Шутка из него выпрыгивает мгновенно, как заяц из лежки при виде охотника. Охотник в данном случае я. Я люблю шутку, юмор, считая их теми искрами, которые поддерживают не только живость организма, но и… здравомыслие. Даже больше: слово «хахма» (хохма в просторечии) на иврите означает – мудрость. Поэтому, встречаясь с ним, я держу ухо востро, стараюсь не попустить искрометного перла.
Жил Нюма Шор, как все мы. Бывший инженер то там, то тут при все той же зарплате 120 р, потом ювелир в Доме быта в Кишиневе, однокомнатная квартирешка на четверых: он, жена, дочь и огромная собака… Потом - грузчик в магазине в Штатах, питающийся только макаронами и окорочками (самые дешевые в Америке), мастер по починке бижутерии в чужом киоске, что торгует всякой всячиной (его место - крохотный столик, на котором разложены инструменты), потом хозяин киоска… И вот - владелец ювелирного магазина в Нэшвилле, владелец дома в столице Тенесси и квартиры в Майами.
В любом, а особенно в застольном разговоре, некая ситуация им обыгрывается мгновенно и наверх выдается шутка. Ценит он и чужой юмор. О своей работе ювелиром в Кишиневе он вспоминал так. Вместе с ним работал некий старикан, которого молодняк всячески донимал. Тот сердился и мог выкрикнуть:
«Хочу, чтобы ты уже рос как лук!»
«Как же именно, дядя Зяма?»
«Головой в землю и ноги кверху!»
Или, тоже сердито:
«Чтоб ты уже был как пиво!»
«Я? Как пиво?!»
«Да! Холодный и на столе!»
Такова природа еврейского юмора: не обухом, а через образ.
Чужая хорошая шутка для него – хлеб насущный. Нюма при случае любит рассказать про бывшего тренера по настольному теннису. Тренер был маленького роста, толстый, но выиграть у него из учеников не мог никто. В конце концов один из спортсменов взмолился: «У вас можно хоть как-то, хоть раз выиграть?!» - Раз плюнуть, - ответил тренер. - Но плюнуть нужно – кровью.
Мы с женой прилетаем в гости к Шорам в Нэшвилл, я привожу Нюмке пластинку его любимых песен. По случаю нашего приезда собирается весь их приятельский круг – как собирается он по любому поводу. В гостиной шумно, я вынимаю из кармана пиджака пластинку и, перебивая шум, спрашиваю у хозяина:
-Нюма, где проигрыватель?
Ответ из-за стола мгновенен:
-В Лас-Вегасе! – К сведению: Нюма Шор любитель сыграть там, за полукруглым столом, в Блек Джек. Выиграть или проиграть…
Мы приезжаем вчетвером, Шоры и я с женой, в Новый Орлеан. Селимся в гостинице. Бродим по улицам, где из каждого окна несется джаз, а в проеме дверей стоит красотка-зазывала в минимальном купальнике. И объявление: «One drink - $2!» Но на этих улицах еще и роскошные магазины «Antique». Мы с Нюмкой остановились у витрины, где в центре стоит высокий и невероятно красивый серебряный кубок. Я гляжу на него и грустно замечаю:
-Вот, Нюмка, мне из такого кубка уже не пить...
Минутная заминка.
-А таблетки запивать?
Оказывается, шутка была совсем рядом!
Он рассказывает мне, что уже на третий день после знакомства с Мариной, будущей женой, предложил ей руку и сердце. Спрашиваю:
-Почувствовал, что будешь как за каменной стеной?
-Ну да, - в ту же секунду, - как в тюрьме.
Как-то я расхваливал ему океанскую рыбалку: забрасываешь, мол, спиннингом на большущую глубину леску с крючком и наживкой и ждешь, когда снизу дернут. Дерг! И ты в ответ – дерг! И начинаешь вытягивать бьющуюся во все стороны тяжесть рыбины, спиннинг гнется… Нюмка думал не долго. Он сразу же нарисовал мне ответную – «не хуже рыбалки!» - картинку: вот в его магазин входит покупатель… присматривается к дорогому кольцу… спрашивает: сколько? (дерг!). И тут продавец берет кольцо в руки, показывает так и этак блеск бриллианта - и начинает… вытягивать… вытягивать бьющегося из стороны в сторону клиента...
Звонит ему приятель из Нью-Йорка:
-Нюмка, привет, дорогой!
-Я уже не дорогой.
-Что такое?
-Продал бизнес.
Работы больше нет, началось безделье. То есть – шастание по комнатам из угла в угол. Взялся – вдруг, вспомнив про призвание ювелира, тоже художника в известной мере – за живопись. Нарисовал морской пейзаж. Приятель-визитер фальшиво заметил:
-Прямо Айвазовский!
-Ойвэйзовский, - тут же поправил Нюма.
В Майами проходила выставка художников модернистов-авангардистов. Шоры ходили-бродили по выставке. Особенно она интересовала Марину, жена ювелира искусству близка и сама мастерица делать разные-разные настольные лампы с наборными абажурами, мозаика. Она «сова» сидит в мастерской за иным набором до 4 утра…
Ювелир Нюмка же, ходя-бродя по залам, вырабатывал позицию по отношению к нынешнему авангарду. В конце концов остановился возле одной из глубокомысленных «композиций» - метла над кучкой мусора - и выдал:
-Авангарбич!
Мы идем по главной улице Ки Уезта, городка на самой оконечности Флориды (Флорида на карте похожа на коровий сосок). Городок прелестный, чаще двухэтажный, дома – коттеджи. Здесь Хемингуэй купил дом с садом вокруг и бассейном. В саду посейчас сохранились кладбища для кошек, которых писатель очень любил.
Мы идем по улице, а у нас под ногами шныряют красивые домашние петухи. Петухи на тротуаре – примечательность города, они одни из его необычных украшений. Нюмка, обходя сторонкой очередного гребеносца, замечает:
- Петухуево.
Городок и правда внешностью и вдобавок петухами на тротуарах напоминает деревню, только очень красивую.
Ночуем мы в одном из двухэтажных домов, который служит и гостиницей. Спали в разных комнатах. И вот эпизод. Мы с женой просыпаемся, принимаем душ, одеваемся. И тут жена за что-то (это знакомо всем мужьям, я думаю) за что-то, мне неведомое, начинает меня честить –костерить. Может, за мой сон, который она каким-то образом просмотрела.
И в таком виде – она не перестает меня костерить – мы приближаемся к вестибюлю, где нас дожидаются Шоры. Видим их.
-Смотри, Нюмка, как она меня ни с того, ни с сего хавает, - говорю я вместо приветствия.
-Это что, - мгновенно отвечает он. – Когда меня хавает Марина, она еще и причмокивает!
Мы все смеемся очередной шутке и покидаем гостиницу, чтобы через пару минут встретиться с петухом на тротуаре.
Как-то по какому-то поводу я произнес при нем пословицу «Назвался груздем – полезай в кузов». Нюмка мгновенно игранул словцом «Назвался грустен...» Я запомнил удачную переигровку и не без причины. От природы, скорее, грустному, чем веселому, для меня Нюмкины шутки были животворящими искрами, вдруг сверкнувшими рядом с обыденностью. Последняя скоренько загоняет в кузов.
Добавить комментарий