Маски Энтони Бланта

      Хотя книга объемная (600 страниц), она оказалось высоко «читабельной». Все рецензенты отметили глубину и объективность исследования, остроумие и проницательность исследователя, а лондонская газета «Гардиан» присудила писательнице особую премию, которой награждают начинающих авторов, — «За первый успех».

      С того дня в ноябре 1979 г., когда сэра Энтони Бланта разоблачили как бывшего советского шпиона, «об этом предателе без зазрения совести» много написали, еще больше наговорили, и всегда в тонах зловещих. Миранда Картер захотела разобраться в делах, масках, жизнях этого человека сама. Она начала работать над биографией Бланта в 1994 г., когда многое в мире непредсказуемо изменилось. Во-первых, кончилась холодная война, а вместе с ней значительно стерлась идеологическая поляризация в политической и интеллектуальной жизни Британии. Теперь стало возможным рассматривать историю Бланта как частный, а не типичный случай: «он такой», а не «они все такие».

      А вместе с тем частная жизнь Энтони Бланта проливает свет на многие ключевые темы и мотивы времени: интеллектуальные, политические, сексуальные, социальные. В школьные годы Тони Блант — бунтующий изгой, в двадцатые годы — последователь блумсберийцев 3 , в тридцатые — интеллектуал левых взглядов, в пятидесятые и шестидесятые — безупречного вкуса и манер член британского истаблишмента.

      Немаловажным оказалось и то, что двадцать с лишним лет спустя многие бывшие друзья и коллеги Энтони Бланта уже не бояться признаться в своих симпатиях, в том, что они простили его и вообще по-другому оценивают случившееся. Важно и то, что в обществе изменилось отношение к гомосексуальности, и поэтому люди, знавшие и эту ячейку жизни Бланта, не боятся сегодня о ней говорить. И наконец, с окончанием холодной войны стали доступны материалы разведывательных управлений Британии, США и России. Миранда Картер собрала огромный материал о своем герое, включая его ранние, разбросанные по разным журналам статьи об искусстве, и интервью с его друзьями, почитателями и врагами, в том числе и с бывшими студентами и коллегами по работе в разных областях, а также документы из советских архивов. И в результате получилась первая полная биография героя и его времени.

      Миранда Картер рассказывает о сэре Энтони Бланте с бесстрастной невозмутимостью, достойной ее героя. Но при этом читается биография как пикарескный детектив: столько столпилось в нем двойных и тройных агентов, разочарованных профессоров, воинствующих интеллектуалов, торговцев подлинными и подложными произведениями искусства со всей Европы, общественных деятелей и королевских придворных, связанных между собой прочными нитями службы, дружбы, профессионализма, цинизма, фальши, лицемерия, порока.

      Сэр Энтони Блант (1907-1983), крупнейший английский историк искусства, хранитель королевской коллекции живописи, директор Кортолдского института изящных искусств, университетский профессор, член Британской академии наук, придворный с марксистскими убеждениями, член ордена рыцарей ее Королевского величества, служащий британской и агент советской разведки и разоблаченный «четвертый» из кембриджской «пятерки» (Гай Берджесс, Энтони Блант, Джон Кайрнкросс, Доналд Маклин, Ким Филсби) интеллектуалов-шпионов. Он не был двуликим, — утверждает писательница. — Он был многоликим. Цель ее — заглянуть под разные личины, или, как она говорит, в разные жизни героя и показать их взаимосвязь.

      Энтони Блант попал в самые верха английского истаблишмента не из низов. Отец его, викарий евангелической церкви, выучил сына в частной школе, где Тони чувствовал себя изгоем, а в 30-е годы отправил в Кембридж, где Тони нашел себя. Здесь выявилось его призвание — искусствоведение, здесь он сдружился с кумиром всей своей жизни — Гаем Берджессом, здесь он вошел в почти что тайный социально-философский кружок «Апостолы», многим участникам которого марксизм казался привлекательным, советский эксперимент осуществимым, английские старания умиротворить Германию глупостью, а советская поддержка сопротивлявшейся фашизму Испании переломным моментом истории. В 1935 г. Блант в группе кембриджских студентов побывал в Советском Союзе, где избегал производственных экскурсий, но все-таки попал на обувную фабрику. Рассказывая о поездке, повторял, как говорили, русский анекдот о том, что все правые башмаки делают в Москве, а все левые — в Ленинграде.

      Вернувшись из Москвы, Энтони Блант начал писать статьи об искусстве для «Лефт ревю», литературно-общественного журнала, существовавшего в Англии на советские средства, и читать лекции в Международной ассоциации художников. Продолжая регулярно публиковаться в умеренно консервативном журнале «Спектатор», он писал для этого еженедельника о «Кубизме», «Парижских выставках», «О некоторых аспектах современного искусства», об «Искусстве и нравственности», а для «Лефт ревю» в то же время об «Искусстве при капитализме и социализме», «Спорах о реализме», «Искусстве целесообразном и нецелесообразном».

      В 1937 г. Гай Берджесс, близкий друг и кумир всей жизни Энтони Бланта, свел его с советской агентурой, но похоже, что до начала войны Блант был мало активен, разве что завербовал еще одного соученика американца Майкла Страйта (в будущем владельца и издателя американского либерального еженедельника «Нью Репаблик» и председателя Национального фонда вспомоществования искусству и литературе, который в 1964 г. и «заложил» своего вербовщика).

      В начале Второй мировой войны Блант подал заявление на службу в военно-разведывательное управление. Он был полиглотом, а управлению нужны были лингвисты. Зная о его поездке в СССР и о его университетском увлечении марксизмом, его тем не менее приняли на службу, и он оказался в самом сердце британской военной разведки. В его обязанности входил анализ дешифрованных немецких секретных документов, копии которых он и передавал советской стороне. Мучила ли его совесть? Конечно, нет. Ведь не врагам же он передавал секретные документы, — союзникам, и всего-то навсего рассказывал им чуть-чуть больше того, что было предусмотрено его английскими работодателями.

      Миранда Картер считает, что самое большее, что передал Блант советской контрразведке, — это сведения о структуре Британского разведывательного управления, и точную дату высадки союзников во Франции в 1944 г. В основном он занимался другим — вовремя предупреждал о возможных разоблачениях и тем самым спас немало двойных агентов. Он оставил службу в разведывательном управлении в 1945 г., тогда же, видимо, прекратились и его двойные услуги, хотя отношения оставались доверительными, и в 1951 г. он помог бывшим соученикам и коллегам Гаю Берджессу и Доналду Маклину скрыться в Советском Союзе.

      К этому времени Энтони Блант уже находился на новом посту — хранителя королевской картинной галереи — одной из богатейших частных коллекций в мире, — которую он каталогизировал, реставрировал, «раскрыл» ее владельцам, мало интересующимся искусством, и сделал доступной общественному обозрению. Взяли его на это место — за безупречные манеры и породистую красоту. Он принял его из чувства самосохранения. Старые знакомые посмеивались: «марксист в придворных». Он отшучивался: «я был бумажным марксистом».

      Через два года его избрали директором Кортолдского института изобразительного искусства 4 .в Лондоне. В этом институте он прочел свою первую лекцию по теории изобразительного искусства в 1933 г. и тогда же понял, что кафедра преображает его: он становится уверенным, он передает знания, просвещает, прозелитствует, он учит страсти и любви — чувствам, которых сам избегает в личном общении. Он многие годы работал в Кортолде почасовиком, в 1945 г. стал замдиректора института, в 1947 — директором. Он всю жизнь мечтал здесь работать, и за тридцать с лишним «директорских» лет превратил институт в один из лучших учебных и научно-исследовательских центров Европы. История искусства стала «предметом», а Блант ее магнитом. Его школу прошли многие в будущем знаменитые директора престижных галерей, кураторы аукционов, искусствоведы и литературные критики. Он был блестящим и щедрым учителем, влюбленным в «свой предмет» и в тех, кто хотел им овладеть. И многие ученики хранили с ним близкие отношения всю жизнь. Частные коллекционеры, галереи и музеи мира обращались к нему за советами, что и кого приобретать.

      В 1955 г. военно-разведывательное управление Британии разжаловало за шпионскую деятельность Кима Филби, соученика Энтони Бланта по Кембриджу, тот перешел на новую работу — аккредитованного в Бейруте корреспондента, а в 1963 г. улетел в Москву, открыто заявив, что он меняет станы. И тогда разведывательное управление «вычислило» Энтони Бланта. С ним много беседовали, но в обмен на чистосердечные признания в давних «советских симпатиях и связях» гарантировали ему иммунитет и сохранение всех занимаемых постов. Почему? Почему люди, против которых он работал, его же и прикрывали?

      Миранда Картер рассматривает несколько причин. Во-первых, при определенном уговоре его могли продолжать держать в двойных агентах (все-таки человек опытный), во-вторых еще не улеглось потрясение от шумного перемещения в советский стан Кима Филби, да и о первых перебежчиках Доналде Маклине и Гае Берджессе еще помнили. Скандал еще с «одним интеллектуалом из Кембриджа» хотели замолчать. Наконец, не исключено, что Бланту помогали в высших эшелонах власти.

      Дело в том, что в августе 1945 г. он, по поручению короля Георга VI, осуществил секретную миссию: побывал в американском секторе Германии и вывез из замка принцессы Маргариты Гесской, кузины короля, семейные драгоценности и документы. Разные ходили слухи о содержании этих документов, поговаривали, что там были письма брата короля герцога Виндзорского, заключавшего подозрительные сделки с нацистами. Но писательница берет эту догадку под сомнение: во-первых, пронацистские симпатии герцога Виндзорского никогда ни для кого не были секретом, во-вторых, он не любил эпистолярный жанр, и вряд ли у принцессы Гесской были его письма. В-третьих, король Георг VI не знал, какого рода бумаги могут оказаться в семейном архиве, и торопился получить их, пока они не стали достоянием вездесущей прессы. Так или иначе, но трудно было бы найти более подкованного для такой задачи миссионера, чем Энтони Блант. Не исключено, что королева Елизавета II помнила об услуге, оказанной ее отцу в 1940-е, и не разжаловала Бланта в 1960-е.

      И только в конце 1979 г. новый консервативный премьер министр Маргарет Тэчер всенародно разоблачила шпионскую деятельность Энтони Бланта. Новое правительство возглашало начало новой — гласной — эры. Новое правительство кончало со вседозволенным либерализмом. Раскрытие дела Бланта служило правительственным целям, впрочем, так же, как и его сокрытие в 60-е годы.

      В 1979 г. сэра Энтони Бланта лишили всех званий и привилегий — членства в «кембриджском братстве», места в Британской академии, рыцарского звания. Хотя не все поддерживали столь экстраординарные меры. Говорят, что мать королевы прокомментировала события словами: «Многие совершают ужасные ошибки — нельзя же их всю жизнь за это наказывать». (Может быть, она думала и об «ужасной» ошибке герцога Виндзорского?). Ассамблея лондонского университета приняла предложение сэра Исайи Берлина и отказалась лишить Бланта профессорского звания, чтобы сохранить несходство с советской практикой аннулирования научных степеней. Американский журнал «Тайм» опубликовал письма трех бывших студентов в защиту «искусствоведа Бланта», но общественное мнение откликнулось обвинением «защитников» в «моральной слепоте» и угрозами физической расправы. Энциклопедия Британника при очередном переиздании не только не вычеркнула работы Бланта из библиографических указателей, но еще и поместила статью о сэре Энтони Бланте.

      Больше всех бушевала пресса, благодаря ей вся страна знала в лицо бывшего сэра Энтони Бланта, и когда тот отважился пойти в кино в Ноттинг хилл, публика его освистала. Блант переносил все, как всегда, стоически, хотя и заикнулся было своему адвокату о возможном судебном процессе против диффамации. Тот посоветовал не начинать проигрышного дела. Не мог перенести скандала и блокады многолетний сожитель Бланта — он выбросился из окна, правда, выжил, и до конца своих дней Энтони Блант был его сиделкой, поваром, утешителем.

      Почему сэр Энтони Блант пошел на измену? И как мы, живущие в другом веке и политическом климате, как мы должны относиться к нему? Миранда Картер не дает ответов, но она предлагает столько информации, что читатель может выработать собственное отношение.

      Блант был квинтэссенцией английского истэблишмента. Породистый красавец с прекрасными манерами, сдержанный, замкнутый и тем не менее знавший всех, кого стоило знать, он всегда находился на самых правильных служебных местах, Но для него, как и многих других, переживших ужасы Первой мировой войны, викторианские представления о национальной правоте и патриотизме оказались поколебленными. А что если твоя страна не права? — такой вопрос задавали, как демонстрирует в своей книге Миранда Картер, сотни и сотни современников Энтони Бланта из самых разных слоев населения — аристократы, буржуа, рабочие.

      В конце 30-х, когда Вторая мировая война многим в Англии казалась неизбежной, Е.М.Форстер писал: «если придется выбирать, кого предать — друзей или страну, — надеюсь, что хватит мужества не предавать друзей». В эти же годы Вирджиния Вульф обращалась к английским женщина с призывом не спешить повиснуть на крючке патриотизма. Энтони Блант принадлежал тому же кругу, что Е.М.Форстер, и Вирджиния и держался тех же взглядов: «умереть за свое отечество — какая старая ложь».

      А с другой стороны, продолжает Миранда Картер, подобно многим своим современникам, Блант мог вполне искренне верить в моральное превосходство Советского Союза. Гражданская война в Испании только укрепила его в этом убеждении: Советский Союз поддерживал испанских антифашистов, а Англия в это время умиротворяла гитлеровских фашистов. Уже в послевоенные годы Блант, по воспоминаниям бывших студентов, много рассказывал в своих лекциях по современному искусству о значении Гражданской войны в Испании для его поколения, и с не свойственной ему страстностью говорил о «Гернике» Пикассо.

      Но были, говорит Миранда Картер, и самые личные причины, объясняющие двуличие Энтони Бланта. Гомосексуалист, он жил в те дни, когда это считалось криминальным пороком, и приходилось молчать, таиться и скрываться. Энтони Блант с самого начала был обречен на двойную жизнь. По словам Миранды Картер, он большую часть жизни посвятил тому, чтобы научиться не привязываться, не поддаваться эмоциям, ни перед кем не раскрываться и не смешивать свои разные интересы и занятия. Все «кембриджские разведчики» подчинили всю свою жизнь шпионажу. Как сказал Э.Блант о Киме Филби: «У него в жизни единственная амбиция — быть шпионом».

      Для Бланта «разведывательные услуги» были всего лишь одна жизнью, а была еще и другая, более интересная жизнь — в искусстве. Служа в разведывательном управлении, он написал и издал монографию «Художественные теории в Италии, 1400-1600», книгу о французском архитекторе — классицисте XVII века Франсуа Мансаре, несколько статей о французском художнике-классицисте Никола Пуссене.

      В послевоенные годы, проведенные в Кортолдском институте, его монографии «Изобразительное искусство и архитектура Франции: 1500-1700 гг», «Архитектура неаполитанского барокко и рококо», «Искусство Вильяма Блейка», «Пикассо: годы формирования», «Жорж Пюер Сёра», «Борромини», составленные им каталоги выставок и путеводители по музеям, городам и странам стали неотъемлемой частью мира искусства. Всю жизнь Энтони Блант был одержим Пуссеном, его живописью и рисунками, жизненной философией и художественным кредо и написал о нем несколько книг.

      «Предатель» Блант, обложенный постоянно бодрствующими газетчиками, прожил немногим больше трех лет. Казалось, — вспоминают не бросившие его в эти годы близкие и друзья, — с него спало бремя тайны, и теперь он всецело принадлежал любимому делу. Он закончил монографию об итальянском архитекторе Борромини, в которой впервые высказал соображение (поддержанное последующими исследователями) о влиянии на него открытий Галилео Галилея. Он составил путеводитель по Риму эпохи барокко, благодарно встреченный профессионалами. Он много консультировал. Он даже начал писать мемуары…

      Когда-то сэр Энтони Блант сказал о своем любимом Никола Пуссене: «Он жил для искусства и очень ограниченного круга друзей, понимавших искусство. А в старости ему уже и совсем было безразлично, что скажут о нем в мире». Низложенный Энтони Блант был похож на свой идеал. На этом безоговорочно сошлись его друзья и недруги. 

      --------------------------------------------------------------