Когда человек заканчивает свой земной путь и уходит в лучший мир, у остающихся на Земле возникает естественное желание еще больше узнать о нем. Особенно если ушедший был любимым поэтом нескольких поколений людей, живших на территории бывшего СССР. Публикуемое ниже интервью с Андреем Вознесенским (12 мая 1933 г. — 1 июня 2010 г.) автор журнала "Чайка" Владимир Нузов взял у поэта в Нью-Йорке, в ноябре 1999 года. Интервью было опубликовано в одной из давно закрытых нью-йоркских русскоязычных газет и нигде больше не публиковалось. Предлагаем его с небольшим сокращением нашим читателям.
Поэт Андрей Вознесенский вошел в мою жизнь стихотворением "Охота на зайца", строки из которого память сохранила до сих пор:
Страсть к убийству,
как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая.
Она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине.
Потом были великолепные "Оза" и "Лонжюмо", "Осень в Сигулде" и "Неизвестный. Реквием". Помню, как из-за страшной давки в зале простоял на одной ноге весь спектакль театра "Ленком" "Юнона и Авось". Одна лишь песня из этого спектакля по поэме Вознесенского дорогого стоит:
Ты меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь, И уже никогда не увидишь...
Да что говорить! Андрей Вознесенский — часть жизни моего поколения, рожденного в годы Великой войны и начавшего кое-что соображать в начале шестидесятых.
Ясным ноябрьским днем (индейского, по-нашему бабьего, лета) поэт пригласил меня в кафе, что неподалеку от манхэттенской гостиницы "Чел-си", где он остановился. Расположились за уютным столиком, завели разговор.
— Андрей Андреевич, что привело вас в Америку?
— По приглашению замечательного американского поэта Марка Трэнта я приехал на чикагский фестиваль поэзии. Там же, в Северо-Западном университете, прошли мои поэтические вечера. Потом меня попросили выступить в Хьюстоне, Далласе, завтра лечу в Огайо, а в субботу, 20 ноября, выступаю перед нашими соотечественниками на Брайтоне.
— Вы ведь несколько лет не были в Америке?
— Не было случая, а потом в России такая интересная, напряженная жизнь, что жалко покидать ее даже на короткое время. Черный кайф какой-то там есть.
— "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые"?
— Минуты для России растянулись, к сожалению, на годы. Я пробыл здесь почти месяц, в апреле собираюсь приехать снова. А впервые попал в Америку тридцать с лишним лет назад в составе писательской делегации во главе с Николаем Виртой (Лауреат Сталинских премий, автор нашумевшего в свое время романа "Одиночество". — В.Н.). Причем, я полетел в Америку сразу, минуя страны народной демократии и "дружественные" капстраны — для поездки в Америку нужно было пройти такое предварительное чистилище. Это был шок: Америка меня ошеломила, потрясла — об этом, собственно говоря, моя поэма "Треугольная груша". Шок потом продлился, за что мне и досталось от Хрущева.
— Фотография орущего на вас Хрущева, поднявшего кулак над головой, обошла весь мир. Здесь, в Америке, живет сын Хрущева, Сергей, внучка Нина. Вы не встречались с ними?
— Не встречался, может быть, потому, что мы по-разному оцениваем Хрущева. В Москве ко мне приходил его внук Никита, милый молодой человек, занявшийся изданием многотомных воспоминаний деда. Что касается американских Хрущевых, то, мне кажется, Никита Сергеевич не одобрил бы выбора ими страны проживания. Но это их судьба, пусть им будет хорошо.
— Если продолжить разговор о ваших американских впечатлениях, отраженных в ваших стихах, то я совсем недавно вспоминал "Монолог Мэрилин Монро" — "героини самоубийства и героина". Из книжки американских авторов явствует, что самоубийства не было, а было изощренное убийство — Мэрилин во время сна ввели смертельную дозу наркотиков. К убийству якобы причастны братья Кеннеди.
— Я знаю эту версию, однако, чтобы судить обо всем непредвзято, нужно судебное разбирательство, а не умозаключения писателей, даже если они талантливы. Есть аргументы и доводы как с одной, так и с другой стороны. А вообще эти стихи — обо мне. Вы когда-нибудь слышали, как я их читаю? "Я — Мэрлин, Мэрлин...", акцент на Я.Эти стихи — отклик на травлю меня Хрущевым, о которой мы с вами говорили.
— Андрей Андреевич, вы тоже привязаны к Америке — член Американской Национальной академии...
— Да, кроме того, я бывал здесь десятки раз, поставил флажки своих поэтических вечеров по всей карте этой страны. Но я знаю лишь один слой Америки, интеллектуальную аристократию, что ли. Даже ее городов как следует не рассмотрел. Прилетаю, немножко посмотрю, потом обед, выступление, ужин до утра, надо улетать. Все аэропорты похожи, слились в один огромный аэропорт.
Вы вот вспомнили Кеннеди, я тоже хочу вспомнить. С покойным Робертом мы сидели как-то перед телевизором, смотрели его теледебаты с Рейганом. Роберт спросил меня: "Кто тебе больше понравился?" А Рейган тогда играл под простачка, отпускал грубые шуточки, поэтому мой ответ был однозначен. "Ты ошибаешься, — сказал Роберт. — Рейган им ближе".
Я не уверен, что американцы избрали бы президентом Роберта, если бы он не погиб. Им больше нравился Рейган, поэтому я, хотя и член американской академии, не могу сказать, что знаю Америку. Есть мировая элита — не европейская, не американская, не русская. Гюнтер Грасс, получивший Нобелевскую премию по литературе, кому принадлежит? Америке? Германии? Он принадлежит мировой элите.
— Вам не кажется, что жизнь давно опровергла обывательское мнение о том, что американцы — малокультурная нация?
— В Америке симфонических оркестров едва ли не больше, чем в России и Европе, вместе взятых. Но что касается поэзии, то Россия, при всем ее бытовом неустройстве, которое никогда, наверное, не кончится, остается страной высокого духа. Отношение в мире к ней сейчас сильно изменилось, да и как ему не измениться, если все время приходится ходить с протянутой рукой, клянчить и в то же время поливать грязью тех, кто тебе помогает? Это — постыдно, об этом мои строки:
Россия, нищая Россия от... муки вековой ... не просила стоишь с протянуто рукой
С другой стороны, в России есть нечто, что ностальгически притягивает к ней весь мир. Вот газета "Нью-Йорк таймс". Что им Хрущев, что им я? А в субботнем номере этой самой влиятельной американской газеты — сообщение о том, что я привез пленку выступления Хрущева на встрече с интеллигенцией в 1962 году, буду показывать ее на своем вечере. Пленку эту нашли — где бы вы думали? — в Государственном архиве в Пензе!
Я ежегодно устраиваю свой поэтический вечер в зале имени Чайковского, а в этом году решил изменить правилу и пригласил всех в здание Новой оперы, построенное специально для Новой оперы Колобова. Великолепное сооружение, говорю это как профессиональный архитектор. Так вот, я показал там этот фильм, встреченный с большим интересом.
— Я думаю, вашим поклонникам здесь он тоже понравится. А как вам архитектура Америки?
— Начну с Чикаго. Он представлялся мне гангстерским городом, задымленным, грязным. В этот раз я познакомился с ним поближе. Прекрасный город, много зелени, чудесное озеро Мичиган, великолепная архитектура. Но мощь архитектуры Нью-Йорка несравнима ни с чем, она опрокидывает все сложившиеся понятия. И интеллектуальная элита мира находится в Нью-Йорке. Она осела здесь еще со времен бегства от Гитлера...
Правда, если бы мне довелось жить в Америке, я бы выбрал Сан-Франциско. Несколько лет назад я читал курс русской поэзии в университете в Филадельфии, откуда начались мои видеомы. Я должен был готовиться к лекциям — экспромт здесь не годится. Но мне не понравилось то, что я в определенные дни должен был взойти на кафедру. Мне приходилось все время уезжать, возвращаться, снова уезжать, в конце концов, я понял, что дисциплина меня тяготит, больше никаких лекций здесь не читал.
— Многие эмигранты здесь продолжают писать стихи, сочинять песни. Кого бы вы выделили среди них?
— Для меня в этот приезд было много открытий: Илья Кутик, например. Он всегда был очень милый поэт, а теперь появилась мощь, это — состоявшийся поэт. Рад был встрече здесь с Михаилом Эпштейном. Это — великий критический ум, когда-то отмеченный мной в статье о молодых "Муки музы". Сейчас это критик мирового класса, жаль, что он живет не в России, где преобладает фельетонная, журналистская критика.
— Последний вопрос, Андрей Андреевич. Сейчас Россия и Америка находятся в состоянии некой конфронтации. Она закончится, как вы считаете?
— Россия и Америка представляются мне двумя ладонями, на которых покоится шарик — земной шар. Поэтому в будущее отношений наших стран смотрю с надеждой.
Добавить комментарий