День заканчивался. Алые росчерки пересекли зеркальные витрины и старые окна, сверкнули богатым золотом купола, бронзовые санкт-петербургские кони рванули напоследок к заходящему солнцу.
Скорым шагом Маша пересекла фойе спортивного комплекса, ускользнула от стайки репортёров с камерами наперевес и выпорхнула наружу. Остановилась, запрокинув лицо, осознавая и не веря. Она сделала, сделала, сделала это! Час назад в седьмой, решающей партии шведская теннисистка ошиблась на приёме последней подрезки. Этой подрезкой Маша вырвала победу на балансе, а значит, совершила невероятное — вышла в финальную сетку Олимпиады-2024.
Маша перевела дух. Позади десять лет упорных тренировок, изматывающих, на износ, по пять-шесть часов в день, включая выходные и праздники. Впереди... Завтра в одной шестнадцатой финала Машу ждёт встреча с Эльзой Кирхнер, седьмой ракеткой мира. На этой встрече Олимпиада для Маши и закончится — разница в классе слишком велика. И пускай! Десять лет назад, когда неуклюжая и нескладная девчонка-переросток впервые взяла в руки ракетку, на неё глядели снисходительно и потешались за спиной. В настольный теннис надо начинать играть с детства, а не когда тебе уже семнадцать. И уж точно не годится бросать из-за него институт, тем более, если и спортивных данных у тебя особенных-то и нет. Как бы тебе ни нравилось бить по мячу, а вместе с ним по собственной некрасивости, серости, бесполезности...
Смешки за спиной смолкли, когда восемь лет спустя Маша неожиданно для всех выиграла первенство города. Ещё через полгода победила в областных соревнованиях и сразу вслед за ними в зональных. А годом позже на чемпионате России вырвала «бронзу».
— Тебе бы начать лет на десять раньше, девочка, — сказал тогда тренер сборной. — Теннис это не только стальная воля и чертовское трудолюбие. Это ещё и школа. Третья ракетка России — твой потолок. А значит, вторая сотня в мировой квалификации.
Маша и сама знала, что потолок и вторая сотня. Все это знали, все. Кроме Вадима. Для него потолков не существовало в принципе. Маша вдохнула полной грудью и шагнула вперёд. Вадим, расталкивая прохожих, спешил к ней с исполинской охапкой белых роз в руках. Миг спустя Маша прильнула к нему, успокаиваясь в объятиях и наполняясь терпкой радостью, которую Вадим, казалось, излучал.
Вскоре, однако, упоение победой ссохлось, сжалось до размеров орешка в кармане, найдя который, удивляешься — откуда. Маша с тоской косилась в гостиничное окно, за которым полоскались на ветру подсвеченные прожекторами флаги Олимпиады. Вадим заметил или почувствовал, прижал Машу к себе.
— Ты лучшая, — сказал он. — Верь мне. Лучшая в мире спортсменка и лучшая в мире баба. Через четыре дня у меня в койке будет скакать олимпийская чемпионка.
Маша закрыла глаза. Вадим был несколько грубоват и в выражениях не стеснялся. Он вообще ничего не стеснялся и не признавал условностей. Зато от знакомого запаха, от тепла сразу притихла тревога.
— Финалистки тебе мало? — покраснев, шёпотом спросила Маша.
— Мало, — отрезал Вадим. — Завтра ты сделаешь немку, вот увидишь. Порвёшь её на куски.
*
Сэм Бартон, ведущий эксперт лондонской букмекерской конторы «Уильям Хилл», вылетел в олимпийский Санкт-Петербург частным рейсом. В девять вечера он пожал руку своему давнему знакомцу, старшему тренеру германской сборной по настольному теннису Вильгельму Рогге.
— Я сразу к делу, Вилли, — бросил Сэм вместо приветствия. — У нас дисбаланс.
Рогге подобрался. Чем чреват дисбаланс в ведущей букмекерской конторе мира, он знал не понаслышке.
— Насколько большой?
— Небывалый. Ставки на аутсайдера стали поступать сразу после жеребьёвки. Я связался с коллегами — в других конторах ситуация аналогичная.
Следующие пять минут Сэм Бартон излагал подробности. Эльза Кирхнер была заявлена фаворитом с коэффициентом одиннадцать с половиной в предстоящей назавтра встрече с Марией Никифоровой. Через два часа после жеребьёвки букмекеры понизили коэффициент до девяти с четвертью, но ставки продолжали поступать.
— Если завтра твоя девчонка проиграет, — подытожил Сэм, — мы накроемся минимум на пять миллионов евро. Что скажешь?
С минуту Рогге молчал.
— Вот что, дружище, — медленно проговорил он наконец. — Мы знакомы не первый год. Кривой игры нет, да ты и сам понимаешь: Олимпиада не тот случай, чтобы брать мзду за проигрыш.
Бартон кивнул. Кривая игра на Олимпиаде наверняка означала бы скандальный конец спортивной карьеры, как для спортсменки, так и для тренера. Никакими деньгами это не окупишь.
— Остаются два варианта, — резюмировал Сэм. — Я отрабатываю версию свихнувшегося капера. Вторая версия на тебе. Времени в обрез — до утра.
На этот раз кивнул Вильгельм Рогге. Каперами или гандикаперами называли игроков, профессионально ставящих на спорт. С появлением онлайн-ставок определить личность капера, пожелай тот остаться анонимным, было непросто. Сэма ждёт немало работы, а тренера так попросту прорва. Предстоит отработать версию «тёмной лошадки» — спортсмена, намеренно пребывающего в безвестности долгие годы. Таких теннисистов иногда выставлял на соревнования Китай, там это называлось «вырастить чуланного чемпиона». Но одно дело Китай, где настольный теннис — часть национальной культуры и где будущего чемпиона «в чулане» готовили лучшие тренеры и спарринг-партнёры. И совсем другое — Россия, в которой высококлассных теннисистов попросту нет. Тем не менее, уже через полчаса тренер на пару с технарём-ассистентом приступил к скрупулёзному просмотру видеозаписей.
— Нет, — резюмировал Рогге на следующее утро. — Теннисистка, конечно, неплохая, но не более чем. У неё хорошо поставлена защита, а вот с атакой проблемы. Классные подрезки, этого не отнять, но топсы слабоваты, да и вообще удары слева неуверенные. Подача вялая, ко всему. Координация и мобильность в норме, но не выдающиеся. Так или иначе — против Эльзы у Никифоровой шансов нет. Собственно, седьмая ракетка мира против сто семьдесят седьмой — комментарии излишни. Что у тебя?
— Ничего, — Сэм Бартон развёл руками. — Ставки сделаны командой российских каперов, это единственное, что удалось установить наверняка. Сегодня я посажу на это дело десяток детективов, к вечеру буду знать больше.
— К вечеру всё уже закончится, — усмехнулся Рогге. — Эльза в прекрасной форме, проиграть она может разве что чудом. Только я не верю в чудеса.
*
В третьей партии при счёте 10: 8 Маша дважды ошиблась на приёме. Смахнула со лба непокорную русую прядь, стерев заодно липкие капельки пота. Предыдущие две партии она проиграла, в третьей вела с разрывом в два очка, и вот теперь счёт сравнялся. Маша бросила быстрый взгляд на трибуну. Вадим, сосредоточенный, насупленный, ожёг её взглядом со своего места в первом ряду. Маша привычно омылась в исходящей от Вадима уверенности. «Ты сделаешь немку, вот увидишь, — вспомнила она. — Порвёшь её на куски».
Надо собраться. Вадим верит в неё, а значит... Рассудок упорно твердил, что ничего это не значит, немка быстрее, сильнее, и намного... Нечто иное, безрассудное, горячее яростно сопротивлялось. Вадим, поняла Маша. Это Вадим сопротивляется. Это он не даёт сдаться, это он держит, подбадривает, подстёгивает её.
С Вадимом она познакомилась на областных соревнованиях в Новосибирске, с тех пор он не пропустил ни одной официальной встречи с её участием. Властный, сильный, энергичный и щедрый. Влюблённый в неё, серую мышку, никакую и невезучую. Поначалу Маше было трудно поверить даже в то, что такой человек обратил на неё внимание.
— Зачем я тебе? — спросила она однажды.
Вадим усмехнулся.
— Зачем-зачем. Мне от тебя ни хрена не нужно, — буркнул он в своей обычной грубоватой манере, — только ты сама в койке и место на трибуне в первом ряду.
Это место, одно из тех, что были зарезервированы для родных и близких спортсменов, он с тех пор и занимал. «Жених, — объяснила Маша товаркам по сборной. И добавила с нескрываемой гордостью: — Без пяти минут муж. Если что, отбить не получится»...
Она заставила себя собраться. Приняла стойку, пару секунд помедлила, настраиваясь. Выдохнула и, высоко подбросив мяч, подала в правый угол стола. Эльза Кирхнер приняла мяч коротким накатом, Маша ответила подрезкой в левый угол, и Эльза, стремительным движением сместившись влево, провела мощнейший топс. Маша отскочила в среднюю зону. Чудом дотянувшись ракеткой до мяча, отразила его бессильной свечой. Эльза рванулась к столу для завершающего удара...
Она ошиблась. Принятый в высшей точке траектории мяч, тот, который должен был колом резануть по столу, тот, который отразить невозможно, срезался и вонзился в сетку. Секунду Маша глядела в ошеломлённое лицо немки, потом ошеломление на нём сменилось растерянностью.
Он оказался переломным, этот розыгрыш. Маша без труда выиграла подачу соперницы, а с ней и партию. Затем уверенно победила в следующих трёх.
*
Иши Одзаки, тренер японской сборной, выслушал Бартона, ни разу его не прервав. Затем молча поднялся и заходил, опустив голову и сцепив руки за спиной, по гостиничному номеру. Остановился, суровое морщинистое лицо с раскосыми глазами, казалось, закаменело.
— Это очень серьёзно, — резко бросил Одзаки. — Каков дисбаланс сейчас?
— Невиданный. Вдвое больше вчерашнего против Кирхнер. Мы снизили коэффициент до шести, но каперов это не остановило. На данный момент мы вычислили пятерых, по единому сценарию ставящих на аутсайдера в крупнейших конторах Европы. Это афера, господин Одзаки. Только неизвестно, ни в чём её суть, ни кто играющий против нас аферист. Ваша подопечная — четвёртая ракетка мира, но я боюсь...
— Не продолжайте. Возможно ли аннулировать ставки?
— Увы. Для «Уильям Хилл» это означало бы потерю репутации. О судебных процессах и конфликте с МОК даже не говорю. Я хотел бы посмотреть записи двух последних встреч против Линстрем и Кирхнер с вами вместе, господин Одзаки. И обсудить каждый подозрительный розыгрыш.
Просмотр занял без малого шесть часов и закончился далеко за полночь.
— Я вижу лишь одно, — отчеканил японский тренер. — И Линстрем, и Кирхнер слишком часто ошибались на приёме. Невероятно часто. Обычным волнением такие вещи не объяснить.
— Гипноз? — предположил Сэм. — Допустим, кто-то из зрителей чрезвычайной силы гипнотизёр. Или даже несколько таких. Предположим, их наняли каперы.
— Полноте, — отмахнулся Одзаки. — Во-первых, загипнотизировать теннисистку в игре невозможно. Во-вторых, мы бы увидели, будь одна из спортсменок не в себе. Или обе. Вы ведь наверняка беседовали с ними, не так ли? Девушки чувствовали что-либо необычное во время матчей?
— Нет. Обе жаловались на невезение. Но ни малейшего недомогания или слабости не ощущали. Обе боролись до конца и проиграли. Вы осознаёте, что если мы не поймём, в чём афера, то завтра...
Иши Одзаки угрюмо кивнул.
— Вполне осознаю, — подтвердил он. — Давайте подытожим: что известно о Марии Никифоровой?
— Очень мало, почти ничего. Ей двадцать семь лет, не замужем, детей нет. Трудолюбивая, упорная, хорошо подготовленная. Но не более. Её тренер удивлён случившимся не меньше нашего. Есть жених, некий Вадим Алейников, вы его видели в кадре — он сидел в первом ряду рядом с отцом Кирхнер. Тридцать пять лет, окончил новосибирский университет, с Никифоровой познакомился около полугода назад, с тех пор ходит за ней как привязанный. Больше ничего выяснить не удалось. Понимаете, у меня было слишком мало времени.
— Мало времени, — задумчиво повторил Одзаки. — Да, понимаю. Давайте посмотрим ещё раз, — обернулся он к ассистенту. — Я хочу взглянуть на этого жениха. Крупным планом.
Полчаса спустя Иши Одзаки устало вздохнул и сказал угрюмо:
— В нём что-то есть. Что-то особенное, необычное. Он напоминает мне самурая, сконцентрированного на достижении цели. Не пойму лишь, какой именно.
*
На этот раз пробиться сквозь строй репортёров удалось с трудом.
— Комментариев не будет, — ожесточённо повторяла Маша. — Не будет, понятно вам?
Японскую теннисистку она разгромила в четырёх партиях. Машу передёрнуло, когда она вспомнила, как та беззвучно плакала после матча на груди у тренера, а тот безотрывно смотрел на Машу, и во взгляде его... Во взгляде узких раскосых глаз не было гнева, злости или ненависти. А было в них... Презрение, поняла вдруг Маша. Старый японец глядел на неё с презрением, будто она не в честной борьбе одолела соперницу, а украла у той победу.
Отбившись от репортёров, Маша выскочила из вращающихся дверей наружу. Радости почему-то не было, словно она не обыграла четвёртую ракетку мира, а смошенничала там, где мошенничества не может быть априори.
Вадима с охапкой хризантем в руках она увидела, когда тот оказался от неё в пяти шагах. Маша облегчённо вздохнула, бросилась к нему, тесно прижалась. Вобрала в себя исходящие от него уверенность и надёжность.
— Ты отлично играла, — похвалил Вадим. — Просто шикарно, а завтра отыграешь ещё эффектней.
Ощущение заслуженной радости вернулось.
— Завтра у меня встреча с Ксиу Шихонг, — улыбнулась Маша. — Неужели ты веришь, что я выиграю у первой ракетки мира?
Вадим коротко хохотнул.
— Ни хрена ты не понимаешь, — снисходительно сказал он. — Первая ракетка мира сейчас ты.
*
Тренер китайской сборной Вей Цзан пришёл к Сэму Бартону сам.
— Коллеги Рогге и Одзаки ввели меня в курс дела, — представившись, сообщил он.
Сэм поднялся. Он едва держался на ногах после двух бессонных ночей.
— Присаживайтесь, — предложил он. — Вас наверняка интересуют новости по известному делу, не так ли?
— Не откажусь их выслушать, — подтвердил Вей Цзан. — Однако в первую очередь меня интересует, что вы собираетесь делать.
Сэм пожал плечами.
— С нас достаточно, — ответил он. — «Уильям Хилл» замораживает ставки на настольный теннис. Пока не разберёмся, в чём дело, новых ставок не будет. Так же поступят и остальные ведущие букмекеры мира.
— Напрасно, — китайский тренер улыбнулся краями губ. — Что если я попрошу вас ставки возобновить?
— То есть как? — опешил Сэм. — Мы понесли огромные убытки, колоссальные. Вы предлагаете нам понести ещё большие?
— Вовсе нет. Я погашу дисбаланс из личных средств, поставив на фаворита.
Сэм Бартон невесело усмехнулся.
— Вы, видимо, не вполне представляете масштаб, — обронил он. — Речь идёт о десятках миллионов евро. Вы располагаете такой суммой? И готовы рискнуть ею?
— Всю сумму в одиночку мне не покрыть. Но рискнуть я готов. На пару с вами.
С минуту Сэм ошеломлённо молчал. Гость, по-прежнему улыбаясь краями губ, терпеливо ждал ответа.
— Вы шутите? — пришёл, наконец, в себя Сэм.
Вей Цзан неторопливо покачал головой.
— Нисколько. Скажите: вы не задумывались, почему аферисты выбрали именно настольный теннис, а не какой-либо другой вид спорта?
— Н-ну, — замялся Сэм. — К стыду признаться, нет.
— А я задумался. Это единственная игра, где спортивный снаряд весит всего четыре грамма.
— И что же? — Сэм подался вперёд. — Что отсюда следует?
— Я бы сказал, что отсюда следует всё. Давайте я объясню вам позже. А пока позвольте представить вам господина Ли, он ждёт распоряжений за дверью. Это очень сильный человек, прекрасный боксёр-полутяж и мой друг. Кстати, он родился в Казахстане и прожил там долгое время, так что сносно говорит по-русски. К сожалению, позавчера Ли проиграл в четвертьфинале кубинцу. Зато теперь он полностью в нашем распоряжении.
— Простите, — устало вздохнул Сэм. — Зачем нам боксёр?
— Как это зачем? — деланно удивился китайский тренер. — Как говорят здесь, в России, чтобы бить морды. Правда, в нашем случае морда всего одна, и одного удара ей вполне хватит.
*
Первую партию Маша проиграла всухую. Тоскливо посмотрела на пустующее место в первом ряду. Вадим не пришёл — впервые пропустил её матч. И какой — четвертьфинал Олимпийских игр против первой ракетки мира, самый важный в её жизни.
Надо собраться, принялась уговаривать себя Маша. Вадим попросту немного задерживается: к примеру, застрял в пробке или элементарно проспал. Усилием воли Маша заставила себя успокоиться. Она подала в левый угол, Ксиу Шионг ответила мощным топсом в правый. В первой партии Маша трижды не сумела принять такой удар, но в этот раз, метнувшись вправо, ответила силовым перекрутом и забрала очко. Вновь подала и после обмена накатами завершила розыгрыш подрезкой из ближней зоны.
На этом удача от Маши отвернулась. Обе своих подачи китаянка выиграла и сравняла счёт. После чего продемонстрировала всё то, на что способна первая ракетка мира во встрече со спортсменкой из второй сотни. Накаты, топсы и завершающие удары один за другим обрушились на Машину половину стола. Столпившиеся на трибунах в ожидании очередной сенсации репортёры после второй партии потянулись на выход. К концу четвёртой их не осталось вовсе.
Глядя в пол, на негнущихся ногах Маша поплелась в раздевалку. Вадим так и не пришёл.
*
— Ну, вот и всё, — Вей Цзан довольно потёр руки и подмигнул Сэму. — Сегодня несколько хороших людей стали значительно богаче. А несколько нехороших — значительно беднее.
Сэм Бартон пожал тренеру руку.
— Спасибо. Но как... Как вы догадались?
Вей Цзан усмехнулся.
— В мои годы в подготовку теннисистов в Китае входило регулярное самосовершенствование в монастырских кельях, — поведал он. — Раз в году я проводил месяц в буддийском храме — учился стойкости духа. Среди монахов и послушников там были люди весьма одарённые. В частности, некоторые из них умели перемещать лёгкие предметы усилием мысли при условии, что находились от них достаточно близко. Теперь представьте, что одарённый от рождения человек сидит на трибуне в первом ряду. И представьте, что теннисный мяч весом в четыре грамма отклоняется от траектории на приёме. При этом отклонение на малую долю миллиметра ведёт к неминуемой ошибке принимающего.
— Вот оно что, — ошарашенно выдохнул Бартон. — То есть получается, что Мария Никифорова ни при чём?
— Бедная девочка, — кивнул тренер. — Думаю, что этот её якобы жених втёрся в доверие, влюбил в себя, и вот... Полагаю, что девочка ничего не подозревала. Знаете, я отправил к ней Ли.
— Зачем? — удивлённо поднял брови Сэм.
— Ну как же... Больше всех пострадала в этой истории она. И я решил послать ей небольшую компенсацию. Думаю, сотня тысяч поможет пускай не исправить случившееся, но хотя бы сгладить.
*
Едва плечистый китаец со среднеазиатским акцентом ушёл, Маша разревелась и проплакала, не в силах уснуть, всю ночь. Наутро она кое-как покидала в чемодан вещи и вызвала такси.
Новосибирский рейс через три часа. С неё довольно. Сенсационные победы оказались обычным мошенничеством. А человек, которого она любила и за которого собиралась замуж — обычным жиголо. Вернее, с учётом экстрасенсорных способностей — необычным.
В гостиничном холле у выхода топтался, переминаясь с ноги на ногу, Вадим, на этот раз без цветов, зато с перевязанной головой и фингалом под глазом. Маша секунду помедлила, затем стремительно пересекла холл и с размаху влепила пощёчину.
— Постой, — никакой уверенности от Вадима больше не исходило, а голос звучал просительно и жалко. — Постой, пожалуйста. Понимаешь, я не смог вчера прийти. Я угодил в больницу, с сотрясением. Меня избили, ни за что, представляешь? Какой-то киргиз. Или узбек.
— Ничего страшного, — презрительно бросила Маша. — Этот киргиз или узбек велел передать, что способности к телекинезу не пострадают.
Вадим замер в растерянности. Маша обогнула его и двинулась к дверям.
— Подожди, — Вадим догнал, ухватил за локоть. — Поверь, я не хотел. Это не я придумал, меня принудили, заставили. Обещали деньги, много. А теперь я ещё и должен остался — эти люди, каперы, поставили огромную сумму на вчерашний матч. А у меня нет денег, вообще нет.
— На, — Маша выхватила из сумочки конверт и швырнула Вадиму под ноги. — Здесь сотня тысяч. Забирай. Можешь считать, что это плата за сотрясение и потраченное на меня время. А теперь пошёл вон!
— Да подожди же, — заскулил Вадим. — Я ведь привязался к тебе. Не только в койке, а вообще. Думал, заработаю денег, и мы с тобой...
Маша размахнулась, собираясь влепить новую пощёчину, но в последний момент сдержала руку.
Добавить комментарий