили. Если нападали на землянику, домой не доносили, по ходу дела съедали, точней, Петя съедал, хорошо, если маме с папой по пару ягодок доставалось. Каждый раз, когда совали ему прямо в рот, гордо хотел отказаться, но не получалось: слишком вкусная была земляника.
Поехали в лес. Стоянка была переполнена, еле свободного места, объехав несколько раз, битый час простояв, дождались. Тропинки вели в разные стороны, на карте отмеченные. У них в лесу никакой карты не было и тропинки были не слишком протоптаны, и можно было — о чём его сто раз предупреждали — легко заблудиться. Интересно, в здешнем вроде бы как лесу кто-нибудь когда-нибудь как-нибудь заблуждался? Захотелось с этим к кому-нибудь прицепиться, но подумал, что вопрос слишком глупым получится и мама с папой подумают, что сын их дурак.
Цирк без зверей, в лесу карта, тропинки и скучно, но папа нашёл указатель: на футбольное поле, туда и потопали. Оказалось, площадка вроде бы как полудикая. Играет всякий, кто пожелает, ждать окончания предыдущего матча вовсе не надо. Присоединяйся к одной из команд, хоть в защиту, хоть в нападение, бегай, пинай мяч до упаду. До упаду не только танцы бывают. Ограничение только одно: выбывшего взрослого взрослый же заменяет, а пацан — пацана: возраст навскидку, документы не спрашивают так же, как имена. Лысый — пасуй, бородатый — держи, малой — не путайся под ногами.
Счёт игры объявлялся после каждого гола, а если долго тот не случался, время от времени. Когда они с папой влились, было 51 на 33, похоже, пару суток без перерыва гоняли, не одно поколение игроков успело смениться.
Они с папой в разные команды попали. Пете повезло: угодил к побеждающим.
Мама не меньше их с папой футболу обрадовалась. Не решив, за кого ей болеть: за папу или за Петю, достала книгу, на обложке кусок названия успел Петя заметить: в контексте безумия. Что такое контекст, Петя не знал, решив спросить позже у мамы, папы или же интернета, но сейчас было ему не до слов: надо голы забивать и мяч, особенно если у папы, отбирать для пользы общего дела.
Гол Петя забить не сумел, но мотался здорово, несколько раз у взрослых мяч отобрал, один раз у папы, а сколько раз обыгрывал малышню, не сосчитать.
Игра длилась долго, казалось, что бесконечно. Лица и ноги, к которым только-только привык, исчезали, вместо них новые появлялись. Его ноги и мысли уже заплетались, когда папа позвал: «Пошли, наигрались». Пете хотелось показать, что ещё не наигрался, хочет ещё, может мяч отобрать, он рванулся, но остался на месте, хотел бежать, но ноги не двигались, соображал, что папе сказать, но голова не варила. Папа, на него глянув, поднял на плечи, и таким вот макаром (это папа, конечно) Петя был к маме доставлен, снят и усажен рядом с ней на скамейку.
— Мы победили, — выдавил маме.
— Вижу. Что ты сделал с ребёнком? — папе с укоризной, меряя губами температуру, от чего Петя увернуть попытался, но не получилось.
— Всё нормально, парень привыкать должен к нагрузкам, — папа, слегка кряхтя, держась за спину, усаживаясь на скамейку рядом с мамой, по другую сторону от Пети, надеясь, что она сыном займётся и его воспитывать, по крайней мере пока, прекратит.
Не тут-то было! Отдохнувшую от них маму и на Петю, и на папу хватило. Мотая головой справа налево и наоборот и по Петиному примеру немного бодаясь, она обоих воспитывала, пока папе не повезло: какой-то знакомый, увидев, к ним подошёл с женою и сыном, и этого гада Петя узнал.
Три дня тому он решил с ближайшей детской площадкой, наконец, познакомиться. Раньше времени не было: то да сё, не добрался. Папа как раз ехал на службу и Петю подвёз. По дороге — минуты две-три — всё твердил, чтобы Петя дорогу запоминал. Как будто это дело мудрёное (про себя, а не папе). В конце концов, он знает адрес, не лес — не заблудится (тогда ещё он не знал, что и в здешнем лесу, как ни старайся, заблудиться ни у кого не получится).
Когда Петя выпрыгнул из машины и направился к ближайшим качелям, папа вдогонку крикнул ему на родном языке (видно, мама этим всю плешь проела; источник — папа, конечно), чтобы он недолго и был внимателен, возвращаясь.
Иногда папа дотошнее мамы, подумал Петя, и вместе с мыслью в голове между ним и качелями возник пацан его возраста, тут же оказавшийся гадом, сказав с акцентом, таким как у Пети, на чужом языке:
— Вали отсюда по курсу русского военного корабля, сука, рашист, террорист.
— Чего? — Петя не понял, куда ему надо валить, от неожиданности опешив.
— А то!
Петя подумал, что запал того вышел и можно будет, не ругаясь, поговорить.
Но он ошибся. Пацан толкнул его со всей силы, так что Петя едва не упал.
Ах так! За Петей, ясен пень, не заржавело, как это было ещё в тамошней школе, когда он себя и Ваню от разных дураков защищал, и пацан, лёжа уже на песке, заорал:
— Гад! Ты какого по нам … (неразборчиво из-за шума крупного города) ракетами, чтобы вы все подохли!
Дальше следовал ряд важных слов, одни Пете были знакомы, другие слышал, но точного смысла не знал, третьи слышал впервые, их-то в первую очередь, несмотря на драку, которой не избежать, постарался запомнить.
— Ты что ненормальный? Какие ракеты, — догадываясь, Петя протянул ему руку, помогая подняться.
Тот вскочил сам и рванулся, напоследок повернувшись, в Петю, вздёрнув голову, плюнул.
Слабо! Не доплюнул.
Теперь не доплюнувший стоял перед Петей, и папы их друг с другом знакомили.
Они что-то буркнули и отвернулись.
Такое знакомство.
Одна из бабушек, кто точно не помнил, о таком знакомстве говаривала: неподходящее.
Это уж точно. Ни к селу, ни к городу (тоже кто-то из бабушек).
Такое знакомство Пете никак не подходит.
Только ни папе, ни маме говорить об этом не стоит. Если рассказать, то обо всём. А у них и своих печалей хватает.
Прислушавшись, Петя понял, что неподходящее знакомство как раз и есть беженцы из района боёв, которым рыжий с папой лысым наполовину жить помогают.
Добавить комментарий