Нокаут

Брайан родился и вырос в еврейской семье достатка выше среднего. По крови еврейской, а по укладу жизни и традициям – американской, – предпочитали Рождество Хануке.

Макс родился и вырос в семье русских эмигрантов-программистов и жил через два дома от него.

Мальчики росли друзьями. Вместе проводили время в играх на подстриженных газончиках. Жизнь в пределах «инкубатора» наполнена столь незначительными событиями, что заказ пиццы в пятницу или просмотр футбольного матча в воскресенье казался друзьям событием планетарного масштаба. Поэтому события, на первый взгляд не примечательные, производили на мальчиков неизгладимые впечатления.

Таким событием в шестилетнем возрасте для Брайана стало посещение синагоги. 

Тогда его облачили в белую рубашку, тёмные брюки, вместо бейсболки нацепили кипу. В синагоге Брайан увидел много мужчин в чёрных брюках, в чёрных пиджаках и белых рубашках на выпуск, из-под которых по бокам свисали сплетённые пучки нитей - цицит . Большинство в широкополых чёрных шляпах, все в очках, все какие-то одинаковые. Именно те, что в шляпах, казались Брайану похожими на больших чёрных воронов, важно покачивающихся при ходьбе. Да что похожие! Они и есть такие. Ночью подкрадываются и заклёвывают до смерти! Мама рассеяла его страхи: «Нечего бояться. Эти «вороны» – ортодоксальные евреи, милейшие люди, и мухи не обидят». Брайан маме верил, но «люди-вороны» ещё долго возникали в его неокрепшем сознании. 

У Макса страхов и фобий не было. Событие, встряхнувшее его и напугавшее его родителей, случилось гораздо позднее. В четырнадцать лет он наклюкался на вечеринке, точь-в-точь как его папа подростком в далёкой России. Дома Макса вывернуло наизнанку, затем скрутило в узел и снова вывернуло. Лицо цвета укропа и отрешённый взгляд спасли его от родительских нотаций. Отрицательный опыт с алкоголем определил жизненный выбор Макса – трезвость и спорт.

Сказать, что он, как его друг Брайн, стал жертвой «инкубатора» было бы неверно. Русскоязычные родители невольно препятствовали формированию чистого, не омрачённого изнанкой жизни, сознания.

В десять лет Макс не просто знал русские матерные слова, но и их скудный перевод на английский. Песни Высоцкого и фразочки главного героя кинокартины «Брат» крутились в его голове, вместе с музыкой Led Zeppelin и Eminem. Он обладал знанием двух миров: русского, где белое было белым, а чёрное – чёрным; где эмоции выражались с прямотой, граничащей с бестактностью; и американского, где улыбаться незнакомцам также естественно, как дышать; где делать замечание считается неприличным; где принято говорить приятности и задавать вежливые вопросы, но при этом не слушать ответы; где люди изображают испуг и неловкость, столкнувшись в дверях общественных заведений, как будто они совершили преступление, за которое им грозит срок.

Жизнь в таком обществе ведёт к ослаблению защитных реакций, вернее, к их отсутствию. У Брайана ощущался их явный дефицит. Макс же считался уверенным и решительным; он даже врезал в школе одному за то, что тот обозвал его «коммунистом, которому лучше убраться туда, откуда приехал». Свидетелем преступного поведения Макса стал учитель истории. Разобравшись, в чём дело, он не стал поднимать шум и дело замяли.

Те события давно канули в прошлое. Брайан и Макс окончили школу, поступили в колледж. Брайан учился на медбрата, Макс на бизнесмена. Оправдывая репутацию крутого парня, Макс занялся боксом. Брайан, узнав об этом, стал просить друга взять его на спарринг, ведь он никогда не видел бокс вживую. Макс под разными предлогами оттягивал их совместную поездку, зная, что Брайан – нежный рохля, не готовый ни к посещению таких мест, ни к такого рода зрелищам, но друг всё ныл – возьми да возьми. Как откажешь?

Боксёрский клуб находился в афроамериканском районе, в подвале Армии Спасения. Приехали, поставили машину неподалёку. Обветшалые, с облупившейся на фасадах краской дома, как сироты притулились вдоль улицы, разбитые пешеходные дорожки и мусор. Не апокалипсис ещё, но – здравствуй, третий мир!

Пока друзья шли к зданию, сидящие на крыльце аборигены с удивлением и любопытством смотрели на них. Макс заметил насторожённость и намеренную бодрость своего друга, усмехнулся, но промолчал.

– А бьют по-настоящему? – спросил Брайан.

– Ещё как! Хочешь попробовать?

– Нет. У меня нос не подходящий, бей – не промахнёшься. И потом, я – кровь не люблю.

– А как же ты медиком решил стать? 

– Людям нравится помогать. 

– Ну, тогда приготовься, там без крови никак.

– Мне бы нокаут увидеть. 

– С кровью, – съязвил Макс.

– Лучше без. Ты был в нокауте?

– Заткнись! Сглазишь!

– Мне бы нокаут увидеть! – снова повторил Брайан.

Зашли в помещение, спустились в подвал. Компактный боксёрский зал: ринг на помосте, три тяжёлых мешка, свободное пространство перед зеркалами для боя с тенью. В зале было человек пять-шесть.

Брайан встал на входе в уголке, опёршись спиной на стену: «Как они тут дышат? Задохнуться можно».

Бок о бок на мешках работали малыш лет десяти и возрастной мужик с бородой. 

Брайан с интересом наблюдал за происходящим в зале: Другой мир. Здесь ещё круче, чем в фильмах о боксе. Вот она, неприукрашенная реальность! Ведро в углу ринга, в мутной воде которого – сгустки крови, плевки и расползшиеся салфетки, – декорация достойная боксёрского блокбастера. Тяжёлая смесь из углекислого газа, микробов и пыли, называемая воздухом, отравляла лёгкие присутствующих, повышая их иммунитет. 

«Fuck» звучало здесь чаще других слов. В этом слове не было ни оскорбления, ни плохого умысла. В зависимости от интонации оно могло нести как позитивный, так и негативный смысл. Его легко можно было принять за похвалу.

Старый тренер, объясняя десятилетнему мальчишке как надо бить, разговаривал матом легко и непринуждённо. Грубая речь звучала органично, в ней не было намерения обидеть или унизить. Возможно, без мата мальчик вряд ли бы мог хорошо освоить приёмы бокса.

Макс приступил к разминке. В зал вошёл Вик – отец Макса, он же – тренер. Поздоровался со всеми. Вёл себя непринуждённо, будто тут его дом родной. 

Брайан гадал, кто будет соперником его друга, выбор был небольшой: бородатый мужик и трое парней шестнадцати-девятнадцати лет. Брайан понимал – парни не первый год занимаются боксом, наверно, с кем-то из них предстоит драться Максу.

Вик перекинулся, словом, с тренером клуба, тот указал на Монтану. 

«Ага, вот с кем Максу предстоит спарринг. Не хотел бы я с таким ночью на улице встретиться, – подумал Брайан, – от этого парня хорошего не жди».

Брайан был прав. Монтане Кис всего шестнадцать, а наглости и апломба – будто он пятёру отсидел. Природная ловкость, скорость и сила: зверь и сволочь, слабого ударит – не поморщится. 

Монтана запрыгнул в ринг первым, по пояс голый, на теле живого места нет – всё в татухах, на груди наколот портрет сына-младенца. Вот так! Сам ещё пацан, а уже папа. Следом за Монтаной в ринг залез Макс, ростом на голову выше и на двадцать фунтов тяжелее соперника, тоже снял футболку, но не для того, чтобы шесть кубиков на торсе показать – как-никак пловец с десятилетним стажем, а чтобы кровью её не испачкать, маму не пугать.

Может то, что Макс крупнее, заставит Монтану уважать спарринг-партнёра? Нет, на это Максу надеяться не стоит. Характер у Монтаны заносчивый, одни понты, говнюк – одним словом, – подытожил мысленно Вик.

«Не давай ему спуска, главное держи его на дистанции, контролируй джебом, не пропусти момент, когда он резко идёт на сближение, его боковые очень опасны. Вяжи в клинче, ложись на него, пусть потаскает тебя. Устанет, разозлится, оттолкни от себя, или сделай шаг назад, и уж тогда засаживай. В голову не целься – увернётся. Бей в грудь», – наставлял Макса отец.

Все собрались у ринга, отпуская реплики в адрес боксёров. Брайан остался стоять у входа, притулившись к стене. 

Спарринг шёл ровно, Макс старался не давать Монтане свободного пространства, придавливал его, работая джебом, готовый в любую секунду выбросить правую. Монтана плёл свои хитросплетения, норовя обмануть, выманить и ударить Макса навстречу, или заставить промахнуться и контратаковать. Удалось – выдернул Макса на себя, нырнул под руку и нанёс удар. Из носа Макса потекла кровь. Это разозлило его, он раскрепостился, поймал кураж и попал Монтане справа в голову, тот закружил в танце, прикрываясь перчатками. 

Высокий темп боя и укороченные перерывы по тридцать секунд вместо одной минуты развивали в боксёрах выносливость. Время отдыха летело так быстро, что казалось они только успевали глотнуть воды в перерыве и снова сходились в схватке. 

Брайану было душно, он покрылся потом, сердце колотилось – напряжение боя передалось ему. Учащённо дыша, он неотрывно следил за ходом поединка, с нетерпением ожидая развязки – нокаута. Кровь, ручьём хлынувшая из носа друга, последнее что запомнилось Брайану.

 Парни отработали четыре раунда, зрители были явно разочарованы результатом. Все ждали, что Монтана засадит «Снежка», но не вышло.

Макс, сходя по ступенькам ринга, искал глазами друга. За спинами людей в углу зала он увидел лежащего на полу Брайана. Макс бросился к нему, тот был без сознания. Глаза закрыты, заострившаяся горбинка на носу особенно бросалась в глаза. На бледное влажное лицо Брайана плеснули холодной водой. Он очнулся, открыл глаза, его рассеянный взгляд заскользил по лицам людей.

Макс помог другу подняться. Возвращались молча. Макс вёл машину. Брайан выглядел обескураженным, будто проиграл бой.

– Жаль, нокаут не увидел, – посетовал он, прервав молчание.

– Зато сам побывал, – пошутил Макс.

– Это точно. Похоже бокс не для меня!

***

– Что с ним? - спросил дежурный в приёмном покое.

– Наверное, передоз.

– В реанимацию! 

Работник скорой помощи помчался по коридору, толкая перед собой каталку с чёрным парнем в отключке. Мертвенная бледность отчётливо проступила на его смугло-тёмном лице.

А вдруг помрёт – эта мысль подстёгивала медбрата добраться до реанимационной как можно быстрее. Встречающийся на пути медперсонал жался к стене. Хорошо – ночь, народу мало, днём так не побегаешь, – думал он, закатывая пациента в палату.

Вокруг умирающего суетились медсёстры. Врач – высоченный и худой, склонив голову набок, походил на цаплю. 

– Катетер под ключицу, – скомандовал он. 

Чуть поодаль, сгрудившись как цыплята на всё это взирали практиканты из медицинского колледжа. Где-то я уже видел этого парня, – подумал один из них, глядя на портрет младенца, наколотого на груди реанимируемого. 

Медсестра торопливо ткнула иглу в центральный сосуд и промахнулась. Из проколотой вены вытекла капля крови. Вдруг что-то тяжёлое бухнулось на пол. Кто-то вскрикнул. Не обращая внимания на шум, сестра удачно ввела иглу и подсоединила капельницу, затем обернулась.

На полу белый, как медицинский халат, распластался практикант. Врач склонился над ещё одним пациентом, нащупал пульс на запястье и успокоился.

– Обычный обморок. Нашатырь!

Через некоторое время потерявший сознание пришёл в себя.

– Что случилось? Вы голодны? Когда вы ели последний раз? – врач задавал вопросы, пытаясь выяснить причину обморока.

Практикант молчал. Он вспомнил чёрного парня, кровь, и обморок.

Похоже профессия медбрата, как и бокс, не для меня.