Вигвам

Вигвам я нашел осенью в лесопарке, где гуще. Он был двухметровой высоты, узкий, аккуратный. Остов из сухостойных стволов, связанных по-индейски вверху, был обтянут старенькими покрывалами, байковым одеялом с коричневыми следами утюга. Я заглянул внутрь - "пол" застелен чистыми выцветшими ковриками, отслужившими свой срок в доме. 

Вигвам собрали прочно и ладно - наверняка ребятам помогал взрослый. В двух шагах от него, в ямке, чернели остатки небольшого костра. 

Я обрадовался этому пустому и чистому человеческому домику и подумал, что покажу вигвам Дюнке, дочери. 

Еще дважды я навещал вигвам, он оставался все таким же чистым и нетронутым, в нем словно никто и не бывал. Впрочем, во второй раз я увидел возле него бумажку, приколотую к сучку у входа. "Мир дому сему" было кем-то написано на листке из блокнота. 

С Дюнкой мы пришли к вигваму, когда уже выпал снег, раньше не получалось. Снег лежал на земле, на ветках, снег лежал на вигваме. На самой середине пола, под "дымоходом", белела маленькая горка снега. 

Дюнка была, конечно, очарована вигвамом. Он прямо-таки воплощал ее мечты о "домике". Мы уютно сидели и разговаривали - обо всем и о тех, кто сделал вигвам. 

Это были хорошие люди. Двое-трое мальчишек-апачей и взрослый. А может быть, отец и сын. Они приходили по вечерам, разжигали костерок и подолгу беседовали, прислушиваясь к треску горящих веток и шуму ветра над головой. 

Гула города они не слышали, только редкие автомобильные гудки доносились с той стороны, где светился город. 

Они боялись за вигвам и очень хотели, чтобы всякий, кто войдет в него, был похож на них. 

Дома я отыскал среди бумаг стихотсворение Татьяны Макаровой, которое мне понравилось и которое я перепечатал из журнала. Я прочитал его Дюнке. 

Каждый должен иметь свой дом - 

Свой собственный тайный маленький дом. 

Ведь вы согласитесь, конечно, со мной, 

Что нужно побыть иногда одной... 

Теперь всякий раз, когда мы шли "в лес", заворачивали к вигваму, находя его по сорочьему гнезду недалеко от домика. 

Ведь каждому - 

И тебе, и мне - 

Надо побыть иногда в тишине. 

И еще раз мы пришли с Дюнкой к вигваму. К нему вела по снегу привычная дорожка следов. Но в вигваме лежал плоский деревянный ящик, валялась бутылка из-под вина, на коврике был растерт каблуком окурок. Непрошеные гости пробовали вигвам огнем - на войлочном куске стены виднелся след пожега. Огонь был все же потушен. 

На каждого умного по дураку... 

Опасения наши - хоязяев вигвама и мои с Дюнкой - сбывались. Я понял, что вигвам обречен, я не знал только, сколько он еще простоит. 

Потом пошли дожди, снега не стало, началась грязь, а тут и подошла весна. 

Чуть только подсохло, чуть показались первые травинки, закудрявилась полынь и на склонах лесопарка запахло оживающим чабрецом, как я был в лесу. Долго искал в чащобе конус вигвама; по сорочьему гнезду вышел наконец к нему. Вигвама не было. На земле лежали обгоревшие, мокрые и грязные тряпки, стояки были повалены и втоптаны в землю. Сперва вигвам подожгли, в довершение развалили каркас и плясали на нем. 

...Горечь растекалась, постепенно отравляя всё во мне и гася солнечный день, горечь было не остановить. Так случается, когда наткнешься на ничем не прикрытое, откровенное зло. 

Я пошел домой, идти хотелось быстрее, чтобы сменить тягостное впечатление, но что-то не пускало меня, заставляя думать и думать о тех, кто это сделал; воображение настойчиво рисовало их, пляшущих на развалинах вигвама, доводя до отчетливого видения поз и лиц, до известного эффекта присутствия: я начинал даже слышать их голоса - и я узнавал их. 

Да, я постепенно узнавал тех, кто сжег вигвам, они были мне знакомы, я встречал их раньше. 

Я хорошо знал их: они отличаются от других людей тем, что у них нет воображения. А именно на нем строит себя совесть.