Кришна

Продолжение. Начало в N8 [139].

Никдали, дочь Нанды, упала на землю с закрытыми глазами в припадке экстаза. Сестра же её, Сарасвати, более смелая, приблизилась к сыну Деваки и, прижимаясь к нему, заговорила ласкающим и молящим голосом:

— О, Кришна! Разве не видишь ты, что мы слушаем тебя и не можем спать более в наших жилищах? Твои песни очаровали нас, о, несравненной герой! Они приковали нас к твоему голосу, и мы уже не можем более жить без тебя.

— О, спой еще, — молила другая молодая девушка, — научи и нас петь.

— Научи нас священному танцу, — просила третья женщина.

И Кришна, пробуждаясь от своих дум, взглянул на Гопи взглядом, исполненным благоволения. Он обратился к ним с тихими речами, усадив на траву под большими кедрами, которые затеняли их от блеска полной луны. Он рассказывал о том, что проносилось внутри него: историю богов и героев войн Индры и о подвигах божественного Рамы. Женщины и молодые девушки слушали его с восхищением. Рассказы эти длились до рассвета. Когда розовая заря поднялась из-за горы Меру и птицы начали щебетать в ветвях кедров, женщины и девушки возвратились украдкой в свои жилища.

Но в следующие ночи, как только магическая луна показывалась из-за деревьев, они возвращались к большому кедру, еще больше жаждущие. Кришна, видя, как женщин восхищали его рассказы, научил их мелодичному пению и изображению жестами высоких действий героев и богов. Одним он дал лютни, струны которых отзывались трепетно на каждое движение души, другим — звучные кимвалы, передающие дерзновенную отвагу воинов, третьим барабаны, издающие перекаты, похожие на гром. И, выбирая наиболее прекрасных из женщин, он воодушевлял их своими мыслями. Так, с простертыми руками, ритмически двигаясь как бы в божественном сне, священные танцовщицы представляли то величие Варуны, то гнев Индры, убивающего дракона, то отчаяние покинутой Майи. Таким образом, битвы богов, которые Кришна созерцал внутри себя, оживали в этих женщинах, радостных и преображенных.

Однажды ранним утром Гопи удалялись в свои жилища. Отзвуки их инструментов и радостно поющих, смеющихся голосов замирали в отдалении. Кришна, оставшийся в одиночестве, увидел, как две дочери Нанды — Сарасвати и Никдали, повернули обратно и приближались к нему. Подойдя к нему, они опустились на землю рядом с ним. Сарасвати, обвивая шею Кришны своими руками, на которых звенели золотые подвески, сказала: "Научив нас священному пению и священным танцам, ты дал нам великое счастье. Но нас ожидает такое же великое страдание, когда ты покинешь нас. Что станёт с нами, когда мы более не увидим тебя? О, Кришна! Возьми нас в супруги, мою сестру и меня, мы будем твоими верными женами и очи наши не будут страдать от разлуки с тобой". В то время, когда Сарасвати произносила эти слова, веки Накдали закрылись, словно она погружалась в экстаз.

— Никдали! Почему закрываешь ты глаза? — спросил Кришна.

— Она ревнует, — смеясь, ответила Сарасвати. — Она не хочет видеть, как мои руки обвивают твою шею.

— Нет, — ответила Никдали, краснея, — я закрываю глаза, чтобы созерцать твой образ, который навеки запечатлелся внутри меня. Кришна, ты можешь удалиться, я не потеряю тебя никогда.

Кришна глубоко задумался. С мягкой улыбкой освободил он себя из рук Сарасвати, страстно охвативших его. Затем он пристально посмотрел поочередно на Сарасвати и Никдали и обнял их обеими руками сразу. Он запечатлел поцелуй сначала на устах Сарасвати, а потом на очах Никдали. В этих двух долгих поцелуях молодой Кришна, казалось, вкусил и измерил все страстные переживания земли. Затем он сказал:

— Ты прекрасна, Сарасвати, уста твои благоухают более амбры и более всех цветов земли; ты очаровательна, о, Никдали, веки твои скрывают тайну твоих очей, и ты умеешь смотреть влубь себя. Я люблю вас обеих. Но как могу я взять вас в супруги, если сердце мое должно разделиться между вами?

— Ах, он не полюбит никогда, — сказала Сарасвати с горечью.

— Я могу любить лишь вечной любовью.

— Что же нужно, чтобы ты полюбил вечной любовью? — спросила Никдали с нежностью.

Кришна поднялся во весь рост, его глаза метали молнии.

— Чтобы полюбить любовью вечной, — сказал он, — нужно, чтобы денной свет погас, чтобы небесная молния упала в мое сердце, и чтобы душа моя, вырвавшись из чела, вознеслась в самую глубину небес!

В то время, как он это говорил, молодым девушкам казалось, что он вырастал на их глазах, и вдруг им стало страшно, и они, заливаясь слезами, пошли к себе домой. Кришна направился в одиночестве к горе Меру. На следующую ночь Гопи вновь соединились под кедрами, но тщетно ожидали они своего учителя. Он исчез, оставив им, как воспоминание о себе, как благоухание своего существа, священные песни и священные танцы.

Посвящение

Между тем царь Канза, узнав, что его сестра Деваки нашла убежище у отшельников, которое он, несмотря на всё усилия, открыть не мог, разгневался на них и принялся преследовать их и выслеживать, как диких зверей. И отшельники вынуждены были прятаться в самой отдаленной и самой дикой части лесов. И тогда их глава, старый Васиштха, несмотря на свой столетний возраст, пустился в путь, чтобы увидаться с царем Мадуры. Дворцовая стража смотрела с удивлением на слепого старца, ведомого газелью, которую он держал на привязи, когда приближался к воротам дворца. Исполненная уважения к святому, стража пропустила его.

Васиштха приблизился к трону, на котором восседал Канза рядом с Низумбой, и сказал ему: "Канза, царь Мадуры, горе тебе, сыну Тора, преследующему отшельников в священных лесах! Горе тебе, дочь Змея, отравляющая царя дыханием ненависти. День возмездия приближается. Знайте, что сын Деваки жив. Он придет, покрытый непроницаемыми доспехами, и прогонит тебя с царского трона в позорное одиночество. Отныне трепещите и живите в страхе, ибо Девы решили наказать вас".

Воины, стражи и слуги пали ниц перед святым старцем, который удалился, ведомый своей газелью, и никто не осмелился прикоснуться к нему. Но с этого дня Канза и Низумба замыслили погубить главу отшельников. Деваки умерла, и никто кроме Васиштхи не знал, что Кришна был её сыном. Но слава об его подвигах разнеслась повсюду и достигла царя. Канза подумал: "Я нуждаюсь в человеке сильном, который мог бы защитить меня. Тот, кто убил большого змея Калаиени, не почувствует страха и перед отшельником. Подумав так, Канза послал сказать патриарху Нанде: "Пришли мне молодого героя Кришну, я хочу сделать из него возничего моей колесницы и первого советника.¹ Нанда сообщил Кришне приказание царя, и Кришна отвечал: "Я пойду". Внутри себя он подумал: "Не окажется ли царь Мадуры тем, который не меняется никогда? Через него я узнаю, где моя мать".

Канза, увидав силу, ловкость и разум Кришны, почувствовал к нему благосклонность и поручил ему наблюдение за всем царством своим. Между тем, Низумба, увидав героя горы Меру, испытала трепет нечистого желания, и в её коварном уме начал складываться темный замысел под влиянием преступной мечты. Без ведома царя, она приказала позвать царского возничего в свой гинекей. Она владела волшебными чарами, благодаря которым могла мгновенно возвращать своему телу юность. Сын Деваки нашел Низумбу почти без всяких покровов на ложе из пурпура; золотые кольца блестели на ее ногах и руках, диадема из драгоценных камней сверкала на голове. У ног её горела курильница, из которой поднимались облака опьяняющих благоуханий.

— Кришна, — сказала дочь волшебника, — твое чело более невозмутимо, чем снега Гимавата, а сердце твое подобно острию молнии. В невинности своей ты блистаешь превыше всех царей земных. Здесь тебя никто не признал, и ты сам не знаешь себя. Я одна ведаю, кто ты; Девы поставили тебя господином над людьми, но лишь я одна могу сделать тебя господином мира сего. Хочешь?

— Если Махадева говорит твоими устами, — сказал Кришна, сохраняя серьезную сосредоточенность, — ты скажешь мне, где находится моя мать, и где я найду святого старца, который говорил со мной под кедрами горы Меру.

— Твоя мать? — спросила Низумба с презрительной улыбкой. — О ней ты узнаешь конечно не от меня. Что касается твоего старика, я не знаю его. Безумец, ты гоняешься за сновидениями и не видишь сокровищ земли, которые я предлагаю тебе. Бывают цари, несущую корону на голове и не обладающие царственной природой, и бывают сыны пастухов, царственная душа которых начертана на их челе и которые не подозревают своей силы. Ты силен, ты молод, ты прекрасен, все сердца принадлежат тебе. Убей царя, когда он заснет, и я возложу корону на твою голову, и ты будешь господином всего мира, ибо я люблю тебя, и ты предназначен мне. Я хочу, я приказываю!

Произнеся эти слова, царица поднялась повелительная, чарующая, сверкающая страшной красотой. Выпрямившись на своем ложе, она метала из черных глаз своих искры такого мрачного пламени, что Кришна содрогнулся от ужаса. Перед ним в этом взгляде раскрылись недра самого ада. Он увидал преисподнюю храма богини Кали, богини Желания и Смерти, и множество змей, которые там извивались как бы в вечной агонии. И тогда глаза Кришны загорелись внезапным огнем и превратились в два пылающие меча. Они пронзили царицу насквозь, и герой горы Меру воскликнул:

— Я останусь верен царю, который отдался под мою защиту, ты же знай, что гибель ожидает тебя!

Низумба испустила пронизывающий крик и упала на свое ложе, в ярости кусая пурпуровые покровы. Вся её искусственная молодость исчезла; она снова стала старой и покрылась морщинами. Кришна, увидав ее в порыве безумного гнева, удалился.

Преследуемый днем и ночью словами отшельника, царь Мадуры сказал своему возничему: "С тех пор как враг вступил в мой дворец, я не нахожу себе более покоя. Ненавистный маг, по имени Васиштха, который живет в глубине лесов, явился сюда, чтобы бросить мне в лицо проклятие. С тех пор я не дышу спокойно. Старик отравил мои дни. Но с тобой, который не боится ничего, я не испытываю более страха. Пойдем со мной в проклятый лес. Вожатый, знающий все тропинки, приведет нас к нему. И в тот миг, как ты его увидишь, бросься на него и пронзи его прежде, чем он успеет произнести слово или взглянуть на тебя. Когда он будет смертельно ранен, спроси его, где сын моей сестры Деваки и как зовут его. Судьба моего царства зависит от этой тайны".

— Будь покоен, — ответил Кришна. — Я не побоялся Калаиени и не побоялся змея Кали. Что же могло бы заставить меня дрожать теперь? Как бы ни был могуществен этот человек, я узнаю его тайну.

Переодетые охотниками, царь и Кришна помчались на колеснице, запряженной стремительными конями. Проводник, хорошо знавший лес, следовал за ними. Начиналось дождливое время года. Реки вздулись, ползучие растения покрывали дороги, и белая лента журавлей была видна на темных облаках. Когда царь и Кришна приблизились к священному лесу, небо потемнело, тучи закрыли солнце и все вокруг потемнело. С хмуро-посиневшего неба на косматые верхушки леса нависли странные облака; некоторые из них напоминали охотничьи трубы.

— Почему, — спросил Кришна царя, — небо потемнело и лес стал совсем черным?

— Я вижу, — сказал царь Мадуры, — это злой отшельник Васиштха затемнил небо и ощетинил против меня проклятый лес. Но, Кришна, ведь ты не боишься?

— Пусть все небо переменит свой лик и земля изменит свой цвет, я не боюсь!

— Тогда, вперед!

Продолжение следует

¹ В древней Индии обе эти обязанности соединялись часто в одном лице. Возничие царской колесницы бывали в то же время значительными лицами и часто министрами монарха. Примеры такого соединения попадаются и в индусской поэзии.