Сны бывают разные. Фееричные, манящие, сверкающие многоцветьем невообразимого и невысказуемого. И отвратительные до дрожи, до крика, кошмарные сны, неумолимо засасывающие в чёрную трясину смертной жути... Было бы заблуждением полагать, будто они исчезают безвозвратно. Нет, им некуда деться: рождённые под покровом ночи, они лишь делаются прозрачными для солнечных лучей, но остаются витать в надмирных пространствах, изо дня в день наслаиваются друг на друга — подобные множеству нитей, сплетаются в единую ткань с причудливыми узорами, прекрасными и пугающими одновременно. Эту ткань кроят как ангелы, так и демоны. Они кроят её и шьют одежды для утлого человеческого разума, воспроизводящего эфемерные сущности в неутомимой тщете спрятаться в них, спастись от наползающей тьмы. Так стоит ли удивляться, что разум порой, путая сон и явь, отказывается перешагнуть ту призрачную границу, которая их разделяет?
Диме Кафтанову после Чечни чаще всего снилась... пуля. Разумеется, не сразу: выстрелу предшествовали долгий страх и игра в прятки с невесть где затаившимся снайпером. Однако затем раздавался звук, который ни с чем не спутаешь. И пуля летела, летела, с неуклонной стремительностью приближаясь к похолодевшему от ужаса Диме... Господи, до чего же не любил он эти сны.
Правда, настоящие бои ему не снились. Да и с чего бы? Ведь за полгода службы в Чечне Диме ни разу не довелось участвовать в настоящем бою. Были зачистки, растяжки, воровство барашков у местных, были косяки с душистым сладковатым ганджибасом, выменивавшимся у чехов на патроны, были самоходы для сбора хилой конопли-дички, из которой потом жарили на сковороде «кашу», чтобы сильнее «тащило». Была круглосуточная, практически никогда не прекращавшаяся пьянка и порой (со страху да с пьяных глаз) стрельба по безлюдной «зелёнке» до полного опустошения магазинов в подсумке. Но самое главное — были снайперы. В любом лесочке, в любом окне мог подстерегать тебя злобно сощурившийся у прицела вражий глаз какого-нибудь чеха или наёмного отморозка-бандеровца...
Впрочем, Диму Кафтанова в итоге подстрелил не снайпер, а тринадцатилетний пацан-одиночка: видимо, вообразил себя крутым абреком (и оружие-то было смешное: пистолет-автомат «Борз» чеченского производства. Внешне похожие на израильские «Узи», эти пукалки на деле никуда не годились: после нескольких очередей их, как правило, заклинивало)... Словом, всё вышло в тот день по-глупому. Дима и ещё трое парней из его взвода пошли к местным менять тушёнку на домашнее вино. И затаившийся в кустах пацанёнок открыл по ним огонь из своего дурацкого «Борза». Одна пуля, пробив Диме правое предплечье, застряла в лёгком. Он мгновенно вырубился — и уже не видел, как его спутники, упав в траву, принялись поливать свинцом из трёх стволов предательский кустарник, из которого прозвучала очередь... Потом рассказывали, что маленького чеха превратили в сплошную кровавую котлету. Но тут уж скидок на возраст не бывает: война есть война, всем жить охота.
А Диме предстояла хирургическая операция, затем — комиссование, инвалидность... С одной стороны, казалось бы, ничего хорошего. Но с другой — домой отпустили раньше положенного срока. А самое главное — жив остался.
Кстати, хирург в госпитале вручил Диме извлечённую из его тела пулю:
— Держи, ефрейтор, сувенир, — сказал. — Храни. Будешь на гражданке чеченским подарочком перед тёлками хвастаться.
И он, в самом деле, хранил. Не ради хвастовства, а в качестве своеобразного амулета. Всегда носил в кармане.
И снилась Кафтанову именно эта, его пуля. По-разному снилась. Даже оружие, из которого её выпускали, могло быть разным. Не говоря уже о самой фабуле сна. Однако концовка оставалась неизменной: пуля летела, приближалась, вращаясь вокруг своей оси и высверливая воздух — она несла боль и, казалось, не было от неё никакого спасения...
Со временем Дима придумал (сам удивляясь реальности своих чувств: неужели это действительно происходит во сне?) довольно хитрый приём: он мысленно дробил на равные отрезки пространство, отделявшее его от пули, — и, пока та преодолевала один из них, бывший ефрейтор снова, не теряя времени, делил ближайший отрезок, лежавший на её пути, на равные доли... Получалась этакая свинцовая сказка про белого бычка: каждый новый отрезок становился всё меньше, как бы автоматически низводя и сам полёт пули в область бесконечно малых величин.
Диме Кафтанову было невдомёк, что он в некотором роде «изобрёл велосипед». Задолго до него, без малого две с половиной тысячи лет тому назад, в древней Элладе философ Зенон Элейский уже проделывал подобные фокусы с расстоянием, придумав свои знаменитые парадоксы-апории. Разумеется, пуле было неоткуда взяться в воображении греческого мудреца, он оперировал иными предметами, простыми и понятными для тех далёких времён, однако сути это не меняло. Смысл его апории, названной «Дихотомия», в кратком изложении заключался в следующем. Для того, чтобы пройти путь конечной длины, надо сначала пройти половину. Для того, чтобы преодолеть оставшуюся половину, следует сначала пройти половину половины. И так далее. В результате получалось бесконечное число половин. Представляется невозможным пройти бесконечное число отрезков за конечное время... Парадокс казался неразрешимым, поскольку древние эллины ещё не научились вычислять суммы бесконечных рядов чисел, именуемых геометрической прогрессией. Во времена Ньютона решение было найдено, и ныне даже в школе проходят эту формулу...
Дима Кафтанов не знал о существовании апорий Зенона, да и понятие геометрической прогрессии благополучно его миновало — математикой в школе он не интересовался. Но страх делает человека изобретательным. И теперь, спасаясь от пули, которая преследовала его в ночных кошмарах, Дима делил, делил, без устали делил на равные отрезки расстояние, отделявшее его от смерти.
Подобные упражнения не давали ему ощущения полного спасения во сне, однако служили надеждой на некоторую отсрочку приговора, пусть и неминуемого...
А жизнь шла своим чередом. Дима женился на Тане — тихой девушке, которая ждала его из армии. Устроился работать реализатором на вещевом рынке: не предел мечтаний, но деньги получал неплохие, а это по нынешним временам самое главное, так он считал. Единственное, что изрядно омрачало семейный небосклон — это водка. Стал водиться за Димой такой грешок.
Однажды он вернулся домой с работы изрядно поддатый и завалился в постель. А рано поутру, пока Таня ещё спала, проснулся от мучившей его жажды. Он жадно напился ледяной воды из колодца и, поняв, что сон к нему больше не придёт, решил, с одной стороны, реабилитироваться в глазах супруги, а с другой — провести с пользой выходной день, вскопав пятнадцать соток своего огорода. Выкатил из сарая мотоблок и принялся за дело.
За работой Дима не заметил, как пуля — сквозь образовавшуюся по шву прореху — выпала из нагрудного кармана его рубашки. Он услышал лишь короткий лязг металла о металл: это поддетая вращавшимся плугом мотоблока пуля полетела вверх. Такое трудно представить, когда речь идёт о реальности, а не о кошмарном сне: пуля обрела вторую жизнь... Разумеется, она не имела бы убойной силы, если б не угодила Диме в висок. На этот раз он не стал делить на равные отрезки расстояние между собой и пулей, отодвигая неминуемый момент её попадания в цель, он просто не успел. Собственно, Дима Кафтанов даже понять не успел ничего, кроме той ослепительной вспышки, которая зажглась у него в мозгу: неужели и это — сон? Где же тогда настоящая жизнь? И вообще, была ли она, зачем она нужна, ну её на хер...
Таня Кафтанова в эту минуту ещё спала. Ей снилось, будто Дима умер — она похоронила его на продуваемой всеми ветрами окраине городского кладбища, справила поминки и долго оставалась безутешной. А потом — всё в том же сне — она легла спать, и перед самыми утренними петухами покойник явился к ней. Они бросились обнимать друг друга — но Дима при этом, тревожно озираясь по сторонам, спросил:
— Чужой кто-нибудь есть?
— Где? — не сразу поняла его Таня.
— Ну, дома... Или во дворе...
— Нет, что ты, Димочка, откуда здесь и взяться-то чужим! Мы же совсем недавно тебя в землю поховали.
— Ладно, ты вот что, Танюха... Если кто постучит — сразу не открывай, пока я через окно задами не смотаюсь... Ну, как ты тут без меня?
— Ой, плохо. Ещё спрашиваешь...
— На похороны-то сильно потратилась? Небось, в долги влезла?
— Та не, без долгов обошлось: мать чуток дала, и ещё я долларовую заначку, что ты на мотоцикл откладывал, снесла в обменный пункт — вот и вывернулась... А тебя разве разыскивает кто?
— Разыскивают или нет — вопрос, мне самому интересный. Но засиживаться на месте не могу, я к тебе-то буквально на минутку исхитрился...
Едва он это сказал, как из кладовки послышались негромкие мужские голоса. И оттуда вышли трое мужчин в закопченном военном камуфляже; они схватили попытавшегося было выскочить в окно Диму и принялись заламывать ему руки за спину. Не обращая никакого внимания на отчаянно голосившую Таню, военные переговаривались между собой:
— Странно всё же, как ему удалось сбежать?
— Видно, где-то срисовал схему проходов, по-другому никак.
— Ну, ловок шельма, на моей памяти ещё никто на эту сторону не возвращался...
Они без особых усилий волокли Диму за собой. И вскоре все четверо исчезли за дверью кладовки. Лишь на секунду оттуда, из-за двери, замельтешили отблески огня и потянуло гарью, да ещё до слуха остолбеневшей Тани Кафтановой донеслось отдалённое: «Аллауакбар!», а в ответ — уже ближе — русский семиэтажный... И коротко протрещали, перекрывая одна другую, а затем оборвались в тишину непривычные для женского слуха автоматные очереди.
Когда Таня, наконец, вышла из ступора, она осторожно приоткрыла дверцу кладовки. И не обнаружила внутри ничего, кроме привычных глазу полок, тесно уставленных банками с домашними соленьями и вареньями...
Проснувшись, она немного поплакала — больше из-за непонятности привидевшегося, чем со страху. Решила рассказать свой сон мужу. Однако его рядом не было. И Таня, сама не зная отчего, внезапно испугалась. Куда подевался Дима в такой ранний час? В самом ли деле её сон закончился, или он ещё продолжается?
* Рассказ Е.Петропавловского «Полёт пули на границе между сном и явью» удостоен поощрительного приза на Пятом конкурсе короткого рассказа журнала «Чайка».
Добавить комментарий