…Эх, не надо было нам ссориться! Ничего хорошего из этого не получается. Может, тогда и сложилось бы всё иначе… Так ведь сам-то Рон ни в чём не виноват! Не нужно было доводить придирками и строить из себя крутого командира! Если мы в одном экипаже и ты командир танка, а я механик-водитель, то мы должны быть единым целым…
…А потом всё опять погружалось в едкий удушливый жёлтый дым и мысли путались.
Кашляя и отплёвываясь, он выбирался из своего люка и всё пытался задрать голову и взглянуть на башню, в которой был Алекс. Но в густом клубящемся дыму ничего видно не было. А потом что-то оглушительно грохнуло, и звуки пропали. Где ты, Алекс?..
…Очнулся Рон уже в больничной палате.
- Как себя чувствуешь, солдат? – донёсся до него незнакомый голос.
- Где я? – с трудом прошептал Рон. Шевелить губами было почему-то трудно, и очень хотелось пить.
- Ты в больнице. Всё теперь у тебя будет хорошо.
- А Алекс? А танк?
- Обо всём потом. А сейчас отдыхай и выздоравливай…
… Сквозь клубы дыма за секунду до того, как прогремит взрыв, он, кажется, заметил краем глаза, как на броню танка лезут две или три фигурки в чёрных майках и испачканных землёй джинсах. Там же Алекс… Неужели они подбираются к нему на башню? Для чего? Взять в плен? Ну, Алекс парень крепкий, его голыми руками не возьмёшь… И всё же они лезут…
Чёрт возьми! Ну, стоило ли им ссориться перед самым боем? Они и раньше не особо ладили. Алекс – студент университета, а Рон – всего лишь работяга на заводе. Ну и что из этого? Что это меняет?.. Пора бы уже знать, всё в этом мире непостоянно – не найдёт Алекс работу после университета, на тот же завод прибежит. А Рон… Нет пока у него определённого плана, но всё ещё впереди…
И всё-таки не надо было им ссориться перед самым боем…
Понятно, что это всенародная любовь к нашим солдатикам, к нашим раненым бойцам, к нашим мальчикам… Но где вы все, ребята, были раньше, до войны? Когда в страну приезжает одиночка, такой, как Рон, ему предоставляется полное право выбираться из дерьма самостоятельно. Разве он после школы не поступил бы в тот же самый университет, как Алекс, который приехал с родителями? Ему тоже пришлось несладко, и он тоже повкалывал, чтобы заработать деньги на учёбу, но ему хоть свои помогали…
Как надоело это казённое слезливое сочувствие! Какие-то незнакомые люди мельтешат в палате – члены Кнессета, сердобольные истеричные девицы, целующие его в лоб, как покойника, генералы, которых он видел раньше разок-другой на базе и которым раньше до него не было ровным счётом никакого дела. Модно это – навестить раненого солдата…
Рон уже пытался встать с кровати, но ему не давали. Мол, серьёзных ранений у тебя, солдат, нет, но есть тяжёлая контузия. Вряд ли ты пока сумеешь адекватно вести себя. Так что лучше лежи, а врачи поставят тебя на ноги. Попей таблеток, отоспись, и голова перестанет болеть…
…Две или три фигурки в чёрных майках и джинсах – это наверняка боевики, подбившие их танк. Но Рона взрывной волной сбросило с брони и, кажется, даже присыпало землёй, а что с Алексом? Удалось ли ему спастись? Почему никто не говорит?
- Доктор, что с Алексом? – спрашивает он у человека в белом халате, который утром пришёл к его кровати в окружении медсестёр и студентов.
- А кто это?
- Мой командир. Мы с ним в танке были…
Доктор на минуту замялся, потом неспеша проговорил, наверняка взвешивая каждое слово:
- Тебя привезли два дня назад, и ты был без сознания. С тобой вместе привезли ещё трёх раненых, но среди них не было парня по имени Алекс.
- Как же так? – Голос Рона предательски подрагивает. – Мы же были вместе…
Доктор вздыхает:
- Будет кто-нибудь из армейского начальства, у них и спросишь. А я всего лишь врач, который тебя лечит…
В палате ещё две койки с ранеными солдатами. Все койки разделены ширмами, но тишины и покоя нет. То и дело к кому-то приходят очередные посетители, и палата всё время наполнена тихим шелестом слов и шагов.
Как они надоели! Рон вертится на своей койке, и никак не может найти удобного положения. Ночью он спать не может, потому что начинает задыхаться от дыма, который не перестаёт валить от подбитого танка, а днём эти люди…
Только утром перед обходом врача устанавливается некоторое затишье. Посетителей просят выйти в коридор, и молчаливая уборщица-таиландка быстро протирает полы и тоже уходит.
Со своими соседями Рон так и не познакомился, потому что они лежачие. Один всё ещё без сознания, а у второго, видимо, постоянные боли, и ему не до разговоров с соседями. Даже имён их Рон не знает. Да ему это и не нужно…
…Наверняка эти подбившие танк боевики захватили Алекса. Он у них в плену. А иначе Рону обязательно что-нибудь про него рассказали бы. Не хотят беспокоить. Но… даже если он в плену, зачем делать из этого тайну?! Нужно его спасать!..
Спасать, спасать, спасать… Но как? Может, про Алекса просто забыли? А может, сочли погибшим?! Ну, не может быть такого! Алекс такой весельчак и балагур, всегда достававший скупого на слова Рона… Ну, не может этот жизнелюб так просто погибнуть! Не тот он человек, чтобы без сопротивления сдаться обстоятельствам…
Значит, нужно ему помочь. Если никому из окружающих нет до этого дела, то остаётся Рон. Тем более, они с Алексом пока в ссоре и так это оставлять нельзя. Нужно спасти командира… Но опять же как? Пытаться рассказывать тем, кто сюда приходит? А кто его, по большому счёту, слушает? Кто услышит? Люди приходят сами выговориться, посмотреть на солдата. Многие приходят позировать перед телекамерами, чтобы попасть в вечерние новости, мол, вот мы какие сердобольные и отзывчивые…
Хорошо, что мы пока в ссоре с Алексом! Рон невольно даже скрипит зубами. Только злей буду его вытаскивать. Откуда? Да чёрт его знает откуда! Но вытаскивать надо. Хотя бы по одной причине – помириться…
- Куда ты встал, солдат? – пытается остановить его медсестра, пожилая женщина с усталым материнским лицом. – Тебе же нельзя…
- Пойду, покурю на балкон, - улыбается Рон и ковыляет, придерживаясь за стену.
- Да и не курил бы ты! Вон, еле на ногах стоишь.
- Я всего одну… - Рон спешит, не оглядываясь. – И воздухом свежим подышать…
- Может, я тебе помогу?
- Не надо, сам справлюсь…
На балконе с пятого этажа больничного корпуса разворачивается панорама города, залитого полуденным солнцем. Сегодня очень жарко. Места в тени на нескольких железных скамейках заняты больными. В уголке курят два молоденьких парня в медицинских халатах.
- Дай сигаретку, - просит Рон у мужика с загипсованной ногой, опирающегося на бетонный парапет.
Мужик протягивает пачку и спрашивает:
- Солдат?
- Да.
- Ну, как там в Газе?
- Нормально. Воюем. – Рону вовсе не хочется разговаривать о войне, отвечать на одни и те же вопросы, выслушивать стандартные ахи и охи.
Мужик что-то ещё пытается спросить, но Рон поскорее прикуривает и отходит в сторону.
- Слушай, - вдруг обращается он к мужику, - у тебя есть какая-нибудь майка и брюки?
- Удрать отсюда хочешь? – ухмыляется мужик. – Зачем? Здесь же тебя подлечат, а потом отпустят. Не волнуйся, лишнее время держать не будут.
- Надо мне очень… Так есть? А то в этой больничной пижаме меня первый же полицейский остановит. Даже охранник на входе не выпустит.
Мужик некоторое время пристально разглядывает Рона, потом спрашивает:
- А ты насовсем хочешь уйти или вернёшься?
Если сказать, что насовсем, мужик, пожалуй, не даст одежду.
- Вернусь, - вздыхает Рон и придумывает на ходу, - у меня, понимаешь ли, тут девушка живёт. Недалеко, в двух кварталах. Утром вернусь и всё тебе отдам.
Мужик похабно ухмыляется, но кивает головой:
- Пойдём ко мне в палату…
…Держись, Алекс! Хоть ты и зазнайка, и я всё ещё немного злюсь на тебя, но приду тебе на помощь. Вовсе не потому, что ты поступил бы точно так же, просто мы солдаты, и должны поступать как солдаты. Нельзя в бою оставлять товарища. Нельзя…
Наверняка эти трое боевиков никуда не делись с этого места. Я уверен в этом. Небось, отсиживаются сейчас в туннелях, которые прокопали вокруг. Их бомбят, а они, как крысы, притаились и выскакивают, когда почувствуют запах добычи… Не будет у них добычи! Я спасу тебя, Алекс, и докажу, что напрасно ты подсмеивался над своим механиком-водителем…
На громадной автомобильной стоянке у больницы многолюдно. Кто-то приезжал и уезжал, и на Рона, натянувшего на себя мятую белую майку и светлые полотняные брюки, внимания никто не обращал. Мало ли тут сегодня молодых ребят, без цели расхаживающих среди рядов припаркованных автомобилей.
- Простите, вы не прихватите меня с собой? – спросил Рон у толстяка, садящегося в белую «Сузуки-Балено».
- Куда тебе надо, приятель? – Толстяк вытащил из багажника бутылку с водой и отхлебнул большой глоток. – Учти, я не местный и по городу крутить не буду. Сразу на выезд и по тель-авивской трассе до своего дома…
- Мне туда и надо.
- Куда конкретно? Ко мне домой?
- Я покажу по дороге, где мне выйти.
- Садись…
В машине было душно, и у Рона сразу стало ломить в висках. Не спас даже кондиционер, который толстяк включил почти сразу. Он молча крутил баранку и поглядывал на своего мрачного попутчика.
- А что ты делал в больнице? – наконец спросил он у Рона. – Навещал кого-то из родственников?
- Да, - с трудом проговорил Рон, морщась от головной боли. Его даже бросило в пот от слабости, и толстяк это заметил:
- Тебе плохо? Укачало? Возьми бутылку с водой, попей…
- Спасибо. – Рона всё больше и больше злил этот разговорчивый дядька, у которого, судя по его довольной физиономии, никаких проблем никогда не было.
- Как тебя хоть звать-то, парень? Меня зовут…
Но Рон его зло перебил:
- Меня не интересует, как вас зовут! Давайте помолчим. Мне и в самом деле очень плохо!
- Ну, как знаешь! – обиделся толстяк и дальше ехал, демонстративно отвернувшись в сторону.
Рон безучастно смотрел в окно и всё никак не мог вспомнить, зачем и куда он едет и как вообще оказался в этой машине.
- Остановите, я хочу выйти… - морщась, проговорил он, чувствуя, что его начинает тянуть на рвоту.
- Э-э, парень, вижу, тебе совсем плохо! – Толстяк пристально разглядывал Рона и стал притормаживать на обочине.
Рон с трудом открыл дверь и выбрался наружу.
- Постой! – окликнул его толстяк. – Здесь ничего нет в округе. Куда ты идти собрался?
Он вышел из машины и подхватил парня под руку. Рон почти не сопротивлялся, лишь прошептал:
- У тебя есть какие-нибудь таблетки от головной боли?
Толстяк дотащил его до машины и усадил на сиденье сзади:
- Чувствую, брат, тебя нужно назад в больницу везти. Ты, кстати, не сбежал ли оттуда? Что-то у тебя вид нездоровый…
И тут у Рона что-то полыхнуло перед глазами. Он схватил большой металлический термос, лежавший на заднем сидении, и изо всех сил ударил толстяка в лицо. Раз, потом ещё раз, а дальше он уже ничего не помнил…
…Он бродит по руинам среди кусков искорёженного бетона и ржавой арматуры, спотыкается о торчащие обугленные деревяшки, и вокруг него странная пустота. В ушах свист, невыносимый и несмолкающий, и как ни затыкай уши, он только нарастает.
Ему кажется, что он зовёт Алекса, но собственного голоса не слышит. Лишь этот жуткий пронзительный свист…
Какие-то люди проходят мимо него. Вернее, не проходят, а еле слышно проплывают лёгкими полупрозрачными тенями. Но среди них он не видит людей в чёрных майках и перепачканных землёй джинсах. Какие-то силуэты…
Где ты, Алекс? И где наш подбитый танк, из которого Рон успел выбраться, а вот выбрался ли командир, неизвестно. А может, Алекс всё ещё там, в башне танка, и нужно спешить, чтобы помочь ему? Ведь танк горел. Наверняка горит до сих пор…
И что это за несуразный металлический термос в руках? Откуда он взялся?..
Рон медленно ехал в белой «Сузуки-Балено» по тель-авивскому шоссе. Голова соображала плохо, но он помнил, что нужно добраться до выезда на приморское шоссе и там повернуть в сторону Газы. Перед самой Газой все дороги, конечно, закрыты, ведь объявлено военное положение, но там он что-нибудь придумает.
О толстяке, которого он бил термосом, Рон не вспоминал. Не стоило быть таким настырным. Видишь, что с тобой не хотят разговаривать, не лезь. Разве ему объяснишь, что нужно спасать горящего в танке командира? Этот толстяк и в армии наверняка не был, не то что на войне…
Ага, вот и перекрёсток, на котором нужно сворачивать. Рон даже повеселел. Он включил приёмник и попробовал найти какую-то музыку, но сразу тихий салон машины наполнился визгливыми обрывочными звуками, отозвавшимися резкой болью в затылке. Рон с силой ударил кулаком по панели приёмника, но тот не только не стих, а запел ещё громче.
Машина завихляла, потому что Рон теперь управлял одной рукой, а второй пытался вырвать панель приёмника. Когда ему это удалось, боль в голове немного стихла, и он смог перевести дыхание…
…Ему казалось, что он уже едет по Газе. Дорога, разбитая артиллерийскими снарядами, пыльный искорёженный гусеницами танков асфальт, полуразрушенные дома на горизонте. Это небольшой городок, из которого постоянно запускались ракеты в сторону Израиля, и который почти полностью разрушен после авиаударов и обстрелов артиллерии. Но городок постоянно огрызается, потому что боевики ушли в тоннели под землю, и достать их оттуда совсем непросто. Именно там и подбили их танк…
- Как ты сюда попал? – вдруг донёсся до него голос.
Рон вздрогнул и посмотрел по сторонам. Рядом с ним на соседнем кресле сидел… Алекс. Он был в расстёгнутом испачканном бронежилете и каске, но лица его почему-то не было видно.
- Я приехал тебя спасать, - виновато пробормотал Рон, - ты же остался в танке…
- В каком танке? Я сейчас здесь, с тобой рядом…
- А кто тогда остался в танке?
Алекс тяжело вздохнул, но ничего не ответил. Рон молча вёл машину и не отводил взгляда от дороги. Ещё раз посмотреть в сторону Алекса он почему-то не решался.
- Ничего не понимаю, - наконец проговорил Рон, - где ты и где я? Где мы сейчас находимся?
Некоторое время он ждал ответа, потом всё-таки повернул голову. Соседнее кресло было пустым…
Самый первый кордон на шоссе оказался полицейским. Машина с мигалкой стояла поперёк дороги, и один полицейский сидел внутри, а второй, облокотившись на капот, внимательно разглядывал медленно приближающуюся белую «Сузуки».
- Это снова они! – закричал с соседнего кресла снова появившийся неизвестно откуда Алекс. – Гони, не останавливайся! Дави их! Они сейчас будут пытаться нас взорвать! Мы же сгорим…
Рон резко вдавил педаль газа в пол, и машина почти подпрыгнула, набирая скорость. Полицейский на капоте беспомощно взмахнул руками, скатываясь на землю, а тот, что сидел внутри, попытался руками упереться в дверь, которая уже прогибалась от удара. Было видно его перекошенное от страха лицо.
Всё произошло так стремительно, что Рон даже не сообразил, что было нужно вывернуть и объехать полицейскую машину. Лишь свист, пронзительный и непрерывный, по-прежнему стоял в ушах, и это было мучительно и невыносимо.
- Я тебя спасу, брат! – шептал он и кусал губы до крови. – Вот сейчас мы их объедем, и всё…
Он крутил баранку из стороны в сторону, но двигатель уже заглох, и «Сузуки» остановилась, впечатавшись в бок полицейской машины.
- Я тебя спасу… - непрерывно бормотал Рон. – Я тебя вытащу…
Шатаясь, он выбрался из машины и с трудом доковылял до противоположной дверцы, распахнул и вдруг громко разрыдался – Алекса нигде не было.
- Куда вы его дели?! – сиплым голосом проговорил он, вглядываясь в окровавленное лицо полицейского, который так и не смог выбраться наружу.
И только сейчас он разглядел, как из-за машины поднимается второй полицейский и целится в него из пистолета.
Чёрное и бесконечно страшное отверстие в стволе пистолета, из которого вылетает лёгкий беззвучный огонёк, – это было последнее, что он видел в своей жизни…
Добавить комментарий