Над сетью улиц низеньких и пыльных
Колосом серым высится тюрьма.
И стали в ряд курные избы ссыльных
И гордые чиновничьи дома.
Л. Н. Мартынов. «Старый Омск».
Тащат узников дроги,
Красный холм, как снегирь,
Лишь этап на дороге
Из Сибири в Сибирь.
Д. Н. Косяков. «Город родной».
Часть I. Гнездо бюрократии в степи
Омск всегда поражал приезжих своим казённым духом и консервативной атмосферой, так свойственным, по их выражению, «этому провинциальному городку, или далёкой пыльной станице». «Город с общей казённой физиономией, побольше военных чем в других городах, вот и всё», писал П. А. Кропоткин.
Почему же именно эти явления больше всего бросались в глаза? Причин тому было немало. В городе находились административные учреждения, центр Акмолинской области, Степного генерал-губернаторства, штаб Сибирского казачьего войска и местного военного округа, судебная палата, управление железной дорогой и множество других казённых ведомств. Безусловно, присутствовали представители культурных слоёв, интеллигенции, общественности, но они были сравнительно невелики. Им было непросто что-либо противопоставить большинству – военным и чиновникам (действующим и отставным), являющимися полновластными хозяевами города. Воистину, это был военно-бюрократический бастион.
Город, по выражению почётного гражданина Сибири и г. Иркутска, географа, этнографа, публициста, фольклориста, ботаника, одного из основателей сибирского областничества Г. Н. Потанина, «без базы, без фундамента, без своей народной массы, вымуштрованный дисциплиной и традицией». Город, отличающийся исключительной индифферентностью к животрепещущим общественным вопросам. Существовать «вне службы», жить без местечка, быть человеком, не будучи чиновником, для Омска было неприлично и стыдно… Иногда от торговцев книгами можно было услышать жалобы на невозможность заниматься продажей данного товара ввиду крайне низкого спроса.
Согласно мнению Г. Н. Потанина, «список омских генерал-губернаторов не блещет именами; из администраторов наибольшую память о себе оставил Капцевич; нездоровая традиция о нём прожила с двадцатых до шестидесятых и в шестидесятых ещё живо чувствовалось в Омске. Это был узкий аракчеевец, пытавшийся экспериментами над подчинённым ему народом доказать возможность безрассудных планов Аракчеева – превратить Россию в сплошное военное поселение».
Известный американский журналист Джордж Кеннан, побывший в Омске в 1885 г. во время своего знаменитого путешествия по Сибири, отметил, что половина жителей носит казённый мундир и занимается управлением другой половины. В его памяти остался разговор с местным честным чиновником, выразившим просьбу ни в коем случае не писать о нём положительно. Удивлённому журналисту было откровенно сказано: «Потому что я не думаю, что ваша книга будет особенно приятна правительству, и, если ваши отзывы обо мне будут хороши, мне предстоит немало неприятностей со стороны моего начальства. Как ни нелепа кажется вам моя просьба, пожалуйста, исполните её».
Сосланный народоволец, журналист, фельетонист, писатель В. Д. Соколов (Митрич) дал подробную характеристику городу в своём стихотворении:
С берегов Иртыша
Город грязный, город пыльный,
Тёмных улиц сонный град!
Город наш вполне чернильный –
Вот он Омск, родимый град!
Управлений и правлений,
Канцелярий и палат,
Предписаний, отношений…
Вот он Омск, родимый град!
Град с кокардами на шапках
Даже маленьких писцов,
Важных барынь в модных шляпках
И «поношенных» пшютов;
Педагогов бессердечных,
Опечаленных детей,
Град комиссий бесконечных,
Неисполненных затей.
Град посулов нашей думы
И обманутых надежд;
Град, где сильны толстосумы
И могуча рать невежд;
Где училищ не хватает,
Для больных – в больницах мест,
Где одно лицо срывает
…
Град общественных скандалов
А над ними – вечный мрак.
Город тёмных капиталов,
Нажитых Бог знает как.
Где с триумфом открывают
Всякий новый ресторан,
А в магазинах сбывают
То, в чём видится изъян;
Где комиссий санитарных
Обыватель не знавал,
Где не раз обоз пожарных
Среди улиц утопал.
Где предвидит обыватель
От пожаров много бед
Оттого мой друг читатель,
Что к рекам подъездов нет.
Город грязный, город пыльный,
Тёмных улиц сонных град!
Город наш вполне чернильный –
Вот он Омск, родимый град!
(Митрич) Соколов В. Д. С берегов Иртыша // Сибирская жизнь. 1899. № 178. С. 2.
Многие жители Сибири именовали Омск городом Акакиев Акакиевичей, впрочем и омичи сами шутили, когда говорили о необходимости ночного освещения улиц. По их мнению, это было вовсе ненужно, ибо ночью город прекрасно освещался благодаря пуговицам на мундирах чиновников. Обладателей же данной одежды зачастую интересовала лишь нажива и попойка. Отставные сибирские чиновники предпочитали доживать свой век в Омске.
Несмотря на мечты, Омску было крайне далеко до культурного центра. Писатель Федор Сологуб, бывший здесь в октябре 1916 г. позднее вспоминал: «Плоский город — кругом степь. Пыль из степи — год, два, сто лет, вечно — так мирно и успокоительно засыпает весь город». Один из омских публицистов, уделив внимание особенностям местным жителям, дал следующую характеристику горожанина: «Омич, рождённый среди вечной, нудной, наущающей пыли и жары, не привык к большим событиям в своей обывательской жизни. Далеко от центров умственных «схваток» и «счетов», далеко от центров умственной жизни – он индифферентно относится к резким колебаниям в той и другой областях».
Тяжело было найти краю компетентных людей для честной государственной службы, что с горечью констатировал журнал «Сибирские вопросы» за 1908 г.: «Кому неизвестно, насколько, в общем, малоудовлетворителен состав сибирской администрации почти всех ведомств? В этом отношении особенно нужно отметить ведомство внутренних дел, представители которого наиболее многочисленны, находятся всюду и имеют постоянную и огромную возможность оказывать своё воздействие на местное население. В то же самое время именно среди сибирских представителей этого ведомства наиболее всего лиц крайне плохо образованных, не проникнутых чувством законности и крайне непопулярных среди населения.
Точка появилась на географической карте в 1716 г., благодаря основанию подполковником Бухгольцем Омской крепости. По меткому выражению Л. Д. Троцкого, отечественные дореформенные города не были ремесленно-торговыми центрами, а лишь военно-дворянскими наростами на теле всероссийской деревни. Значительная роль военных в жизни региона, расположение в городах Западной Сибири многочисленных воинских частей и заведений отразилось и в городской топонимике. В Омске, например, существовали улицы: Лагерная, Штабная, Манежная, Полковая, Артиллерийская, Бригадная, Госпитальная, Солдатский переулок.
В 1782 г. Омск был назначен уездным городом Тобольской губернии. Генерал-лейтенант, председатель войскового хозяйственного правления Сибирского казачьего войска, один из инициаторов основания в Омске Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества (а позднее и его руководитель) Г. Е. Катанаев в 1916 г., во время празднования 200-летия города дал немаловажную характеристику. По его мнению, Омск, именно в качестве настоящего города, может насчитывать лишь 30-летнию историю.
Типичный степной город, оставался в памяти попавших сюда благодаря обилию пыли. Довольно примитивная система очистки площадей и улиц, сильная загрязнённость питьевых вод сточными нечистотами из бань порождало высокую степень заболеваемости и смертности, особенно среди детей.
В июне 1915 г. в Вестнике Омского городского общественного управления можно было прочитать следующие строки: «Но человек, сколько он ни живёт в городе, всё-таки, стремится в свободные минуты быть поближе к природе, хочет подышать чистым, ароматным воздухом. У нас же в Омске этого удовольствия трудно найти, потому что город кругом обложился навозом, который разлагается или горит и заражает воздух удушливыми газами гниения и дыма; приходится ехать подальше за город, но что омич найдёт за городом в своих жалких берёзовых колках? Весной здесь ещё застают зелень, а в середине лета всё высыхает: трава пожелтеет, запылится, выточится людьми и животными, и становится положительно невозможным найти места для праздничного отдыха».
С конца XIX – начала XX вв., когда Омск значительно разросся, обострился квартирный вопрос. В 1914 г. в городе проживало примерно 140 тыс. Вследствие этого на жильё значительно повысился спрос, что в свою очередь привело к неестественно высоким ценам на квартиры. Это относилась и к маленьким комнаткам на окраине, не говоря уже о помещениях в центре. По мнению И. В. Голошубина, выгодоискатели стали быстро строить на продажу дома, стремясь заканчивать работу в короткие сроки. В результате появлялись сырые довольно холодные квартиры. Так что благодаря городским зданиям Омск продолжал представлять из себя смесь контрастов – рядом с деревянной лачугой могло возвышаться каменное здание, а недалеко по соседству жалкий полуразвалившийся дом.
Часть II. Грёзы о Лейпциге
Но вместе с неотъемлемыми частями российской действительности на Сибирь, с опозданием, наступал и XX век. Фабрично-заводская промышленность в Акмолинской области хоть и была развита слабо, всё же значительно подвинулась вперёд. В 1913–1914 гг. процентное отношение рабочих ко всему населению Сибири колебалось вокруг цифры в 7 %, а вместе с членами семей достигало 30 %. Социальный состав рабочих Сибири в силу географической и общей неравномерности экономического развития края отличался неоднородностью. Здесь были представлены и кадровые рабочие фабричного типа, и постоянные мануфактурные рабочие, и рабочие-кустари, сезонники. 7 июля 1913 г. закон о введении фабричной инспекции был распространён на Сибирь. Но и после введения её в регион положение было неблагополучным. В 1914 г. было зарегистрировано 541 нарушение фабрикантами законов.
Видный и популярный приват-доцент Московского университета, один из заметных социал-демократических публицистов и лекторов Н. А. Рожков, находившийся в 1910 1917 гг. в ссылке Восточной Сибири (после двух лет заключения в Бутырской тюрьме) указывал, что к началу 1912 г. российское правительство очень мало сделало, чтобы уменьшить «болезненности русского капиталистического развития» для большей части населения.
В 1901 г. датчанин С. Х. Рандруп основал в Омске завод по производству земледельческих машин и орудий. С 1909 г. в городе появилось несколько автомобилей. После проведения железной дороги Омск приобретал значение как место складирования товаров, идущих из европейской части страны. Через город проходили преимущественно мануфактурные, галантерейные и бакалейные товары.
Положение на судоходной реке, при пересечении двумя железными дорогами, способствовало развитию города как важного торгового пункта. Стали появляться не только российские купцы, но и иностранные предприниматели. Появилось несколько складов сельскохозяйственных машин. Открылось представительство британской фирмы братьев Роберта и Томаса Эльворти.
Тюменский купец В. Л. Жернаков купил в Омске лесопильный завод. К 1909 г. в городе действовал Городской общественный банк, Отделение Государственного банка и ещё отделения пяти частных банков: Сибирский торговый банк, Волжско-Камский коммерческий банк, Русско-Азиатский банк, Русский для внешней торговли банк, Омское Общество взаимного кредита. Деятельность банков находилась в тесной связи с ростом грузооборота по Иртышу и железнодорожному пути.
В 1909 г. из города было вывезено 628000 пудов масла. 67,% всей вывозимой из Западной Сибири шерсти приходилось в 1903 г. на долю Омска. Советский и российский историк, профессор, доктор исторических наук А. М. Анфимов подмечал: «Тем не менее, с 1912 г. Государственный банк начал выдачу ссуд на покупку земледельческих машин и орудий. Но обратим внимание на одну деталь. Ссуды выдавались преимущественно не там, где больше на них был спрос, т.е. в европейской части страны, поскольку рассрочки могли помешать интересам помещиков, а за Уралом, «в крестьянском царстве», где к тому же машины продавали главным образом американские фирмы и по очень высоким ценам».
Активно проводились операции по скупке сибирского сырья. Товарооборот города, благодаря железной дороге, с 1900 по 1910 гг. увеличился в 3 раза. Величественный Любинский проспект в центре города в первую очередь обращал на себя внимание гостей, напоминая столичный уголок. А он и вправду был застроен московскими коммерсантами каменными, преимущественно двухэтажными магазинами, чьи представители обосновались в новых помещениях.
Многие люди выражали надежду, что когда-нибудь Омск станет развиваться в торгово-промышленном отношении, раз не удаётся стать центром просвещения. Представители купеческих семей обещали приезжим, ещё вот-вот - и Омск станет русским Лейпцигом. И Г. Н. Потанин писал с надеждой в 1908 г.: «Из военного лагеря Омск стремится превратиться в купеческий пакгауз, дробь барабана хочет смениться щелканьем счёт».
Но время шло, обыватель не просыпался, благоустройством нельзя было похвастаться, скудное освещение не разгоняло мрак и в двух шагах, караваны верблюдов и отары овец поднимали тучи едкой пыли. Не исчезали и землянки с городских окраин, где продолжали жить дети.
В докладе, представленном Омской городской управе в 1911 г. о положении окраин Омска всплывала горькая правда: «На прогнившем, обращенном в свалку нечистот и постоянно загрязняемом сотнями живущих малокультурных людей участке рождаются и растут дети. Смертность детей громадна – 40%... Живут здесь все в землянках. Большинство населения 54 % алкоголики. Пьянство здесь невероятно».
Порою в начале Любинского проспекта можно было встретить и нуждающуюся публику, в том числе в лице крестьян, стремившихся вырваться из деревень, чтобы убежать от голода.
Газета «Омский телеграф» в номере от 19 октября 1912 г. уделила внимание ситуации с безработицей: «В толкучем ряду на углу Скорбященской и Екатерининской улиц стоит в ожидании какой-либо работы безработный люд. Есть между ними и женщины с детьми. Все они стоят целый день на холоде. Следовало бы о них позаботиться хотя бы устройством какого-либо помещения». В результате роста населения и недостатка начальных школ в 1910 году в Омске было отказано в приеме в городские приходские училища 245 мальчикам и 148 девочкам. В 1911 г. в городе было отказано в приёме 965 детям школьного возраста за отсутствием вакансий.
Врач В. Е. Клячкин в 1911 г., рассуждая о мерах, направленных на оздоровление Омска, в заключении указал: «Наш город так беден санитарными сооружениями, так нуждается в санитарных мероприятиях, так утопает в грязи и столько в его населении болезней, что надо общими усилиями прийти на помощь городскому общественному управлению и указать ему пути к посильному улучшению санитарного дела».
Часть III. Европейская иллюзия
Летом 1911 г. в Омске произошло грандиозное по провинциальным меркам событие, надолго запомнившиеся горожанам и поразившее их воображение. Подобного наплыва гостей ранее никто не представлял. 15 июня состоялось открытие Первой Западно-Сибирской сельскохозяйственной, лесной и торгово-промышленной выставки. По своим масштабам она значительно превосходила все сибирские выставки, проводимые ранее. Мысль об устройстве подобного мероприятия возникла ещё в 1902 г. и вот, спустя девять лет, наконец-то, была реализована. На пустопорожнем месте был выстроен уголок с чудными зданиями.
В архитектуре было представлено множество стилей, но преобладал всё же модерн. Здесь были водопровод, электрическое освещение, фонтаны, газоны, клумбы, гроты. Участие приняли предприниматели из Санкт-Петербурга, Одессы, Тулы, городов Поволжья и Урала.
Присутствовали фирмы из Германии, Австро-Венгрии, Великобритании, Дании, США. Иностранных экспонатов было действительно так много, что выставку даже называли «уголком Европы в Омске».
За два месяца выставку посетило 250 тыс. человек. При входе особое внимание обращал на себя павильон «Общенаучный» (Сибириведения), выстроенный в египетском стиле со сфинксами и обелисками.
В одном из павильонов при входе стояла статуя Ермака. Всего для выставки было возведено более восьмидесяти павильонов. Модерн царил на ней во всём великолепии, но и сооружения частных компаний отличались своеобразием. Публики были представлены самые разнообразные технические новшества: нефтяные и паровые тракторы, дисковые плуги, молотилки. Официальные издания указывали, что положительные результаты выставки скажутся в ближайшем будущем сами собой.
В северо-восточной части выставки известным авиатором Васильевым было выполнено несколько полётов на аэроплане – первое подобное мероприятие в городе. Признавалось, впрочем, на фоне общего оптимизма, что выставка была организована в неудачное время, когда страну постиг неурожай хлебов, из-за чего крестьянское население было лишено возможности посетить это высококультурное мероприятие. Что не помешало председателю выставочного комитета А. Трувеллеру в речи на торжественном закрытии провозгласить организацию выставки чуть ли не общенародным делом: «К нам пришли не только представители капитала, но и люди из глухих деревень, крестьяне-экспоненты, экспоненты-труженики».
Но немалое количество посетивших смогли увидеть за парадной стороной дела ряд неприглядных явлений. Ими было указано, что выставка не раскрыла реальной картины хозяйства и жизни Западной Сибири и Степного края.
Не удалось выставке и в полной мере передать правду о жизни столыпинских переселенцев в Сибири. Фотографии изображали строительство школ, церквей, счастливых крестьян на новых местах.
Реальность отличалось от красочной картинки. Как указывал один корреспондент: «Но если мы вспомним тот громадный наплыв переселенцев, который наполнил бесприютные сибирские степи, и вспомним тех из них, которые потеряли надежду выбиться из своего безотрадного положения и… теряя на пути своих детей, тянутся обратно на родину к своим разорённым хозяйствам, для нас будет ясно, что помощь переселенческого управления, если не равна нулю, то она является каплей в море, которая не может являться серьёзной поддержкой в жизни переселенца».
По подсчетам А. М. Анфимова из 3,7 млн. переселенцев 1 млн. вернулся, 700 тыс. разбрелись по Сибири став обычными батраками. Переселенческий поток направлялся по большей части в узкую полосу земледельческой Сибири, где свободный запас земель скоро закончился.
Часть IV. Итоги
Все перечисленные условия городской жизнедеятельности оказывали серьёзное давление на состояние умов. Но вопреки всему, интеллигенция стремилась развивать культурную сферу. К. Д. Бальмонт, один из ярчайших представителей российской поэзии Серебряного века, посетивший Омск в ноябре 1915 г., оставил в письме следующее описание своих впечатлений: «И хоть в целом публика там скучная и тяжёлая, в нескольких сердцах я зародил красный огонь».
Можно было найти применения силам, желающим активно заниматься просвещением. Это и упомянутый Западно-Сибирский отдел Императорского Русского географического общества, музей при нём, Омский отдел Общества изучения Сибири и улучшения её быта, Общество Просвещения, Омский отдел Императорского музыкального общества, Медицинское общество. Увеличивалось количество желающих посещать библиотеки.
Но активная деятельность, посвящение себя творчеству могло натолкнуться на серьёзное недопонимание лиц, считавших себя сведущими в культурных вопросах. Попечитель Западно-Сибирского учебного округа Л. И. Лаврентьев в 1910 г. оставил свою резолюцию на стихотворении знаменитого сибирского поэта Г. А. Вяткина, посвящённого Л. Н. Толстому и предназначенного для публичного прочтения во время литературно-художественного вечера. Л. И. Лаврентьев не оценил таланта автора, подчеркнул красным карандашом фразы «душой, познавший чистоту», «пришёл ты к нам верою богат» и вынес следующий вердикт: «Не разрешается. Очевидно неврастеник, а то и совсем полоумный, если только не сумасшедший».
Писать, выносить проблемы на обсуждение было чревато неблагоприятными последствиями. Так, редактор газеты «Омский вестник» Л. И. Корвин-Круковский за статью, посвящённую 50-летию отмены крепостного права, был арестован на 3 месяца.
В январе 1906 г. в Омском тюремном замке находилось 70 человек арестованным по политическим мотивам. По распоряжению Степного генерал-губернатора И. П. Надарова только в 1906 1907 гг. из Омска было выслано как минимум 153 человека. Они были отправлены в Вологодскую, Томскую, Енисейскую губернии, уезды Акмолинской и Семипалатинской областей.
Летом 1913 г. Г. В. Плеханов, анализируя ситуацию в стране указывал: «Во время революционного взрыва не все было так хорошо, как этого хотелось нашим революционерам, а в эпоху застоя не все было так плохо, как этого желали наши реакционеры».
Умеренный земский либерал Д. Н. Шипов заключил: «Разбиты все надежды на мирное преобразование политического и социального строя. Пропасть, отделяющая государственную власть от страны, всё растёт и растёт, и в населении воспитывают чувство злобы и ненависти».
Правительство так и не смогло понять весьма жирного намёка истории. Пятый год, усиленно изгоняемый правительственными людьми из своих голов, оставил о себе память в степях города на Оми. Омск, град Акакиев Акакиевичей, всё же оставался частью России, со всеми её сторонами и проявлениями. Какие-то их них были заглушены сильнее, другие пытались осторожно пробиться наружу. В умах граждан кипела работа, все видели разные пути выхода из приближающегося тупика.
В конце концов, к тому времени в стране накопилось немало традиций, выражавших разные проявления общественно-политической мысли страны, стремившейся бороться за справедливость, равенство, свободу, науку и просвещение. Но и иная Россия, на протяжении веков бывшая одной из самых толерантных стран по отношению к насилию, бесправию, жестокости, иррациональности, консерватизму и предрассудкам, не собиралась уступать дорогу. Никуда не исчез значительный слой людей, мечтающих остаться в стороне, замкнуться в себе и жить в изолированном от мира футляре, без побед и поражений. А всё же из людской памяти не удалось изгнать дни 1905 1907 гг., время напряжения всех общественно-политических, народных сил, стремившихся к долгожданному обновлению российских и мировых реалий.
Таким был город накануне «короткого XX века» (1914 1991), по выражению британского историка Эрика Хобсбаума, перед скорым наступлением революционной эпохи.
Добавить комментарий