В то раннее утро на даче в Загорянке Мику разбудили громкие голоса очень возбужденно и раздраженно спорящих людей.
- Куда вам, Давид Семенович, с больным сердцем и всеми другими болячками затевать эту бучу. Рехнуться надо, в вашем возрасте одному пилить в какие-то там Петушки, к черту на рога. И еще в такую сумасшедшую жару.
То была Клавдия, их давняя няня, которая в летние загородные месяцы как обычно пасла шестилетнюю дочку Белу и восьмидесятишестилетнего дедушку Додю.
А тот сегодня очень нервничал, психовал и поднимал свои децибелы до белой потолочной балки:
- Не могу я не поехать, как ты этого не понимаешь? – Старик вытирал пот с лысины и багровел щеками. – Я палку захвачу. Или даже ходунок...
Клавдия услышала шорохи в спальне и направила к приоткрытой туда двери свой громоотвод: - Миша, Михал Александрыч, ну уймите вы своего деда, гляньте, что он учудить собрался – зачем-то настроился в такую даль ехать, да еще и с пересадками, с вокзала на вокзал!
Мика протер заспанные глаза, нащупал правую тапочку, за другой, запропастившейся, полез носком под кровать. Потом громко зевнул, развел пошире замлевшие за ночь плечи и, лениво поднявшись, выглянул на терассу.
Исходивший стоградусным кипятком дед торопливо к нему направился. Застегивая на ходу пуговицы своего двухбортного пиджака и выравнивая на белой сорочке синий галстук в крупный желтый горошек, он подсеменил к Мике и протянул ему цветную открытку с четырьмя шишкинскими медведями.
«Додя, здравствуй, - было в ней написано аккуратным почерком черными чернилами, - я у племянницы Фирочки в Петушках (ну, ты же, конечно, помнишь, где это...). Хорошо было бы увидеться. Буду до субботы, потом обратно улетаю к себе в Орск. Роза».
Взглянув на поникшую согбенную спину деда, Мика отметил про себя, что сегодня как раз была пятница. А тот, как будто услышав внуково соображение, обреченно взглянул на него потухшим печальным взглядом:
- Вчера поздно вечером мне принесли эту открытку, – объяснил он. - Две недели пролежала у соседей, пока они приехали и ее обнаружили.
Тетю Розу, бабушкину школьную подругу, Мика знал с раннего детства. Одно время она часто бывала у них в гостях. К нему она относилась с большой приязнью, может быть, из-за того, что собственных детей не имела. И не было случая, чтобы она приехала к ним без какого-нибудь для Мики подарка. Обычно это были его тезки - либо в шоколаде, как «Мишка косолапый» и «Мишка на Севере», либо в коричневом или сером плюше.
Но как-то неожиданно она вдруг пропала. Зато дедушка Додя время от времени стал надолго из дома исчезать. И до его возвращения бабушка не варила свой вкусный темно-красный борщ и не лепила сладкие круглые кейглахи в меду.
Микино недоумение по этому поводу никак не рассеивали редкие скупые реплики взрослых. Как можно было, например, понять молодую еще тогда Клавдию, которая, проверив нет ли кого-нибудь неподалеку, с хитринкой на губах загадочно называла странное слово:
- У них с Розочкой отношения.
...Однако после скоропостижной смерти бабушки, как ни странно, дед к своей Розе ездить почему-то совсем перестал. А через несколько лет та вообще уехала жить к своей сестре в Орск.
Дед продолжал стоять в дверях, с тревогой и надеждой глядя на внука.
- Скорее всего, это могла бы быть нашей последней встречей, прощальной, - сказал он, угрюмо вперившись в пол, и Мика заметил, как набухли влагой его припухшие веки.
...Он с детства был очень привязан к своему дедушке, который во многом заменял ему рано ушедшего из семьи отца. Тот возил его в детский сад, школу, на гимнастику, в планетарий, цирк, зоопарк. И свою Майю, потенциальную невесту, он впервые привел именно к деду, а не к матери...
В мозгах у Мики засуетились, пиная друг друга, разные вопросительно-утвердительные мысли. В офис, конечно, он мог бы сегодня и не ехать, поработать на удаленке. Но вот встреча с Рубиновым... Она была такая важная, такая знаковая... Что же делать, не отвезти ли деда к Майе, пусть та сопроводит его в Петушки? Нет, тупая затея, никудышная – Майю не уговоришь. А, может, доехать с ним до Павелецкого, посадить в вагон, а там дальше уж он сам?
Вторая идея показалась более подходящей, хотя тоже...
- Ладно, давай, дед, - сказал Мика, - завязывай бантиком шнурки на ботинках. А я пойду потру зубы и поскребу щеки. Через десять минут выезжаем.
Он увидел, как широко раздвинулись у старика губы, как вспыхнули его глаза и как резво он кинулся в чулан извлекать из-за коробок, банок, склянок свою палку с широким опорным набалдашником и большой резной рукояткой.
В электричке они ехали молча. Лишь изредка дед благодарно косил глаза на внука, брал его за руку и крепко ее пожимал.
В метро Мика затеял трудный для него разговор.
- Понимаешь, дедуля, - сказал он, - у меня в 10 часов деловая встреча. Ты сможешь, если я помогу тебе сесть в нужный поезд, доехать до Петушков и найти ту самую дачу?
- О чем ты говоришь, Мика? – возмутился дед, - Какая может быть проблема? Ты и так потратил уже на меня столько времени.
Они добрались до Павелецкого, нашли табло с информацией об электричках. Но (вот черт возьми!) оказалось, что поезд до Петушков еще даже не объявлен. Мика достал из кармана мобильник, посмотрел время - у него оставался всего час до встречи с Рубиновым, надо было торопиться.
- Давай-ка я отведу тебя в зал ожидания, - он взял деда под руку, - там есть скамейки.
Они направились к зданию вокзала. Дед шел резво, но вдруг замер, покачнулся, ноги у него подкосились - он стал валиться на бок. Мики еле успел его подхватить.
На скамейке он открыл глаза, посмотрел вокруг себя и удивился:
- Это что же, я в обморок упал?
- Уф, напугал меня, дед, – ответил сильно встревожнный Мика. – Думаю, это что-то серьезное. Поэтому мы сейчас отправимся домой и вызовем врача.
- Ни в коем случае, – решительно заявил дед. - Я в полном порядке, нигде ничего не болит, и, если поезд уже объявили, помоги мне только добраться до вагона. А сам езжай на свою встречу.
- Об этом речи быть не может, - отрезал Мика. Он открыл мобильник, набрал номер и после нескольких длинных гудков оставил сообщение на автоответчике:
- Альберт Натанович, здравствуйте. К сожалению, наша встреча сегодня состояться не сможет, у меня неожиданные обстоятельства. Я позже вам перезвоню.
...Настырный дед все-таки добился своего, и, когда солнце уже докарабкалось до своей верхней точки, он с внуком появился перед небольшим одноэтажным домиком на краю дачного поселка Петушки.
На пороге стояла тетя Роза, которая из полнотелой крутогрудой молодой дамы микиного детства теперь стала маленькой сухонькой старушкой. Она была одета в светло-серую вязаную кофточку и длинную темно-серую юбку, а ее волосы, бывшие когда-то черной, вьющейся кудрями копной, выглядели редкими серыми полуседыми космами.
Но вот ее глаза... Они остались такими же синими, такими же живыми, как прежде. Они не вбирали, не втягивали в себя то, что видели вокруг, а светились удивительным волшебным светом. Они преображали все, на что падал их взгляд. Бледно-розовый блеклый тряпичный абажур превращался в прекрасную серебряную люстру с хрустальными подвесками, валявшиеся на полу грязные камешки вспыхивали яркими многокаратными брилиантами. Да и вся эта жалкая старая хибара из щербатых замшелых досок вдруг превращалась в роскошный царский дворец.
Тетя Роза, сорвавшись с места, стремглав бросилась к деду, быстро обняла его обеими руками, уткнулась губами в его шею и надолго всем телом крепко к нему прижалась. У них обоих на зардевшихся щеках весело заблестели капли счастливых слез. Мики почувствовал, как у него тоже защипало в глазах.
Перед ним была Любовь, настоящая ЛЮБОВЬ.
Добавить комментарий