И началась она прямо с утра. В ванную пулей влетел кот и тут же вылетел. От неожиданности Яша споткнулся, зубной протез выскользнул из рук прямо в унитаз, а Яша, стараясь удержать равновесие, опёрся на ручку спуска воды, и протез с урчанием исчез в недрах канализации. Пятьсот долларов, неделя работы.
А ведь на вечер Яша был приглашён на день рождения! Если честно, идти было не очень обязательно. Но и дома оставаться не хотелось, надоело сидеть одному и смотреть в этот ящик, где с утра до вечера тебе объясняют, как нехорошо оскорблять религиозные чувства тех, кто взрывает и расстреливает твоих друзей и родственников. Были и другие серьёзные проблемы: например, как быть с детьми при законном браке двух гомосексуалистов. Обычно Яша не смотрел эти животрепещущие сюжеты, так как, будучи в прошлом врачом, никак не мог представить себе развитие плода в прямой кишке даже при очень высокоразвитой демократии!
Впрочем, можно было переключиться на русский канал и узнать, почему российская сборная по футболу, напрочь разгромив Люксембург, не смогла справиться со Словакией... Хотя и так ясно: Словакия же больше, чем Люксембург!
Да какая разница... В любом случае с такой везухой из дома выходить категорически нельзя. Надо было забыть об этом приглашении, тихо напиться и лечь спать. Впервой, что ли? Однако, первый день отпуска, душа требовала праздника, душа рвалась в свет, к людям! И Яша уступил ей, душе: оделся, побрызгался одеколоном, достал из бара бутылку бренди и вышел на улицу. А зубы? Да бог с ними! Там все старые друзья, не перед кем особо и красоваться-то! А закусить можно и чем-либо помягче: холодцом там, селедкой под шубой, шпротами...
Дорога до Фэйр-Лоуна, что в северном Нью-Джерси, заняла чуть больше часа, и вот они уже за столом, и Яше наливают полные рюмки, предварительно уверив, что никуда его не отпустят, ночевать он будет здесь, и он уже не против, и даже с интересом стал посматривать на соседку-румынку, которая сначала показалась ему просто страшненькой, этакой Квазимодочкой! Но, как говаривал их комбат, не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки... А здесь этого добра было — залейся!
Вечеринка заканчивалась, куда-то испарилась Квазимодочка. Подумаешь! Не очень-то и хотелось! Всё равно выпить столько, чтобы она показалась красивой, не получилось: не те возраст и здоровье, как-никак уже за пятьдесят! Яше постелили, и он даже разделся. Но тут откуда-то появился сосед-американец, бывший алкоголик, после лечения ставший воинствующим трезвенником, и начал говорить, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Вот вы, русские, приезжаете к Галине и спаиваете её! Вот в вашей стране все алкоголики, а у неё здесь был шанс стать человеком, если бы не вы...
Нудил и нудил, не давал уснуть. Неважно, что “спаивали” её раз или два в год, а остальное время она пахала по 12-14 часов в день, неважно, что это вообще не его дело, он ведь даже не друг, а так, сосед — настроение у Яши окончательно испортилось, он встал и, несмотря на дружные уговоры остаться и не делать глупостей, оделся, сел в машину и уехал.
Всё-таки выпил он порядком, так как дорога впереди то двоилась, то разбегалась в разные стороны: поэтому один глаз приходилось закрывать, тогда двоение исчезало, и вторая дорога возвращалась на место. Он так сосредоточился на этом занятии, что когда завыла сирена и замигали огни полицейской машины, не сразу врубился, что сигналят именно ему: ехал, вроде, нормально и ничего не нарушал. Думал, машин на дороге хватало, мало ли! Продолжал идти с прежней скоростью, только сменил полосу, чтобы не мешать полиции. Однако полицейская машина рванула за ним, откуда-то сбоку появилась вторая, начала прижимать его вправо. “За мной”, — догадался Яша, остановился у обочины и обречённо понял: “Хана!”
— Выходи! Руки перед собой!
Полицейский резко открыл дверцу, второй расположился напротив, с рукой у кобуры с пистолетом. Как только Яша вышел, полицейский ловко заломил ему левую руку за спину, затем — вторую (хотя Яша и не думал сопротивляться), защелкнул наручники, быстро обыскав и взяв под локоть, повёл в полицейскую машину на заднее сиденье, сам сел рядом. Яша чуток поёрзал, но наручники тут же впились в руку, поэтому, поймав позу поудобнее, замер. Доехали за десять минут в полном молчании.
В участке наручники перестегнули так, что руки оказались спереди. К тому же полицейский на минутку вышел в соседнюю комнату, оставив Яшу одного. Тот дотянулся до мобильника, висящего на поясе, нажатием одной кнопки набрал запрограммированный домашний телефон. Трубку подняла сестра.
— Привет, это я...
Вернувшийся офицер немедленно отобрал телефон.
— Простите, сэр — Яша пытался вести себя с достоинством, как учили многочисленные детективные романы, прочитанные им, но внезапно громко икнул и сконфузился. — Я ведь имею право позвонить семье и сообщить, где я и что со мной!
— Да, конечно, мистер Долгин! — с вежливой насмешкой кивнул полицейский. — Но позднее, не по вашему телефону, а по нашему, специальному, где все ваши разговоры будут записаны и прослушаны! И говорить вы будете по-английски или по-испански. Это — два государственных языка в США. А переводчиков у нас нет!
— Но когда? Они же там с ума сойдут!
— А вы считаете, после сообщения, что вы в тюрьме, они, наверное, сразу успокоятся и лягут спать?! Успеете ещё их обрадовать! А пока подпишите эту бумагу.
Яша глянул на лист: строчки без очков слегка расплывались, но одно слово он прочёл отчётливо: “МИРАНДА”.
— Это — правило Миранды?
— О-о! Так вы уже знакомы с этим? Были под арестом раньше?
— Нет, это — впервые. В книгах читал.
— А-а... — слегка удивился полицейский. Видимо, с его точки зрения, Яша не был похож на книголюба. — О’кей, подпишите.
— Офицер, разрешите вопрос: за что я арестован?
Полицейский изобразил вращение руля и укоризненно покачал головой.
— Сколько вы выпили?
— Пару шатов виски, может, три — не более.
— Только три?!
— Да, сэр, но я был очень уставшим и ничего не ел с утра!
Про себя Яша подумал: они считают шатом 25 граммов. В случае чего я всегда могу сказать, что в английском не силён и имел ввиду “глассес”, т.е. стаканов. Вдруг поверят так, пробу делать не будут?
“Вдруг” не прошло. Полицейский поднял голову от бумаг и посмотрел на Яшу.
— Вам предлагается пройти тест на содержание алкоголя. Согласны?
— А что, я могу отказаться?
— Можете. Но тогда вы автоматически будете считаться пьяным, степень опьянения будет установлена по описанию. И уж будьте уверены, мы её опишем, как тяжёлую! А так она может оказаться средней или даже лёгкой — кто знает? Особенно, если шатов и в самом деле было три! — Он усмехнулся и снова покачал головой.
— Согласен, — обречённо кивнул Яша
Все попытки Яши дуть “в себя” или, раздуть щеки, но почти не выдыхать, были немедленно пресечены: полицейский рявкнул так, что у Яши заложило уши, и он как-то сразу понял — не пройдет!
По окончании теста Яшу обыскали, забрав всё, включая авторучку и глазные капли. Затем вручили зелёную бумагу, в которой было написано, что мистер Долгин обвиняется в вождении автомобиля в нетрезвом виде и неподчинении приказу полиции остановиться. Затем посадили в машину и погнали куда-то по ночному городку. Яша не знал, где он едет и куда его везут, да и не хотел знать! На него навалилось тупое безразличие, хотелось только избавиться от наручников и лечь. Остальное — потом. Тем более, что где-то в глубине души была надежда, что он проснётся — а ничего нет, это всё только сон! Ведь так уже бывало не раз: какие только страсти не снились!
Машина подъехала к большому серому зданию, остановилась перед вертикальными автоматическими воротами. Открылась дверь, Яше дали команду выйти из машины — и вперёд. Дверь захлопнулась.
— Добро пожаловать в тюрьму, мой друг! Впервые? Ничего! — здоровенный мужик в чёрной униформе с оранжевыми лампасами и яркой эмблемой на левом плече “Служба шерифа, графство Пассаик” снял с Яши наручники, поставил его лицом к стенке с поднятыми руками и тщательно, не торопясь, обыскал. После чего похлопал по плечу, сказал: “Следуй за мной!” — И быстро пошел спиной вперёд, не спуская с Яши глаз. Остановились перед решёткой до потолка, охранник поставил Яшу лицом к стене, открыл дверь, Яша зашёл, за спиной щёлкнул замок. Всё, он остался один.
В камере, размером примерно 8 на 8 метров, вдоль боковых стен — бетонные голые нары, намертво вмурованные в бетонный же пол. Напротив решётки блестящий металлический унитаз без стульчака и крышки. Прямо на смывном низком бачке краник для питья или умывания, повёрнутый носиком вверх. Нажал кнопку — пей. Нажал кнопку побольше тут же рядом — с грохотом сработал смыв. На бачке — рулон туалетной бумаги. Больше в камере ничего и никого не было. Вытянувшись на нарах, Яша забылся тревожным поверхностным сном.
Проснулся от звука сливающейся воды. На нарах напротив сидел кряжистый полноватый белый парень лет тридцати. На нем майка без рукавов, красная, с черно-белым изображением каких-то киночудовищ на груди и на спине: то ли демонов, то ли инопланетных полузверей-полулюдей, и джинсовые шорты с вышивкой на карманах. На руках и на ногах — цветная замысловатая татуировка в виде узоров из линий и листьев. На левой икре — распластанный в прыжке ягуар с подписью под ним: “Моя девочка”. Стрижка почти под ноль с коротенькой жиденькой косичкой на затылке. Парень с силой бил правым кулаком по своей левой ладони и только повторял: “Fuck, fuck, fuck...”.
— Привет, мужик! Тебя за что? — спросил Яша.
— Эти козлы, копы, твердят, что нашли у меня фунт кокаина для продажи! А я уже пять лет, как завязал! Но даже когда я продавал, у меня никогда не было с собой целого фунта! Я что, идиот? У меня бывало несколько граммов, как бы для себя — не больше! И я давно уже не торгую! А они всё ловят меня и ловят!
— А сколько времени сейчас?
— Когда у меня отбирали часы, было три. Сейчас, я думаю, где-то около четырех.
— Как думаешь, долго они будут тут нас держать?
— Смотря за что тебя замели!
Яша молча протянул парню зелёную бумагу. Тот, медленно шевеля губами, прочитал.
— Ну, это не биг дил! Ерунда! К вечеру выпустят! Или завтра. Это — если заплатишь залог.
— А много?
— Как судья скажет, может, долларов двести-триста.
— А если у меня нет?
— Захочешь домой — найдешь! Друзья, родственники есть? Привезут! Или посидишь до суда пару месяцев... Видишь на стене телефон? Вот утром после десяти позвонишь — и всё. Только хорошо подумай, кому звонить: это коллект колл, т.е. звонок, который оплатит тот, кому ты звонишь. И перед тем, как соединить, того человека спросят, согласен ли он заплатить. И если ты звонишь в Нью-Йорк, то это долларов 8-10. Если тот откажется, второй раз ты даже попытаться не сможешь позвонить по этому телефону. Придётся звонить кому-то другому! Тебя как, кстати, звать? Яша? Русский, что ли? Вау! Первый раз с русским сижу! А я Кевин. Кевин Мак Кей! А кем работаешь? Шофёром? Да, мужик, плохо тебе: права отберут, как минимум, на полгода! Так что можешь считать себя безработным!
Хорошего, ясно, было мало. С деньгами и так напряжёнка, а тут — залог, адвокат, да и штраф будет ого-го! Ну, блин, влип, козёл! Да ещё и работу потерять! Такую работу — с медициной, с оплачиваемым отпуском в двадцать дней в году!
От тоски хотелось тихо завыть. Яша даже непроизвольно принял позу зародыша, так захотелось забиться в укромный угол, куда-нибудь, где никого нет. Но не было как раз угла. То есть угол-то был, но не укромный, а абсолютно голый... Ладно, надо попытаться уснуть, всё время быстрее пройдет. Но не тут-то было! Загремел ключами охранник, затем открылось окошко в решётке (вот те на! А он и не заметил этого окошка!), по команде охранника подошел какой-то темнокожий парень в ярко-оранжевой робе и по очереди подал в окошко пластиковые подносы с едой. Оба подноса принял Кевин, после чего окошко с грохотом закрылось.
— Эй, Яша, вставай! Праздник у нас! Жратва!
— Да, знаешь, что-то не хочется! Ресторанчик непривычный...
— Ты прав, это даже не “Макдональдс!” А вот жрать надо — неизвестно, когда будет следующий раз: тут — не камера! Могут и до вечера не дать.
— Не камера? А что тут — гостиная? Или, может, библиотека?!
— Во-во! 3ахохотал Кевин, — здесь комната сбора арестованных. До камеры ещё далеко... Давай, подымайся!
Яша посмотрел на поднос. Тарелок не полагалось, сам поднос был толщиной сантиметров 7-8, с пятью углублениями разной величины. В самом большом лежала жареная куриная нога. В следующем, поменьше, два куска белого американского хлеба, пара печений, далее — жареная картошка, стручковая фасоль, салат-латук. Отдельно — острый мексиканский соус — сальса и стакан апельсинового сока. Вилка тоже не полагалась (колющее оружие!), выдали одноразовую чайную ложку.
Яша нехотя поковырял в “тарелке”, пожевал картошку... Пожевать курицу не получилось, ввиду потери запасных нижних зубов. Он выпил сок и отставил поднос в сторону. Вспомнил бомжей, сидящих на Брайтоне, подумал: “А ведь для них здесь — рай!”, — вытянулся и попытался уснуть.
Вновь загремела дверь, в камеру ввалились три молодых негра, лет по 20 каждому. Они были веселы, возбуждены, говорили громко, ещё громче хохотали. Одеты все трое были одинаково: песочного цвета штаны на резинках и такого же цвета футболка. Явно переведены из какого-то другого “учреждения”. Главное, несмотря на явно хулиганский вид, ребята не были настроены агрессивно.
Они поздоровались с Кевином, махнули Яше: “Хай, папи!”
Ну что ж, папи, так папи — не удивительно, его сын на 10 лет старше любого из них!
О сне пришлось забыть, уж больно громкие мужики попались! Он попытался вслушаться в их речь, но больше половины не понял: они говорили на сленге с жутким произношением, к тому же очень быстро. Но и то, что понял, не вдохновляло.
— Я ей, суке, говорю: “Пойдем!”
— А она?
— А она встала и... — Тут черный изобразил жуткую походку в раскоряку с вывернутыми наружу стопами. — Видимо, уже сходила!
Все, включая Кевина, радостно заржали, смеялись долго, до слёз. Куда там Жванецкому!
Яша отвернулся, закрыл глаза и вновь попытался отключиться. На этот раз удачно: гул оставался, но слов он уже не разбирал. А потом и вообще уплыл далеко домой, в Полоцк.
...В этот день на знаменитом карасином озере Званое не клевало ни у кого. Это было грустно: в кои-то веки в нашей военной жизни удаётся спокойно посидеть с удочкой! Но не настолько же спокойно... На тихой, гладкой, как стекло, воде поплавок из орлиного пера торчал совершенно неподвижно уже два часа! Ничего не помогало: ни прикормка, ни смена глубины, места — ничего! Яша нервно смял очередную сигарету, поменял наживку: с червяка на тесто с ванильным сахаром — без толку. Большой черноспинный (озеро торфяное, и карась не совсем обычный), жирный и вкусный брать не хотел категорически.
На соседний проход меж камышей уселся дедок деревенского вида, в старом, когда-то сером, пиджаке и кирзовых сапогах. Закинул удочку и... Не прошло и пяти минут, как дед потащил карася, потом второго, третьего! Народ вокруг зашевелился, начал подтягиваться поближе.
— Дед, а дед! А ты на что ловишь?
— Да на тесточко-то!
— А в тесте что?
— А ничего в тесточке-то и нету! Мука да вода.
— Да брось, дед, жалко, что ли?! Дай хоть кусочек попробовать, а то жена-дура опять не поверит, что на рыбалке был!
Дед отшучивался, посмеивался, но молчал. И теста не дал. Разочарованные рыбаки разбрелись по местам, то и дело неприязненно оглядываясь на деда. А тот, между шутками и прибаутками таскал здоровенных, граммов по 500-700 жирных рыбёх.
Выждав с полчаса, Яша подвинулся поближе.
— Дед! Ты как насчёт по сто пятьдесят?
— Давно бы так! А то: “Дед, скажи, да дед покажи!” У меня за так сказалка не работает! А для хорошего человека — чего не сказать! Только ты им, жлобам, за так ничего не говори!
Яша взял рюкзак, в котором весьма кстати оказалась 300-граммовая металлическая фляжка водки (впрочем, она там была всегда — мало ли что!), и они ломанулись сквозь прибрежные кусты на полянку, посреди которой имелся очень удобный пень. “Стол” был накрыт мгновенно, Яша быстро разлил водку в два складных пластмассовых стаканчика, выпили без тостов, смачно хрустнули половинками огурца — и назад: а чего долго рассусоливать, только начнёшь тосты произносить — сразу нахлебники появятся!
— Ну, вот и славненько! — радостно засмеялся дед. — А в тесточко я подмешиваю гущу от кофе. Я-то кофе не пью, я больше по чаю, а вот внучка любит! И сама варит в ковшике каком-то. А я-то гущу потом и забираю! Но это — только на этом озере, на других пробовал — ни фига! Здесь, наверно, карась турецкий!
Дед снова захохотал, но уже как-то по-другому, недобро и оглушительно, а потом вдруг выпучил глаза и дико заорал на английском с выраженным испанским акцентом: “O, fucking shit!”
Проснувшись, Яша обнаружил рядом с собой невысокого мексиканца лет под сорок. Худое лицо с татуировкой в виде кинжала на левой щеке, прямой тонкий нос, копна черных, с сединой волос, сонный взгляд и неопределённая улыбка — наркот, что ли?
— Привет, папи! А тебя-то за что? Вроде как не наш...
— Да вот... — Яша показал опять свою зелёную бумагу.
— Первый раз? Не бойся, папи, заплатишь штраф и пойдешь к мами.
— А вон мужики говорят, на полгода права отберут точно!
— Может, и отберут. Пешком походишь, папи, вес сбросишь. Ты только спокойно ко всему относись! Попал в тюрьму — вес сбросил, друзей завёл. А где ещё друзей заведёшь — все работают, все заняты, поговорить не с кем! А тут у всех есть время: и у меня, и у тебя, так что расслабься и не думай ни о чём.
— Интересный ты мужик! Я работаю шофёром, мне потерять права, значит, потерять работу, кусок хлеба! Да и позже, через полгода — кто меня возьмёт шофёром с такой записью в полицейском архиве?
— Я вот тоже, считай, работу потерял, причём не впервые. Раз сегодня не пришёл и не предупредил — завтра можно не приходить. Да только это всё дерьмо собачье! Работу найти можно. Но сначала надо отсюда выйти...
— А тебя-то за что?
— Да всё за то же. Торговля наркотиками. Я-то уже завязал, работу вот опять нашёл, маляром. Но немного крэка ещё оставалось, не выбрасывать же! Этой ночью подошёл один, выглядит, как в начале ломки, — глаза бегают, дерганный, но ещё без дури в глазах. Просто надо человеку! Не понравился он мне что-то... Но он — не девочка, чтобы нравиться! Ну, продал я ему пару доз, отчего не помочь, если у меня есть, а он платит! Тут сразу сирена, полиция, руки за спину — ну и вот я здесь. Мужичок-то, переодетым полицейским оказался! Я только сейчас понял, что мне в нём не понравилось: вел он себя как наркот, точно, но вот рожа... Рожа была хоть и небритая, но какая-то не такая! Знаешь, я за свою жизнь их навидался. Так ведь и среди настоящих были непохожие... Короче, я вряд ли скоро отсюда выйду. Но ты не боись, папи, держись меня, я тебе всё объясню и помогу. И помни: любой нормальный мужик рано или поздно может попасть сюда! Вон даже полицейские садятся... Потому что нельзя всё только по закону, не получается! Вот только кто-то попадается, а кто-то — нет. Ну и... Знаешь, я вместе со всеми шмотками стою меньше, чем один день работы хорошего адвоката! Так что сам понимаешь...
— Но ведь для бедных есть бесплатные адвокаты?
— Ага! Вот только бесплатный для тебя адвокат работает на того, кто ему платит. На государство. Стало быть, против тебя!
Вновь загремела дверь камеры, вошли трое охранников. Один держал в руках список, двое стояли по бокам, не спуская глаз с арестованных.
— Мак Кей! Моралес! Джонсон! Гонсалес! Ричардсон! Долгин! Сантьяго! На выход! По одному! Лицом к стене! Руки на стену! За мной!
Последовала долгая занудная процедура оформления: отпечатки пальцев, фотографирование, раздевание догола с осмотром всех отверстий, переодевание в робу и т.п. — всё, как в русских фильмах-детективах. Только компьютеры на каждом шагу... Впрочем, может быть, в России уже тоже компьютеры. И вот, наконец, получи матрас, бельё — и в камеру!
Камера размером с хороший спортзал, правда, потолки низковаты — но, похоже, в волейбол здесь не играют. Да и народу многовато даже для футбола (позже Яша насчитал 86 человек). Вдоль стен — металлические двухэтажные нары, но их явно мало. Весь пол заставлен большими “корытами” из толстой пластмассы с уложенными в них матрасами и постелями. Ни свободного места, ни пустых “корыт”. Знакомый мексиканец был тоже здесь, помахал рукой: “Привет, папи!” И недоумённо развел руками: мест нет!
Яша растерянно смотрел по сторонам. Прямо напротив него в “корыте” сидел мужик лет тридцати, ну прямо-таки вылитый пират Карибского моря из известного кинофильма: копна курчавых, черных, как смоль, волос перехвачена через лоб красной тряпкой, завязанной узлом над левым ухом. На бледной мрачной физиономии выделялся большой нос, крючком загнутый к подбородку. Тонкие бачки с бородкой завершали картину. И взгляд — жесткий, исподлобья, как бы оценивающий, куда бы врезать. Немного левее, сразу на двух “корытах” (одно перевёрнутое, другое на нём), сидел здоровенный, широкоплечий, накачанный, как Шварценеггер, чёрный, с заплетенными в косички длинными волосами, с такой рожей, что “пират” показался просто паинькой! И его взгляд был не более дружелюбным, чем у бультерьера. Только без хозяина с поводком...
Начитавшись про русские тюрьмы, Яша был готов к самому худшему. Что там сначала с новичками делают: “прописка”, кажется? Там надо что-то правильно отвечать, а не то “опустят” сразу! А что именно? Этого Яша категорически не помнил, отчего душа предательски начала куда-то смещаться вниз, к желудку...
“Шварценеггер” молча ткнул пальцем в нижнее “корыто” и жестом показал: “Забирай!” Яша ещё раз оглянулся — единственное свободное место на полу было возле “пирата”. Похоже, никто на него не претендовал... Душа стремительно продвигалась вниз, к пяткам. Ощущая противную слабость в ногах, Яша вытащил “корыто” из-под второго (оно оказалось неожиданно лёгким), перетащил его на свободное место, постелил и присел на край в ожидании начала измывательств.
— Ты говоришь на испанском? — спросил “пират”. Странно, но Яшу часто принимали за латиноса, иногда — за грузина или армянина, и почти никогда — за еврея.
— Нет. Я — из России.
— О-о! Здрасты! Досудання! Корошоу! Супасиба! — быстро выдал свой запас русских слов “пират” и... неожиданно широко улыбнулся. Потом вновь перешел на английский.
— Меня зовут Драган. Я из Македонии. Когда-то в школе учил русский. Мы тогда все учили. Раньше — до свободы. Теперешние молодые не учат — из принципа. Всё остальное они не учат из лени.
— Постой, так ты что, старый что ли?
— Нет, не очень. Мне 34 года. Но они — другое поколение, они про социализм только читали, да и то только те, кто вообще что-либо читают!
— Ну, положим, у вас-то, в бывшей Югославии, этого социализма по-настоящему никогда и не было!
— Это потому, что ты с Москвой сравниваешь! А я — с Бельгией, с Голландией!
— А вот скажи мне, Драган, ты при социализме в тюрьме сидел? Нет? Вот и я — нет. А при демократии... Впрочем, шучу: демократия тут не виновата. Кстати, а ты за что здесь?
— Подрался в баре по пьяни, — Драган махнул рукой. — Если честно, даже и не помню из-за чего. И с кем... Сам понимаешь — у нас с тобой, как у всех славян, подвиги по пьяни — в крови! Ты ведь тоже...
Насчет славян Яша благоразумно промолчал, благо, принесли ужин.
Перед ужином всем раздали целлофановые пакеты с одноразовыми бритвенными станками, маленькими кусочками туалетного мыла, складными маленькими зубными щётками и малюсенькими тюбиками пасты и шампуня. Умывшись, Яша аккуратно сложил всё в пакет. Драган расхохотался: “Выбрось! Утром ещё дадут! Это всё одноразовое. Да и примета хреновая: если собираешь — значит, надолго готовишься”.
Ввиду отсутствия нижней челюсти на ужин пришлось ограничиться только гарниром, соком и чаем. Пока, вроде, никто не приставал, а, значит, можно было прилечь и внимательно изучить окружение.
В центре камеры стоял круглый стол, за которым могли сидеть пять-шесть человек. Остальные ели, сидя на полу, на корточках, или в своих “корытах”.
У длинной стены напротив входа — два унитаза, закрытых занавесками на уровне пояса. Если сидишь — видны только голова и плечи. Рядом — два душа, но уже без занавесок — мечта педераста! Тем более, что большинство — молодые, накачанные парни. У короткой стены — полукруглая “витрина”, за которой комната с двумя охранниками и переговорным устройством, а за ней два телефона и два огромных напольных вентилятора. Под потолком с двух сторон на кронштейнах подвешены два телевизора, на одном — три испанских программы, на другом — три английских. Однако в комнате стоял такой гул, что можно было только смотреть, но не слушать.
Кроме Яши и Драгана, в камере было ещё двое белых, человек двадцать латиноамериканцев, остальные — чёрные. После еды какой-то пожилой негр с отсутствующими передними зубами начал собирать подносы с остатками пищи, при этом всё несъеденное он перекладывал на свой поднос. Закончив сбор, он сел и доел все остатки. Глянув на Яшино изумлённое лицо, черный весело подмигнул ему:
— Ты, наверное, сытый, мой друг. А я, как сюда попаду, отъедаюсь на год вперёд!
— Так у тебя же, наверное, есть вэлфер или другая программа?
— У меня?! — презрительно усмехнулся негр. — У меня ни хрена нет! Мне их подачки не нужны! Идти в офис, стоять в очередях, просить, потом отрабатывать... Хрен вам! — И он для убедительности продемонстрировал известный международный жест. — Я свободный человек. Хочу — гуляю, хочу — ворую, хочу — пью! А сейчас я хотел есть — и ел!
— Ага! А потом захотел — и в тюрьму!
— Да, и в тюрьму. Но мне за пару банок консервов да пару банок пива, что я взял в “Дели-гроссери”, много не дадут! А ты — всегда в тюрьме! Сам у себя в тюрьме! Сам себя берёшь за шиворот, поднимаешь с кровати в 6 утра и волочешь на работу! Там над тобой издевается начальник или хозяин, а ты молчишь в тряпочку, потому что боишься потерять эту долбаную работу! А дома тебя долбает жена, которая надоела тебе до тошноты, но ты боишься потерять её тоже, потому что ты старый и можешь уже не найти другую такую же долбанную суку! А ещё ты боишься, что тебе не хватит денег на рент, на страховку, на машину, на... Ты всю жизнь боишься и, в конце концов, подыхаешь от сердечного приступа из-за того же страха! Кстати о тюрьме... Ты вот всё делаешь, как надо, но тоже здесь!
Он внезапно снова улыбнулся, подмигнул и ушёл в свой угол.
От вентилятора тянуло приятной прохладой, Яша прилёг и задремал. Во сне ему приснился Афган, где-то во дворе в каком-то кишлаке он один с пистолетом, а против него — “дух”, тоже с пистолетом, они мечутся по двору, падают, прячутся, стреляют и никак не могут попасть! Вот уже и патроны у Яши кончились, а “дух” всё палит, и палит, и всё ближе, ближе...
Яша открыл глаза, ошалело огляделся... Слава Богу, он всего лишь в тюрьме! Всё лучше, чем Афган! А “стреляли” доминошники за единственным столом. Впрочем, стучали хоть и громко, но без азарта. Так, лишь бы время убить. Яша подошёл поближе, присмотрелся. Вроде бы домино как домино, но что-то не так! Ага, вот что: попадаются одинаковые камни, вот два подряд “пусто-пусто”, а вот в разных концах — два “пять-три”. Притом всего оказалось двадцать три вместо двадцати восьми. Остатки двух наборов — играть невозможно! Но трём латиносам и одному негру это вовсе не мешало. Они бездумно, лишь бы совпадало, продолжали щёлкать камнями.
— Эй, мужики! А как вы играете? У вас же неполный набор! У вас же не сойдётся!
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, очки не сойдутся, да и подсчитать, у кого что осталось невозможно!
— Какие очки? — у мужиков глаза полезли на лоб. — Что считать? Ходи — и всё!
— А как вы узнаёте, кто проиграл, а кто выиграл?
— А вот когда кто-то не сможет пойти — вот он и проиграл!
Яша пожал плечами и отвернулся. Что ж поделать, если люди не понимают смысла игры. Может быть, им просто трудно сосчитать до ста?
Народ бродил из угла в угол, кучковался по интересам, обсуждал какие-то насущные проблемы... Окон в камере не было, свет, как выяснилось, не гасился никогда, время можно было узнать только по доставке еды. В правом дальнем углу “Шварценеггер” играл в шахматы с молодым мексиканцем! Яша протёр глаза, открыл — видение не исчезало. Вот громила поднял сжатый кулак и радостно проревел: “Йес!” На шахматиста он был похож, как носорог на Плисецкую! Мексиканец отошёл, на его место сел пожилой негр с редкими седыми волосами. Яша заинтересовался, подтянулся поближе. “Шварценеггер” разыгрывал d2-d4, играл уверенно, спокойно. Его противник был явно новичком, после 10-12 ходов у него уже не было никаких шансов, он потерял коня, затем ладью, но играл до последнего, пока не получил мат. Впрочем, “матовать” можно было и раньше, и “Шварценеггер” это видел, но продлевал удовольствие, уничтожая фигуры и пешки противника, пока его король не остался совсем голым, и только после этого — добил!
Больше желающих не намечалось, взгляд “Шварценеггера” остановился на Яше:
— Окей, папи! Хочешь попробовать? Умеешь?
— Умею. А на что вы играете?
— А ни на что! — удивленно сказал “Шварценеггер”. — А на что можно играть? Полиция всё у всех отобрала. Просто так! Только у нас одно своё правило: чёрные фигуры ходят первыми!
— Окей! Но если не секрет, почему?
— Потому! В ваших шахматных учебниках всегда “белые начинают и выигрывают!” Так? Так вот хер вам! Начинать будут чёрные! А кто выиграет — это как получится! Идёт? — и он протянул руки с зажатыми в них пешками. Яша, естественно, отгадал белые. Потом выяснилось, что у него никто ещё не отгадывал чёрных...
Первую партию Яша проиграл, хотя и боролся достойно.
— О-о, папи! А ты серьёзный противник! Ещё?
Играя чёрными, Яша разыграл “сицилианку”, чем поставил “Шварценеггера” в тупик. И выиграл!
— Ого, папи, у меня здесь ещё никто не выигрывал! Тебя как, кстати, зовут?
— Яша. По-вашему — Джейкоб, Джек.
— Вери гуд, Джек! А я Крис. Крис Томас. Или — Кувалда Том, как тебе больше нравится! Еще партию?
Следующую партию Кувалда опять начал d4, игра шла “на равных”, ничья в конце. Потом Яша разыграл королевский гамбит и разгромил Кувалду вдребезги. Тот пережил поражение тяжело, жилы на лбу вздулись, а на его лице появилось такое выражение, что следующую партию Яша благоразумно продул, для чего “зевнул” ладью. Кувалда мгновенно схватил её, радостно заржал, после чего Яша честно сдался и уступил место толстому негру средних лет.
— Эй, Джек, далеко не уходи, этот мне на пять минут, не больше!
Яша присел на “корыто”. К нему тут же подсел высокий красивый, атлетического телосложения светловолосый парень лет двадцати.
— Здорово ты его уделал! Я видел! Кстати, меня зовут Стэнли.
— О! Точно, как моего сына!
— Да ну, шутишь? Ты же русский! Откуда американское имя?
— Оттуда же, откуда моё. Так проще. А ты за что здесь? Вроде, на них не похож...
— Мне очень нужны были деньги. 1000 долларов. Надо было заплатить. За что... Не важно, главное — срочно! А денег не было. Я выписал чек со счёта моей матери. Когда банк прислал отчёт, она, естественно, обнаружила. И почерк узнала. Ну и вот...
— А попросить прощения не мог? Объяснить, что ли? Она же мать!
— Я просил. Но она считает, что прощать должен Бог. А вор должен сидеть в тюрьме. Каждому своё. Видишь, даже залог до суда не стала вносить...
— А что отец?
— Отец живёт в Канаде. Он однажды гульнул налево... Потом тоже прощения просил.
— И не простила?
— Нет. Прощать должен только Бог!
— Интересное кино! А её саму-то Бог простит за всё это?
— Она думает, да. Потому что Бог — должен! Работа у него такая...
Стэнли горько усмехнулся и отошёл. Яша хотел подойти к шахматистам, но не успел сделать и двух шагов, как услышал ругань и крики. Обернувшись, увидел, как Стэнли сцепился с каким-то латинос. Тот хотя и был ростом пониже, но тоже накачан, а, главное, зол, как чёрт. Вокруг немедленно образовался круг зеков. Яша попытался влезть, но почувствовал на плече мощную руку и услышал рёв Кувалды:
— Всем стоять! Не лезть! Сами разберутся!
Дав помутузить друг друга пару минут, Кувалда влез между ними и раздвинул противников. Тут же в камеру влетели охранники. Ловко завернув руки за спину, надели наручники и вывели обоих участников поединка из камеры.
Кувалда повернулся к Яше:
— Ну и куда ты лез? Один на один — это норма. Но стоило влезть тебе, как с той стороны вмешались бы все латинос! А их здесь — до хера! Да и чёрные вряд ли стали бы на вашу сторону! Вас бы просто размазали за две секунды!
— Ну да! А охранники?
— Хм... А ты не усёк, что они всё видели с самого начала, но не полезли? Потому что драка этим козлам выгодна! За торговлю наркотиками посадить труднее, ещё хер докажешь! А тут драка, при куче свидетелей — и Кувалда проскрипел с прокурорской интонацией, — с нанесением телесных повреждений. А они, не вмешайся я, — все бы полезли, все бы всех перехерачили — и всё, куча людей со статьёй! Мечта прокурора! А так — хер им!
— Но ведь Стэнли — нормальный парень! А если бы этот латинос его прибил?
— Чем? Хером, что ли? Оружия ни у кого нет. А по силам они примерно равны.
— А по злобе?
— А это уж не наше дело! — круто развернулся к Яше Кувалда — этот мир не для добреньких! А ты, небось, думаешь, твой Стэнли — ангел с крылышками из католической школы?! А вот хер тебе! На хрена ему так срочно деньги понадобились, а? В кино с девочкой сходить? На штуку баксов?
— Откуда ты знаешь? Он что, тебе тоже сказал?
— Оттуда! Я в этой камере знаю всё! Он — долбаный наркот, задолжал кучу денег дилерам, не отдай — просто прибьют! Поэтому — срочно! И любым путём! А я и мои ребята помогаем сшибать долги с таких вот идиотов! И прощать нельзя никому — иначе перестанут платить все. А где он их взял — неважно! Всё, хорош об этом!
Маленько остыв, они вернулись к шахматам. Яша выиграл ещё раз, затем дважды проиграл. Проходящий мимо латинос сказал что-то насчёт долбанных белых идиотов, которые... Кувалда вскочил и рявкнул что-то по-испански, после чего латинос мгновенно испарился. Кувалда повернулся к Яше.
— На всякий случай... На улице я бы хер за тебя вступился! На улице я белых не люблю. Но здесь... Здесь есть мы, кто сидит, и они, кто охраняет. И за просто так мы им хер кого сдадим! Ни белого, ни жёлтого, ни зелёного. Никого!
Следующий день прошёл без особых событий, Яша пытался до кого-нибудь дозвониться, но без толку. Ближе к вечеру вошли два охранника.
— Гонсалес! Листон! Долгин! На выход!
Стандартная процедура: наручники, обыск, в машину, затем ночной город в окошке — и вот, наконец, двухэтажное здание с табличкой: “Муниципальный суд г. Тотова, Нью-Джерси”.
Старый седой судья в длинной чёрной, похожей на сутану, мантии убедился, что Яша понимает, что ему инкриминируют, объявил дату будущего суда и общую сумму штрафа 1000 долларов, которую сразу платить не обязательно, можно после суда. Из-под стражи освободить до объявления приговора суда без залога. Вся эта процедура заняла не более пяти минут. Оказывается, это ещё не суд, суд впереди, и, возможно, не один.
Назад в тюрьму их везли уже без наручников. Охранник, ухмыляясь, сказал:
— Я бы вас сразу отпустил, но в этой робе вы далеко не уйдёте, до первого полицейского! Да и вещи свои забрать не мешает, а? И деньги: может, не все случайно выпали из кармана перед самым арестом? — и он оглушительно захохотал.
Через пару часов, прошедших в утомительных бюрократических процедурах, их собрали в большой комнате для выдачи документов. С этим тоже не торопились, на службе у Дяди Сэма вообще никто не торопится — зачем? Деньги те же... Но всему есть конец, и вот их уже ведут длинным коридором на выход. У левой стенки, лицом к ней, стоят три только что арестованных молодых девицы в сопровождении здоровенной чёрной охранницы. Вид девочек не оставляет сомнений в причине задержания. Вдруг одна из них, маленькая худенькая китаянка повернулась лицом к Яше и подмигнула:
— Хай, папи! Завтра на Мэйн-стрит спроси Маленькую Сью — не пожалеешь! Я тебе со скидкой дам! Недорого!
— Молчать! К стене! Забыла, где находишься? — рявкнула охранница.
— Папи старенький, но еще ничего, крепенький! А мами, наверное, толстая и ленивая! И уже ничего не хочет. А ему надо! Так почему не помочь?
Девушка подмигнула Яше и послушно отвернулась.
На улице Яша вдохнул полной грудью и прикрыл глаза. Впереди ещё много проблем, просто чертовски много! И лишь одна была позади: тюрьма! По-крайней мере пока...
Добавить комментарий