Теперь их в прямом смысле будут выгонять из вокзала и с привокзальной площади. Для этого увеличат количество полицейских патрулей и вокзальных охранников.
Но будет ли толк?
Полтора года они собирались под моим окном. Полтора года я наблюдал, как они кружат вокруг квартала, стекаются на углу по двое, по трое, потом также быстро текут к вокзалу.
Что они ищут? Кого?
Почему они кричат безумными голосами?
Драг, ширево, джеф - вот ответы на вопрос.
Германия - страна демократическая. Франкфурт-на-Майне демократичен и в части наркотиков - 30 граммов поганого зелья разрешено здесь иметь наркоману "в законе". То есть тому, кто стоит на учете в роли наркомана или имеет справку об этом.
...Мы жили у вокзала, то есть в проходном дворе. Свет фонарей различных цветов, где доминирует красный, витрин магазинов и реклам заливал Таунус-штрассе с вечера до утра. По ночам к неспящим шинам автомобилей добавляются крики неспящих наркоманов.
В пять утра открывается вокзал и огромный пассаж под ним. Многочисленные переходы, спуски, лестницы, пандусы наполняются наркоманами и они, равнодушные к первым прохожим, откровенно разбрасывают на ступенях свои исколотые руки, ноги и непонятно грязные одежды.
Они не любят наблюдателей, соглядатаев и стукачей.
По утрам наркомана бьет кумар - наркотическое похмелье. Оно скрючивает человека в немыслимый узел, суставы застывают, мышцы костенеют, кровь замерзает в жилах. Спасение - в немедленной дозе: три куба в гнилую вену (даже сквозь пальто), не глядя - так говорят опытные наркомы.
Я вижу, как шприц дрожит в его руке. Пока я спускаюсь по эскалатору, он ловко вгоняет себе ширево в вену на ноге.
Парой ступеней выше трое. В пустой банке из-под пива или кока-колы делается вырез и банку переворачивают вверх вогнутым дном. На него, как в чашку, кладут таблетку и подливают немного воды из бутылки с минеральной. В вырез банки, как в топку, кладут куски бумаги и поджигают. Главное, чтобы нагреть воду, тогда таблетка растворится.
Они завороженно и нетерпеливо ждут исчезновения белой кругляшки в мутноватой жидкости. Еще подкладывают бумагу, еще, еще. Растворилась.
Теперь достают шприц и иголки. Шприц одноразовый. Одноразовые шприцы наркоманам выдают бесплатно. Девушки предпочитают колоться в шею. Они садятся на корточки возле любой припаркованной машины и, смотря в автомобильное зеркало, ловко вгоняют себе над воротником иглу.
Я наблюдал наркомана, который сделал себе укол в член. Сначала я подумал, что он делает укол от триппера. Когда он укололся (прямо под моим окном), я вздрогнул. Он - нет. Через некоторое время по его блаженному виду стало понятно, что в шприце был не пенициллин.
Около пяти вечера на угол Таунусштрассе и Мозельштрассе приезжают добровольцы из Армии спасения. Многие из них - бывшие любители джефа. На ручной тележке известное всем желтое ведро. Я смотрю из окна.
Нечесаные и грязные, приличные и неприличные, молодые и совсем юные (пожилых не бывает - не доживают!) они идут на любимый угол. В руках сумки, портфели, пакеты из магазинов. Стеклянный звон. Нет, они пришли сдавать не бутылки, а шприцы. На каждый использованный шприц приходится новый упакованный одноразовый шприц с иголкой. У профессионального франкфуртского наркомана с собой всегда несколько использованных шприцев, чтобы обменять их на новые. Страх СПИДа сильнее лени.
Желтое ведро наполняется использованной гадостью. Несчастные получают шприцы, иглы, лейкопластырь (заклеить место укола), таблетки, частично снимающие синдром. Иногда они заговаривают с теми, кто привез на тележке желтое ведро. Но чаще - нет. Просто улыбаются, как некогда своим, а теперь далеким знакомым.
Улыбка похожа на улыбку из другого измерения. Из Зазеркалья. Когда твое отражение вдруг оказывается не тобой сегодняшним, а твоим послезавтрашним воплощением. К тому же не из нынешнего, не из твоего, а из параллельного чужого мира.
Наверно, так улыбаются умирающие. Они только своей физической оболочкой присутствуют рядом, а дух уже пошел по темному длинному коридору, где далеко, очень далеко, совсем далеко, - светится что-то желтое и теплое, как солнце...
Полицейский комиссар Ренике пояснил мне, что лечение каждого наркомана чрезвычайно дорого. Несмотря на то, что полиция охотится за торговцами наркотиков (ее интересуют не несчастные люди, а те, кто их делает таковыми), количество наркоманов не уменьшается. Может дело в том, что наркота относительно дешевая в городе на Майне.
- Мы считаем их больными, - говорит комиссар полиции, - их уже не спасти. Но остановить того, кто встает на опасный путь - наша обязанность.
Действительно, час работы полицейского во Франкфурте, приблизительно стоит 200 марок. Чтобы задержать подозрительного наркомана, требуется не меньше двух стражей закона. Даже, если на задержание и доставку его уйдет всего один час, 400 мерок вынь да положь. А разве у полицейских нет других забот в криминальном привокзальном районе? И разве наша полиция такая богатая?
Я бы не сказал, что все они грязные, нечесаные, длинноволосые, некрасивые и агрессивные. На агрессию у наркомана нет сил. Сил остается только попрошайничать. На что? Разумеется, не на еду, а на драг.
Не углу, у перехода к вокзалу умирал наркоман.
Он упал, выронив шприц, и задергался. Девушка, что стояла рядом, попыталась поднять несчастного. Но он уже не держался за жизнь, а только царапал серый чистый франкфуртский асфальт. Лицо его приобретало такой же серый, но - увы! - не чистый цвет. Потом девушка испуганно закричала - до нее дошло происходящее, а смерть всегда пугает того, кто видит ее впервые.
Из своего окна я видел, как тоненькая девочка на костылях, без одной ноги, приходит на угол Мозельштрассе и Таунусштрассе. Туда, куда привозят "желтое ведро". В руке у нее обычный полиэтиленовый пакет. Она просит милостыню.
Она стоит, и наркоманы проходят мимо, смазывая ее взглядами. Они знают ее, и она с ними знакома. Большинство наркоманов знает друг друга. Они торопятся пройти мимо и денег девочке не подают. У них нет денег. Они, если и имеют что-то, то для своей вечной страсти, на очередную дозу. Они считают, что судьба девочки их не коснется. Что однажды шприц окажется очень грязным, что зараза попадает в ранку, что начнется гангрена, что ногу отнимут. Думают, что с ними такое не произойдет.
Девочка стоит и просит милостыню. Она стоит молча. Тоненькая, невысокая, почти ребенок, не старше двадцати лет.
Ее мне всегда жалко.
А тех, кто в проходе в пассаже под вокзалом подскакивает к пассажирам и просят: "Одну-две марки, пожалуйста" - тех не жалко. Не потому, что они просят. Пусть просят. Наркоману на день надо не менее сотни мерок, чтобы находиться в нормальном состоянии. Не жалко потому, что судьба девочки, бывшего "коллеги" их ничему не научила. А почему я должен жалеть тех, кто сам себя вгоняет в гроб?..
Добавить комментарий