На своей книге повестей и рассказов "Поездка к морю" писательница Людмила Уварова сделала незатейливую надпись: "Очень милым Любе, Андрею и Фоксику с любовью. Люся. 20.10.76 г." А писатель Александр Тверской надписал свою повесть "Песня над Босфором" не просто в стихах, но обращаясь всё к тому же Фоксику:
"Милый, славный, добрый Фокс,
Лучший королевский дог-с!
Кто тебе замест отцов?
Драмописец Кузнецов.
Вежливый, негрубый,
Ты воспитан Любой.
Будь же ты всегда такой,
Тебя приветствует — Тверской 15.5.76 г."
История этой собаки, хоть и трогательная, но вполне банальная. Бездомная, она нашла себе хозяина. Однако так случилось, что в судьбе Фоксика приняли участие многие интересные люди, а сам он стал героем писательского фольклора. Вот я и подумала, что надо бы рассказать эту собачью историю.
В июле 1975 г. мы с мужем получили путёвки в Дом Творчества "Переделкино", находящийся в живописном подмосковном посёлке того же названия. Переделкино, безусловно, вошло в историю русской литературы, но не столько "умением" (как Михайловское, Ясная Поляна или Мелихово), сколько числом. За советские годы в ДТ перебывали сотни писателей изо всех уголков Союза. А ещё в посёлке находились роскошные по тем временам дачи, принадлежавшие маститым писателям. Некоторых из этих писателей (Пастернака, Чуковского, Вс. Иванова, Сельвинского) в 1975-ом уже не было в живых, другие (Федин, Каверин, Катаев, Арбузов, Алигер, Штейн) ещё здравствовали и, проходя по посёлку, вы могли повстречать живого классика. Если же вас больше волновала слава посмертная, - что ж, рядом, на переделкинском кладбище, покоился прах Пастернака, и, немного похлопотав, можно было пристроиться неподалёку...
Словосочетание "Дом творчества" означало, что здесь писателям надлежит не только отдыхать, но и творить; и впрямь, для творчества были созданы все условия. Каждому полагалась отдельная комната - в главном корпусе или в коттедже. Здесь вас не глушили, как в "профсоюзных здравницах", хриплой музыкой, не напускали массовика-затейника, не выгоняли чуть свет на физзарядку. "Неохваченные" затейником, обитатели ДТ развлекали себя сами - в основном, разговорами и прогулками.
Своеобразным клубом служила переделкинская столовая. За каждым столиком сидело по 6 человек, писатели и жописы (так, по-анкетному, сокращенно называли жён писателей). Вкушение пищи сопровождалось оживлённой беседой, часто переходившей в дискуссию. Побеседовать, подискутировать тут было с кем, да и послушать было кого.
За столиком справа от нас сидела немолодая женщина с копной густых чёрных волос - Евгения Семёновна Гинзбург, автор повести "Крутой маршрут", многие годы проведшая в сталинских лагерях. Слушать Евгению Семёновну было страшно интересно, и часто мы, прихватив с собой тарелки и стулья, подсаживались к соседям. Иногда, правда, Гинзбург в столовой не показывалась. Это означало, что к ней приехал сын, Василий Аксёнов (только из Канады, весь в джинсовом дефиците), и они отправились осматривать окрестности.
Неподалеку гордо восседал импозантный старик - Оня (Иосиф Леонидович) Прут, известный драматург, рассказчик и хохмач. Трудно было найти страну, в которой он не побывал, знаменитость, с которой не был бы на короткой ноге. Воспитывал его в начале века дед- хлебопромышленник, родственников он имел по всей Европе, а сам служил когда-то во французском Иностранном Легионе. Истории его отличались разнообразием. Одну, сопровождавшуюся для убедительности показом фотографий, я особенно хорошо запомнила: о том, как он, Оня Прут, был единственным свидетелем со стороны невесты на свадьбе Кристины Онасис (дочери греческого миллиардера и падчерицы Жаклин Кеннеди) с одноглазым советским внешторговцем.
Ещё в столовой сидели, кто - всё лето, а кто - наездами: Владлен Бахнов, Владимир Лифшиц, Леонид Лиходеев, Леонид Зорин - все видные члены или частые гости "Клуба 12 стульев". Так что смехом мы были обеспечены сполна, а иногда получали и порцию острых ощущений впридачу.
Однажды, например, посреди обеда в столовую ворвался не слишком трезвый Виль Липатов с пистолетом и стал целиться в прозаика Юрия Полухина, мужа писательницы Любови Рудневой, больше известной в качестве героини смеляковской "Любки Фейгельман". Незадолго до того мужчины повздорили, и вот теперь Липатов решил расквитаться. Незнакомые ещё с терроризмом, писатели даже не испугались, а, скорее, оторопели. Надо отдать должное Полухину: он спокойно подошёл к нападавшему и отнял пистолет, оказавшийся хоть и настоящим (подарок министра внутренних дел за "Деревенский детектив"), но не заряженным. Липатов охотно отдал оружие и полез обниматься:
- Юра, ты герой, пули не испугался! Прощаю тебя, пойдём выпьем!..
Обычно писатели не торопились покидать столовую, а, между тем, на улице их терпеливо дожидались... переделкинские собаки. Они хорошо знали расписание писательских трапез и к их окончанию сбегались со всего посёлка. Обитатели ДТ не обманывали собачьих надежд и выносили, что придётся: кусок бифштекса, полкотлеты, куриную косточку. Изо всей разношерстной собачьей братии моему мужу особенно приглянулся небольшой пёсик, похожий на фокстерьера, по кличке Фоксик. Андрей как-то сразу почувствовал к нему симпатию и стал выносить Фоксу самые вкусные кусочки.
В Переделкине даже собаки связаны были с литературой. Отцом Фокса оказался старый фокстерьер Бен с дачи Пастернаков (после смерти поэта там жили его наследники), матерью - простая дворняга с дачи одного генерала. Любовь зла - вот и случилось, что интеллигентный Бен бегал через весь посёлок к необразованной дворняге. Когда на свет появился Фоксик, места на генеральской даче ему не нашлось, и щенка выгнали. Первые два года Фоксик жил ой, как нелегко. Пришлось ему и помёрзнуть, и поголодать, а однажды его ударила машина, и он еле выжил. Познакомившись с моим мужем, Фокс сразу понял: вот он, хозяин, и привязался к нему, как может привязаться только пёс. С тех пор Фокс на ночь залезал под наш коттедж, а днем сопровождал Андрея на прогулках.
Жители ДТ любили гулять по посёлку, и прогулки эти были занимательны. На переделкинских улочках и аллеях встречались весьма колоритные фигуры.
Например, Лиля Брик, медленно двигавшаяся под руку со своим последним супругом, В. Катаняном. Маленькая, скрюченная, она героически сражалась со старостью. Но экстравагантная одежда, медно-рыжие волосы и обильный макияж только подчёркивали её дряхлость. И всё же было в этой сгорбленной старухе что-то такое, её окружала такая аура, что, столкнувшиеся с ней, люди не улыбались, а долго ещё оглядывались...
Помню, я гуляла однажды по посёлку с Лидией Корнеевной Чуковской. Нам повстречался Валентин Петрович Катаев и в высшей степени учтиво раскланялся. Чуковская ответила. Когда мы отошли, Лидия Корнеевна, которая в то время уже очень плохо видела, спросила:
- А кто это был?
- Катаев.
Боже мой, какой я получила нагоняй за то, что не предупредила её! Ни за что на свете не стала бы она раскланиваться с этим... Конечно, автор знаменитого романа "Белеет парус одинокий" писал совсем неплохо, а к концу жизни (я имею в виду "Алмазный мой венец") - просто превосходно. Чуковская помнила, однако, как непорядочно вёл себя Катаев, когда её исключали из СП. Но главное - он поставил свою подпись под письмом в поддержку высылки Солженицына. А подлости Лидия Корнеевна не прощала.
Бродя по Переделкину, мы часто проходили мимо дачи критика В.Ермилова, верноподданного партийца, в своих заказных статьях безжалостно и несправедливо громившего писателей. На прибитой к калитке пластинке со словами: "Осторожно! Во дворе злая собака!" - кто-то от руки приписал "и беспринципная"...
Между тем, пришло время и нам подумать о нашей собаке. Приближалось время отъезда, и мы поняли, как неосторожно поступили, приручив Фокса, внушив ему надежду. Увы, оба мы с мужем болели, и обзаводиться собакой никак не входило в наши планы. Со всей возможной энергией принялись мы пристраивать Фоксика, искать для него "хорошие руки". И нам повезло: хорошие руки нашлись. Две девочки, две сестрички, Ксюша и Нина, давно приметили Фоксика, любили с ним играть и уговорили свою маму взять собачку.
Звали маму Юлия Хрущёва. Отец Юли, Леонид, военный летчик, был сыном Н.С.Хрущёва от первого брака. Когда он погиб на фронте, а жену его, мать Юли, арестовали, Никита Сергеевич и Нина Петровна взяли двухлетнюю девочку к себе, и она росла вместе с другими их детьми. Ко времени, о котором идет речь, Юля Хрущёва - красивая молодая женщина, театровед, была вдовой. Её муж, журналист Лев Петров (говорят, он помогал Никите Сергеевичу, когда тот наговаривал свои знаменитые воспоминания), рано умер.
В назначенное время мы втроём (муж, я и Фоксик) отправились к Хрущёвым. Встретили нас приветливо, показали дачу, участок. Я, видимо, всё-таки нервничала. Потому что изо всей дачи помню лишь просторную комнату на первом этаже, почти без мебели, и на стене - большой портрет Никиты Сергеевича и Нины Петровны. На участке запомнился только забор: надёжный, прочный, уж отсюда-то собака никуда не убежит. Девочки покормили Фоксика, приласкали. Мы убедились, что псу здесь будет хорошо.
В тот вечер разразилась гроза, рано стемнело, в окна хлестал дождь. Мы сидели в своём коттедже и никого, конечно, не ждали. И вдруг - стук в дверь. На пороге две насквозь промокшие фигурки - Ксюша и Нина.
- Фоксик убежал! - Сквозь слёзы произносят девочки. И рассказывают, что к маме приехал какой-то знакомый, открыл ворота, чтобы поставить машину, а Фоксик только того и ждал. (Позже мы узнали, что этого знакомого Ксюша и Нина от дома отвадили).
Андрей тут же вышел на крыльцо, свистнул - и мигом откуда-то из-под дома выскочил мокрый, но счастливый пёс. Хозяин позвал его! А зла на нас он не держал. После этой истории мы поняли, что пристраивать Фоксика бесполезно. Он нашел себе хозяина и о другом не помышлял.
Уезжали мы с тяжёлым чувством, будто предавали друга. На первых порах позаботиться о собаке обещала старая моя приятельница Киляля, которая ещё на целый месяц оставалась в Переделкине. Прошло две недели. Однажды вечером позвонила Киляля и сообщила, что с самого дня нашего отъезда Фоксик лежит на крыльце коттеджа и ждет хозяина.
- Он никуда не уходит. Еду ношу ему на крыльцо.
Это было последней каплей. Андрей решил сразу:
- Немедленно еду за Фоксом. Ждите.
Тут самое время познакомить читателей с Килялей - Кириллой Фальк. Я подружилась с ней в ИФЛИ, куда обе мы поступили за год до начала войны. Незадолго до этого Киляля приехала из Франции, где провела почти всё своё детство. Отцом её был известный художник Роберт Фальк, матерью - Кира Константиновна Алексеева, дочь К.С.Станиславского и М.П.Лилиной. Ко времени, когда мы встретились в Переделкине, Киляля была членом СП, переводила русскую поэзию на французский.
Ожидая Андрея, Киляля решила для надёжности взять Фокса к себе в комнату. С большим трудом удалось ей оттащить пса с его поста на крыльце. Не меньше сил затратила она, уговаривая вахтёршу впустить собаку в жилой корпус. Комната Киляли напоминала пенал - длинная и узкая, в одной короткой стене - окно, в другой - дверь. Когда Андрей вошёл, то увидел сидящую в кресле у окна Киру Константиновну, и у её ног - Фокса. Пёс не вскочил, не залаял, не бросился к хозяину, а пополз к нему через всю комнату, от окна к двери.
Провожать Фокса собралось все население ДТ. Он, не колеблясь, решительно прыгнул в такси, словно всю жизнь только и делал, что разъезжал на машинах. Таксист, оценив обстановку, дал прощальный гудок. Машина тронулась. Для Фокса началась московская жизнь.
Вопреки предсказаниям ("деревенская собака не сможет жить в городе"), Фокс быстро прижился и освоился, свыкся в городской техникой - лифтом, холодильником, пылесосом, привык к уличному шуму и оживлённому транспорту. Благодарный и деликатный, он всячески старался не быть нам в тягость: в квартире не лаял, не пачкал, не царапал мебель и стены, на прогулках сам следил, чтобы не потеряться. Многие жители наших писательских домов знали историю Фоксика. Среди них была и известная, широко в то время читаемая писательница Людмила Уварова. Людмила Захаровна жила в соседнем доме и слыла остроумной женщиной (шутки её, порой не вполне печатные, передавались из уст в уста), а также собачницей районного масштаба. В квартире Уваровой, кроме её собственной собаки, постоянно находились бездомные, подобранные. Люся мыла их, кормила, лечила, а потом подыскивала хозяев. Познакомившись с Фоксиком, она прониклась к нему самыми нежными чувствами. Отсюда и надпись на подаренной нам книге, отнюдь не в шутку.
А вот от Александра Тверского мы такой надписи, честно говоря, не ждали. Получив книгу со стихами, обращенными к Фоксику, даже удивились. Саша был деловым, очень занятым человеком и, казалось, собак в упор не замечал. А вот поди ж ты! Фокс достучался и до его сердца.
Судьба Фоксика тронула и других писателей. Драматург Яков Волчек, изменив родному жанру, сочинил о нём трогательную новеллу. В Переделкине о Фоксе сложили легенду, и стоило появиться в ДТ новичку, ему сразу её рассказывали. Каждый рассказчик вносил что-то своё, но в главном легенда была близка к правде - в основе её всегда лежали жизнь и приключения нашей собаки.
Перечитываю эту историю - получился почти святочный рассказ. Увы, без "хэппи энда". Весной 1977 г., четырех лет от роду, Фоксик тяжело заболел. Врачи поставили диагноз - инфаркт (сказалось, видимо, тяжёлое детство), и никакие профессора-ветеринары не смогли помочь...
Добавить комментарий