В детстве я самозабвенно увлекался кино и театром. Интерес к этим искусствам был весьма серьёзным и глубоким: ещё подростком, я не только снимал фильмы самодельной кинокамерой, играл в любительских спектаклях, но даже исполнял детскую роль на сцене профессионального театра драмы. Приметив мою страсть к лицедейству, директор школы, где я учился, нанял для меня персонального репетитора — Михаила Званцева, артиста драмтеатра, который обучал меня премудростям актёрского мастерства. У меня дома была коллекция париков, бород, усов, накладных носов, гримёрных красок и прочих принадлежностей для изменения внешности. В технике грима я добился заметных успехов, причём умел делать не примитивный театральный грим, где всё упрощенo и преувеличено, а мог накладывать сложный киногрим, детали которого на лице актёра трудно разглядеть даже при съёмке крупным планом.
Изменив свою внешность, мне нравилось разыгрывать соучеников по школе и своих родителей. Однажды явился я домой с «рваной раной» через всё лицо. «Рана» была изготовлена из ваты, пропитанной вареньем из красной смородины. При виде этого зрелища моя мать чуть не упала в обморок и долго не могла прийти в себя от потрясения, а после того как я отодрал кусок сладкой «раны», сунул её себе в рот и разжевал, дала мне крепкий подзатыльник. Через несколько лет эти шуточки вернулись ко мне бумерангом. Первые два студенческих года я учился на вечернем отделении института, а днями работал электромонтёром на заводе. У меня был сослуживец слесарь Гоша, обладатель двух приметных характеристик: у него были кулаки молотобойца и медальный профиль вечно пунцового от водки лица. Однажды, думая сделать ему приятное, я сказал, что он внешне похож на Остапа Бендера. Гоша не знал, кто это такой, и спьяну решил, что я его оскорбил, поэтому он размахнулся и со всей силы врезал мне кулаком в лицо. Кожа на щеке лопнула, кровь брызнула во все стороны и, прижав к ране носовой платок, я побежал в санчасть завода; там рану продезинфицировали и перевязали. Когда я вернулся домой и моя мать увидела меня в таком виде, лишь махнула рукой и сказала, чтобы я прекратил свои дурацкие шутки. Только после того, как я смог её убедить, что на лице у меня не варенье, а реальная кровь, повезла меня в больницу, где рану зашили, после чего до сего дня у меня под правым глазом остался небольшой шрам. С тех пор я кровавыми розыгрышами не развлекался.
Как говорилось в старых детских книжках: «Это присказка, а сказка будет впереди», поэтому сейчас перейду к главной истории этого рассказика.
Когда мне было лет тринадцать, я зачитывался книгой Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» и мечтал, что когда вырасту, то непременно сыграю в театре Швейка или сделаю про него кино. Я даже начал писать киносценарий по мотивам книги Гашека, когда в один прекрасный день недалеко от дома, где я жил, на стене кинотеатра «Салют» увидел огромную афишу нового чешского фильма «Бравый солдат Швейк». Я просто задохнулся от восторга — такая удача! Ну как не посмотреть это кино? На следующий же день после школы я побежал к кинотеатру. В кассе мне билет продали (соврал, что покупаю для отца), но когда я с ним сунулся в зал, билетёрша меня не впустила и сказала, что на этот фильм лица до 16 лет не допускаются. Это был удар ниже пояса! Что же делать? Пропустить фильм про Швейка было немыслимо, и я решил, что единственная надежда — это изменить мою внешность так, чтобы я выглядел старше своих лет и в новом обличье смог сыграть спектакль одного актёра для одного зрителя — билетёрши.
Я вернулся домой и принялся за работу: стал накладывать грим, надеялся подогнать свои 13 лет примерно под 18-20. Я чуть опустил и выпятил нижнюю губу, притемнил кожу, наложил у глаз несколько теней и сделал ещё пару небольших штрихов. Однако, этот трюк удался лишь наполовину. Билет на очередной сеанс в кассе мне продали без вопросов, но когда я с ним попытался пройти в зал, бдительная билетёрша меня узнала, перегородила путь и грозно сказала: «Это опять ты? Я же сказала — только после шестнадцати!», сделала мне от ворот-поворот и вытолкала на улицу.
Мне стало совершенно ясно, что полумеры тут не годятся, нужен другой, более серьёзный грим — придётся сделать из себя старика. В моей коллекции нашлось несколько подходящих бород, усов и бровей. Из специальной мастики я вылепил нос и почти час потратил, чтобы сделать кожу на щеках, лбу и особенно вокруг глаз дряблой и морщинистой. Для этого размочил в крахмальном растворе листки папиросной бумаги и наложил их себе на лицо, складками имитируя морщины, а когда они просохли, закрасил гримом. Затем приклеил брови, бороду и усы, которые для большей седины чуть припудрил.
Тут возникла проблема — гримировать самому себе шею, уши и руки слишком сложно и мне с этим не справиться, поэтому решил на эти части тела грим не накладывать, а прикрыть их какой-то одеждой. На дворе стоял тёплый май, но дома не обнаружилось никакой лёгкой одежды, подходящей к моему образу и размеру. В шкафу нашлись отцовская телогрейка и шапка-ушанка, а на ноги я надел валенки. Не покрытую гримом шею обмотал красным в жёлтую полоску шарфом, а для рук в комоде подобрал варежки. Грим получился отменный, и своим новым обликом я остался вполне доволен, даже сфотографировался на память. Новоявленный старик, на вид которому было хорошо за семьдесят, выглядел вполне реалистично, хотя из-за малого роста телогрейка висела на нём мешком, а варежки смотрелись несуразно, но с этим я ничего поделать не мог.
В зимнем облачении под знойными лучами весеннего солнца шаркающей походкой отправился я к кинотеатру. Люди на улице на меня оглядывались — уж больно нелепо выглядел дедуля в большой телогрейке и валенках, мелкими шажками плетущийся по улице. В окошко кассы я протянул деньги и хрипло просипел кассирше, что мне нужен один билет. Зажал его в варежку и с замиранием сердца отправился ко входу, надеюсь, что билетёрша не распознает обман.
Не распознала. Когда я подал билет, она равнодушно скользнула взглядом по моей бородатой физиономии, оторвала ярлык и повернулась к следующему зрителю. Премьера маскарада прошла удачно, хотя и без аплодисментов! Еле сдерживая себя от радости и нетерпенья, зашаркал я к своему месту в зале. Как и на улице, публика с удивлением поглядывала на странного дедушку в зимней одежде. Ушанку я, разумеется, не снимал, шарф не разматывал и буквально задыхался от жары. Пот струился у меня по лицу, но опасаясь размазать грим, утирать его я не мог. Выхода не было, приходилось терпеть.
Вскоре в зале погас свет и после обязательного киножурнала «Новости Дня» начался фильм про Швейка. Это был полный восторг! Моя любимая книга оживала на экране, я упивался каждым кадром и особенно тем, что все действующие лица выглядели точь-в-точь, как на прекрасных иллюстрациях художника Йозефа Лады. Особенно меня поразило, что актёр игравший главную роль, был одновременно похож и на Швейка, и на Ярослава Гашека. Я так увлёкся фильмом, что совершенно забыл о том, в каком образе я сам должен находиться — громко смеялся и хлопал в ладоши. Сидевший рядом гражданин с оторопью поглядывал на чокнутого старичка в телогрейке, который заливисто хохотал фальцетом, как подросток.
Где-то в середине фильма случилась неприятность — струящийся по лицу пот размыл гримёрный клей и у меня отвалились усы. Они упали на пол, а потому я был вынужден сползти со своего сиденья и в темноте шарить под креслами, распихивая ноги соседей. Моё поведение их немало озадачило, они перешёптывались, поджимали ноги и показывали пальцами на странного зрителя в телогрейке и ушанке, который ползает по полу и непонятно, что там делает. К счастью, я нашёл усы, уселся на своё место, но вернуть их обратно на лицо не было никакой возможности — клея у меня с собой не было. Пришлось рукой прижать усы под носом и таким образом их всё время удерживать. В этой нелепой позе я и просидел до конца фильма.
Кино закончилось, и публика стала выходить из зала. Я продолжал держать усы рукой, причём для оправдания того, что варежка всё время прижата к лицу, непрерывно в неё чихал и кашлял. Теперь надо было вернуться домой, стараясь не слишком привлекать внимание прохожих. Придерживая усы, я вышел из кинотеатра и поплёлся домой, шлёпая валенками по лужам.
Когда до подъезда дома оставалось каких-то полсотни метров, неожиданно кто-то сзади схватил меня за шиворот. Я в испуге оглянулся - и увидел гневное лицо моей бабушки. Она возвращалась из магазина и, заметив у дома странного субъекта, пригляделась к нему и вдруг узнала нашу домашнюю одежду: телогрейку, ушанку, и особенно — красный в жёлтую полоску шарф. Она решила, что на старикашке надеты украденные из нашей квартиры вещи и, будучи ещё физически крепкой, решила поймать вора, резонно полагая, что с этим недомерком она справится без труда.
Меня она сначала не распознала, но когда «старик» отнял от лица варежку с усами и зашептал: «Бабушка, отпусти, это я! Неудобно ведь, люди смотрят…», разжала кулак, вгляделась в моё лицо и со смехом спросила: «А кого ты сейчас разыгрываешь?» После чего, сама будучи от природы немножко авантюристкой, согласилась подыграть, деликатно взяла меня под руку и мы, два пожилых человека, чинно вошли в подъезд.
-------------
Рассказы и эссе Якова Фрейдина на его веб–сайте: www.fraden.com
Добавить комментарий