Да, великая и ужасная, но в самый момент свершения – дающая ощущение праздника, победы, захлестывающая эйфорией счастья. Говорю об этом, ибо революция коснулась меня своим крылом в августе 1991 года. Меня и многих-многих москвичей, выступивших тогда против мракобесов-заговорщиков и собравшихся в кольцо вокруг Белого Дома. Разговаривая потом с участниками и свидетелями тогдашних событий, я видела в их глазах ее отблеск, они зажигались, когда вспоминали те три дня московской революции.
Преамбула эта понадобилась мне для того, чтобы приступить к своей теме. А тему эту подсказала мне набирающая обороты передача, проходящая по субботам на канале КУЛЬТУРА и носящая название АГОРА. Идет она в прямом эфире и ее виртуозно ведет Михаил Швыдкой, умудряясь не давать «идейным противникам» закрикивать друг друга или, чего доброго, доказывать свою правоту врукопашную.
Спор велся на тему «Революция и искусство» и, естественно, был вызван близящимся столетним юбилеем Великой октябрьской. В эти дни на тему революции говорят многие, аспект «искусства», обсуждаемый на АГОРЕ, конечно, не мог увести дискутирующих от высказываний на главную тему. Обнаружились два лагеря.
Один, активными представителями которого были искусствоведы Марина Лошак и Ольга Свиблова, доказывал, что революция привнесла в искусство свежую струю. Другой, на стороне коего были поэтесса Олеся Николаева и художник Иван Глазунов, ничего положительного в революции не видели. Олеся Николаева говорила о «величайшей трагедии», «кипящем отравленном бульоне», порушенных ценностях самодержавия, православия и народности, Иван Глазунов в основном сокрушался о гибели академического искусства, обрубленного с корнем.
Конечно же, никто никого ни в чем не убедил. Но хорошо, что была дискуссия, что звучали аргументы, в то время как государство, как я понимаю, полностью отстранилось от осмысления происходившего за век до нас и местами поразительно похожего на происходящее сегодня.
Позволю себе и я бросить свои пять копеек в это обсуждение.
Мне, как я сказала, по 1991-му году знакомо ощущение революции. Но я и мое поколение несем в себе еще два сильных впечатления, связанных с так называемой «революцией сверху». Это 1956 год, ХХ съезд партии, начало «хрущевской Оттепели», когда в обществе возникло какое-то движение, люди освобождались от страха, ужаса сталинщины, в них пробудились надежды; и 1985 год, начало «горбачевской Перестройки», когда в сущности происходило нечто похожее.
Оба процесса были краткосрочны, непоследовательны, но в этот короткий промежуток мы дышали воздухом свободы, люди творческого труда почувствовали прилив вдохновения. Сколько в те годы было написано, поставлено, снято – свежего, талантливого, такого, что не стыдно предъявить миру. Про невероятный всплеск в кино, литературе, живописи времен Оттепели знают все. А как обстоит дело с искусством периода Перестройки? В дискуссии на КУЛЬТУРЕ Виталий Третьяков утверждал, что в 1990-е ничего талантливого не создано. Боюсь, что сегодня еще слишком мал обзор, еще слишком близко стоим мы к тому времени.
Могу сказать, что с книгами, утаенными от народа и изданными в Перестройку - сочинениями на тему "лагеря" Евгении Гинзбург, Варлама Шаламова, Евгения Гнедина, Александра Солженицына, Льва Разгона, Анатолия Жигулина, Юрия Нагибина; мемуарами Натальи Роскиной, Николая Заболоцкого, Семена Липкина; романами Бориса Пастернака, Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Василия Гроссмана, Юрия Домбровского... , тягаться было не просто нелегко - невозможно.
В годы Оттепели я была ребенком, но в памяти остались два события. Я училась в первом-втором классе, когда к нам в школу приехала бывшая лагерница, по виду совсем молодая женщина, так была легка и даже воздушна. Она нам что-то рассказывала, а мы глядели на нее как на диво – она «оттуда», мы каким-то чутьем догадывались, что в стране происходит нечто небывалое. А на другой школьный утренник приехала артистка – читать стихи разных народов. И вдруг – я это поняла сразу, хотя никто в нашей семье на идише не говорил и его не знал, - стала читать стихи на еврейском. Помню, что так была поражена, что слезы потекли из глаз. До сих пор не забываются ее интонации и мягкий голос...
Но я отвлеклась. Хотела о революции.
Русская революция, на мой взгляд, действительно была Великой. И это независимо от того, к чему она привела. Революция в России не могла не произойти. Когда сегодня говорят, что ее «принесли чужеродные элементы" - интеллигенты-революционеры, евреи, Ленин в бронированном вагоне - по наущению немцев, я удивляюсь. Эти люди, видно, не читали классической русской литературы – ни Пушкина, ни Толстого, ни Тургенева, ни Чехова. Там все сказано.
Русская классическая литература криком кричит о неблагополучии, о неправде, о фальши и коррупции, разъедающих государство и верхние 10 тысяч. Не вняли, думали, что с помощью виселиц и тюрем можно будет унять народное недовольство. Волна 1905 года отхлынула, дала властям передышку, можно было подумать, перестроиться, но не тут-то было. Весь предреволюционный период вопиет - так жить нельзя! Если ничего не измените - свершится нечто грозное и грозовое, что сметет прежний порядок. Не ощущали? Не слышали? А ведь предсказывали – и Блок, и Маяковский, и Хлебников. На верху считали, что пронесет. Не пронесло.
Удивительно, как в истории России все повторяется.
Когда ОНА свершилась, произошла смена парадигмы. Кто был ничем, стал всем. Это можно истолковать в том смысле, что победила голытьба, а все стОящие оказались за бортом. Но можно истолковать иначе. Правящий класс был сметен, революция расправлялась с теми, кто был опорой самодержавия и кто ему служил. А на первый план вышли те, кто был бесправен при царизме. Это были бедняки, нищая интеллигенция, ремесленники, люмпены, жители национальных окраин, так называемые «инородцы», - украинцы, поляки, грузины, армяне, латыши. Недаром их так много в русской революции.
Вышел из тени и еще один угнетаемый народ – евреи. Большая их часть воспринимала революцию как свою. Евреи были самым угнетаемым народом Российской империи еще с тех времен, как не по своей воле, а в результате трех разделов Польши, оказались на ее территории.
Именно против евреев два последних царствования Александра Третьего и Николая Второго вводились специальные так называемые «Временные правила», отмененные только Февральской революцией 1917 года. Эти правила ограничивали для евреев возможность жить там, где они хотели, учиться, работать, вступать в брак, заниматься сельским хозяйством, служить в армии в офицерском чине. С евреев брали дополнительные налоги, они несли двойную рекрутскую повинность...
Последние русские цари и их министры относились к еврейскому племени как к «врагу». Один из министров в 1915 году, при обсуждении военных планов, говорил, что Россия не может вести войну сразу на два фронта – против немцев и против евреев. Это был его ответ на замечание коллеги, что евреи – потенциальные революционеры, читай «враги». Что ж, царизм сделал из своего бесправного, обобранного и униженного населения своих «врагов». Причем врагов пассионарных.
Русская революция позаимствовала лозунги у Великой французской: Свобода, Равенство, Братство.
Когда Олеся Николаева возмущается лозунгом «Равенство», говоря, что люди не равны от природы, я пожимаю плечами. Речь ведь идет о равенстве перед законом. Революция провозглашает: все равны в своих правах – русские, татары, евреи, рабочие и служащие, избиратели и депутаты.
И тут на первый план выходит вековечная русская идея Справедливости. Общество было несправедливым, уродливым, верхние жировали, нижние умирали от голода, болезней, не имели возможности учиться. Революция сравняла всех в праве на ученье, работу, получение медицинской помощи...
Кстати говоря, когда я читаю сегодня, что 14 млн. РАБОТАЮЩИХ россиян, находится за чертой бедности, я думаю, что недалеко мы ушли от предреволюционной царской России.
Сколько же ожиданий, надежд породила она – эта русская революция. Сколько творческой энергии выплеснула! Не счесть великих, даже гениальных людей, чье "начало" совпало или почти совпало с «обновлением» мира, со сменой парадигмы. У них по большей части были тяжелые, а то и жуткие судьбы - репрессии, война, голод; немногие из них умерли в своей постели, кто был расстрелян, кто попал в лагерь, кто был вынужден эмигрировать, но их творческий дебют был озарен великой идеей, и она, эта идея, дала им первоначальное ускорение.
Филонов, Шагал, Малевич, Тышлер, Петров-Водкин, Фальк...
Маяковский, Хлебников, Пастернак, Цветаева, Платонов, Бабель, Гроссман, Заболоцкий, обэриуты, целый ряд порожденных революцией поэтов...
Дмитрий Лихачев, Юрий Тынянов, Борис Эйхенбаум, Лев Разгон; Константин Циолковский, Петр Капица, Юлий Харитон, Лев Ландау, Лев Зильбер, генетик Николай Кольцов и его школа, Николай Вавилов...
Великие Шостакович и Мейерхольд, Эйзенштейн и Сергей Прокофьев, Георгий Свиридов, Давид Ойстрах и целая плеяда блестящих музыкантов-исполнителей...
Невозможно вспомнить и перечесть всех гениев, порожденных событием, перевернувшим мир.
Только одна деталь: в советской России было провозглашено равенство женщины с мужчиной.
Когда в 1990–х годах мы оказались в Италии, помню, как поражались итальянцы, когда моя дочь говорила, что ее бабушка - микробиолог, доктор наук, заведующая лабораторией. В Италии, где революции не было, женщина не могла претендовать на такую роль. В послереволюционной России – это стало обыденностью.
Революция породила у людей планетарное мышление, она направила мысль на далекие планеты, внеземные цивилизации. Не случайно именно в Советской России бурно шли космические исследования, идея овладения космосом тревожила умы, вдохновила полет Гагарина.
В России эпохи социализма говорили, что воспитывать нужно всесторонне развитую личность, ни больше, ни меньше. Сравните это с сегодняшней задачей, стоящей перед школой, – формировать послушных исполнителей, функционеров, а проще - тех, чей девиз: «чего изволите?»
Мне скажут, что революция несла кровь, разорение, гражданскую войну, голод и прочие ужасы. Согласна. Добавлю, что и ее лозунги очень скоро превратились в трескучие фразы, ничего общего не имеющие с реальной жизнью. Но было и другое. Был Искремас, великолепно воплощенный молодым Табаковым в фильме Александра Митты «Гори, гори, моя звезда!» Были ему подобные романтики, святые правдолюбцы, творцы, верившие в новое искусство и его создававшие.
Не хочу в этом эссе писать о тяжелых и страшных сторонах революции. О них забывать нельзя. Но не нужно забывать и о том, что, революция изменила мир - испугала власть имущих и заставила их пойти на уступки бедным и слабым, проложила дорогу гигантам, ведь и Сикейрос, и ле Корбюзье в какой-то степени были ее детьми...
А тот небывалый взлет творчества в России, который был ею вызван, мог бы дать удивительные плоды, если бы... Ну да, если бы не случилось все то, что случилось.