Продолжение. Начало: см. Часть 1
3. Сиротка Ида
Париж, Париж, отчего ты такой неприветливый? Трудно простому художнику в столичном мире. Тут и великим-то надо изворачиваться, чтобы выжить. Безвестный петербуржец Лев Бакст крутится, как белка в колесе, работает день и ночь. И жалуется в письме: приходится отдавать свои этюды за бесценок – 20-40 франков.
Он возвращается на родину. Цель ясна: попробовать свои силы в театре. Бакст ступает на, казалось бы, проторенную тропу – в сценографии всё налажено, повторяй известные приемы, и все будут довольны. Но Бенуа и его товарищи потому и стремились в этот вид искусства, что видели в нём массу скрытых возможностей.
С приходом 20-го века литература взрывается новыми идеями, живопись переживает взлет, музыка на подъеме. И только опера и балет застыли: традиционные декорации, раз и навсегда заданные приемы. Балет вообще не принимают за что-то серьезное. В то же время идея обновления, выдвинутая «Миром искусства», привлекает всё новых и новых мастеров слова и кисти из Петербурга и Москвы. Они предлагают свои услуги постановщикам из обеих столиц. В конце концов, не без оснований считают они, весь мир – театр, а игра – любимое занятие человечества.
Левушка начал в 1900-м с оформления спектакля «Сердце маркизы» в Эрмитажном театре. Пантомима, которую поставил Мариус Петипа, была немудреной. Бакст выполнил в едином ключе и декорации, и костюмы, и программку. Премьера состоялась в 1902-м, а в 1903-м зрители увидели его новую работу – балет «Фея кукол» в Мариинском театре. Танцевали звезды – Матильда Кшесинская, Анна Павлова, Михаил Фокин. Но в рецензии балет и его музыка были охарактеризованы, как «верх безвкусия и тривиальности». И дальше: «К счастью, эта постановка дала возможность художнику Баксту создать прекрасные декорации. Но особенно хороши костюмы». В завершение автор пишет – если и будет успех, то только благодаря Баксту.
В этот период одна за другой выходят в Александринском театре две постановки на античную тему – трагедия Эврипида «Ипполит», а вслед за ней трагедия Софокла «Эдип в Колоне». В созданных для них костюмах и декорациях, на основе росписи древнегреческих ваз, Лев Бакст отходит от шаблона, от общепринятых образцов. Он «итенсивно антиакадемичен» - подчеркивает известный критик А. Левинсон. А другой рецензент отмечает «тонкое проникновение в дух и стиль эпохи».
Бакст уже широко известен своими портретами и графикой. Теперь к ним присоединился бесспорный успех в оформлении постановок на сценах ведущих столичных театров. Всё это выдвигает его в первые ряды российских художников.
... Светский раут был в разгаре, когда к Баксту подошел знакомый режиссер и представил ему молодую даму:
- Ида Рубинштейн.
Имя Левушке ничего не говорило, а вот внешность поразила. Тонкая, вытянутая, с завораживающим лицом, необъяснимо привлекательным и притягивающим, как магнит. Это был очень своеобразный тип красоты, с которой Лев никогда раньше не встречался. Завязался разговор. Ида с большим пиететом высказалась о работах своего собеседника, а потом неожиданно заявила:
- Лев Самойлович, я хочу, чтобы вы оформили для меня спектакль.
- С большим удовольствием, - улыбнулся Бакст. – В каком театре вы играете?
- «Новый театр» Лидии Борисовны Яворской на Мойке. Речь идет о трагедии Софокла «Антигона».
- И вы там в роли...
- Антигоны, разумеется.
- Ну что ж, мне надо встретиться с режиссером, с руководством, договориться, чтобы утвердили меня, согласовать финансовые вопросы.
- Это всё не должно вас волновать. Спектакль – мой, частный. Плачу я – и вы получите ту сумму, в которую оцените свой труд.
Заинтригованный художник буквально на следующий день обошел нескольких друзей в надежде раздобыть сведения о его юной работодательнице. Задача оказалась не такой уж сложной, тем более, что нашлись люди, вхожие в ее семейный круг.
Дед Иды недурно разбирался в ценных бумагах, в результате чего кое-что накопил, чтобы оставить сыновьям. Их было двое – Леон и Адодьф. Семья отличалась высокой культурой, много жертвовала на благотворительность. Ида, единственная дочка Леона, родилась в 1883-м. Понятно, ее родители тоже были не самыми бедными – пара-тройка банков, пивзавод «Новая Бавария», сахарные заводы, магазины. Увы, прожить долгую жизнь это не помогло. Мать умерла вскоре после рождения дочери, а в 1892-м во Франкфурте умер отец. Ида в девять лет стала наследницей огромного состояния. В десять ее привезли в Петербург к тетке – мадам Горовиц. В богатый дом на Английской набережной.
Ида окончила лучшую частную гимназию. В 18 лет на дому прослушала курс истории русской литературы. Приходивший к ней профессор Погодин рассказал, что его ученица свободно владеет пером, прекрасно знает историю искусства и безупречно общается на английском, французском, итальянском и немецком языках.
Но главная мечта ее жизни – стать трагической актрисой. О чём она и объявила тетке и остальным. Реакция была ожидаемой. Актёрка?! Такого позора добропорядочное религиозное семейство не могло допустить. Что, у нее на хлеб не хватает? Актерки – они ведь все такие, как бы это помягче сказать... Но отговорить упрямую сироту не удалось. И тогда Иду срочно вывезли во Францию. А там ее встретил известный парижский врач, профессор психиатрии. Как друг семьи, он поставил юной строптивице диагноз: невменяема. И из самых добрых побуждений определил ее в психиатрическую клинику, чтобы – как сказали бы сегодня – не возникала.
Но тут уже всполошились родные – услужливый доктор явно перегнул палку. Срочно съездили в Париж и доставили бодрую и очень даже нормальную девушку домой. Ида поняла: от назойливости слишком заботливых, но несовременных родичей надо избавляться. Поразмыслив, она нашла нужное решение.
- Я намерена выйти замуж! – объявила она.
У мадам Горовиц от неожиданности и вполне объяснимого возмущения даже дух перехватило:
- Как?! За кого?
Ида посмотрела на нее преданными глазами:
- За моего двоюродного брата, тетушка, то есть за вашего сына, Владимира.
Настроение мадам качнулось в другую сторону:
- Да, конечно, возраст у тебя уже подходящий.
Этот раунд Ида выиграла чисто. Вряд ли Володя догадывался о тайных замыслах сестренки, но через месяц с хвостиком пара развелась. Отставленному мужу кое-что перепало в смысле финансов. Зато Ида получила свободу и возможность самой определять свою жизнь. Она стала брать уроки, и вот сейчас, в 1904-м, готовилась выйти на сцену.
Левушка Бакст уже в момент знакомства был покорен ею – неуемной, энергичной, до одержимости преданной своей цели. Он создал отличные костюмы и декорации. Ида не сомневалась в своем успешном дебюте – публика будет у ее ног. Но одно дело – пылкое воображение начинающей актрисы, и совсем другое – суровая реальность. Ида потерпела сокрушительный провал. Что неудивительно. Сказалось отсутствие опыта, театральной школы. К тому же, у нее был тусклый и слабый голос. Не помогла ее загадочная внешность, которая притягивала внимание – ведь современники отмечали: «Овал лица – как бы начертанный образ без единой помарки счастливым росчерком чьего-то пера».
Бакст тоже расстроен неудачей, хотя его она не коснулась. На некоторое время их пути с Идой Рубинштейн расходятся. Лев работает в журналах. В 1906-м пишет портрет Дягилева с няней на заднем плане. По общему мнению – лучший из всех портретов знаменитого антрепренера. Есть и заказы. В 1907-м Мариинский театр проводит несколько благотворительных спектаклей-балетов с хореографией Михаила Фокина. Лев выполняет эскиз костюма для Анны Павловой, танцующей знаменитого «Лебедя» Сен-Санса и эскиз ассиро-египетского костюма для Тамары Карсавиной в танце с факелами на музыку А. Аренского.
Между тем, Иду принимают в театр Веры Комиссаржевской, где она намерена сыграть главную роль в скандальной драме Оскара Уайльда «Саломея». Ей, однако, эту роль не дают. Тогда она решает создать спектакль на свои деньги. С художником ясно – конечно, им будет Бакст. В качестве режиссера она приглашает Всеволода Мейерхольда. Всё складывается удачно, в 1907-м спектакль готов к выпуску. Но в этот момент вмешивается черносотенный «Союз русского народа». С его подачи Священный Синод признает пьесу аморальной и постановку запрещает.
Болезненный удар. Ида не сдается – она всё-таки выйдет на сцену и покажет хотя бы один, центральный эпизод спектакля – танец, для которого она заказала музыку А. Глазунову. И она обратилась за помощью к танцовщику и балетмейстеру Мариинского Театра Михаилу Фокину.
Пока раскручивались эти события, Лев со своим другом, Валентином Серовым, осуществляя давнюю мечту, в том же 1907-м укатили в Грецию и на Крит. Впечатлений от поездки Баксту хватит на всю жизнь. А написанная по горячим следам картина «Античный ужас» - о гибели Атлантиды – получила высокий отзыв в Европе.
Лето 1908 года Ида проводит в Швейцарии – там, в пансионе, под руководством Фокина она отрабатывает «Танец семи покрывал» из «Саломеи». 20 декабря все причастные к уайльдовскому спектаклю встречаются в Петербургской консерватории. Зал забит до отказа – слухи о предстоящем событии уже ходили по городу. На сцене появляется Ида-Саломея. Такого танца еще не видели в российской столице – чувственного, эротического. По ходу исполнения танцовщица одно за другим сбрасывала покрывала, и в финале из одежды на ней осталось только несколько ниток бус. После краткого шока зал взорвался овацией. Ида стала звездой.
В 1909 году Бакст уезжает в Париж – оформлять Русские Сезоны Сергея Дягилева. Именно там и произошло второе рождение этой, ни на кого не похожей актрисы. Когда встал вопрос об исполнительнице роли Клеопатры, утонченные Павлова и Карсавина сразу были отставлены. Фокин вспомнил про Иду и предложил свою ученицу. Дягилев засомневался. Но Левушка поддержал хореографа, более того – придумал для Клеопатры оригинальный выход. Небывалый успех стал убедительным аргументом в их пользу.
4. Париж пьян Бакстом
Репертуар 1910 года планировали летом, в Венеции, в узком кругу. И совершенно естественным стало появление в следующем «Русском сезоне» «Шахерезады» - балета, поставленного специально «под Иду». Дягилев попросил Серова создать рекламную афишу и программку с ее изображением на обложке. Тот загорелся и написал знаменитый портрет обнаженной Иды Рубинштейн, вызвавший столько же споров, сколько восторгов.
Музыкальную основу «Шахерезады» составила известная оркестровая сюита Римского- Корсакова. Либретто написал Александр Бенуа – судя по названию, он опирался на «1001 ночь». Однако бесполезно было бы искать в арабских сказках что-то похожее на сочинение Бенуа, скорее всего, у него родилась 1002-я ночь. 4 июня 1910 года в Гранд Опера состоялась премьера. Зал взорвался овацией, как только поднялся занавес – это была реакция на декорации и костюмы. А потом началось действие.
Шах Шахриар отправляется на охоту, не обращая внимания на просьбу главной жены, Зобеиды, не делать этого. Остальные жены из его гарема, пока хозяина нет, уговаривают евнуха впустить к ним их любовников-негров. Приходит и любовник Зобеиды – Золотой Раб. Внезапно возвращается шах и обнаруживает в своем гареме оргию. Он в бешенстве подает знак, и янычары устраивают расправу. Под их ятаганами падают и женщины, и рабы. Зобеида молит сохранить ей жизнь, но и ее постигает общая участь.
Ида-Зобеида и Золотой Раб-Нижинский великолепны в постановке Фокина. Но главным было то, что под прекрасную музыку на зрителей обрушились «жестокость и чувственность Востока» - ошеломляющие, опьяняющие, отодвигающие на задний план пресную картину будней. Создание этого настроения – в решающей степени дело рук Бакста. Он отлично знал ту эпоху, когда происходит действие. Архитектура декораций и одежда героев передавали самую суть той давней культуры. И при том он не просто владел цветом, он умел задать ему ритм, который раскачивал воображение публики, вызывая спонтанный эмоциональный отклик.
Вот что писал в своей работе сам Бакст: «В каждом цвете существуют оттенки, выражающие иногда искренность и целомудрие, иногда чувственность и даже зверство, иногда гордость, иногда отчаяние. Это может быть... передано публике... Именно это я пытался сделать в «Шахерезаде». На печальный зеленый я кладу синий, полный отчаяния... Есть красные тона торжественные и красные, которые убивают... Художник, умеющий извлекать пользу из этих свойств, подобен дирижеру...»
Я назвал бы это откровение философией цвета.
Реакция парижан на два балетных спектакля русских оказалась потрясающей, более того – по-своему неожиданной. После «Клеопатры» и «Шахерезады» изменилась даже французская, то есть, по сути, мировая мода. Разрезы на платьях, цветные парики, яркие краски, шаровары, тюрбаны, оранжевые абажуры – это вошло в жизнь не одного поколения под незабываемым воздействием увиденного на сцене. И это всё – Бакст.
Свидетель этих событий, уже упоминавшийся критик А. Левинсон, оценил ситуацию так: «Париж был подлинно пьян Бакстом». Марсель Пруст в письме 1911 года писал: «... Передайте Баксту, что я испытываю волшебное удивление, не зная ничего более прекрасного, чем «Шахерезада»». Петербургский журнал «Столица и усадьба» сообщал: «Сейчас Бакст – один из наиболее популярных художников, спрос на него громадный. Рассказывают, что с восьми часов утра к нему трезвонят беспрестанно по телефону поклонники, интервьюеры дежурят часами у его дверей». Его персональные выставки проходят по всей Европе – Париж, Лондон, Берлин, Стокгольм и в США – Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Чикаго. Король парижской моды Пуаре вынужден, чтобы не потерять клиентуру, создавать новые образцы одежды совместно с Левушкой. Не отстает и другой Дом моды – Пакэн. По заключенному с ним на три года контракту две трети его моделей будет разрабатывать Бакст.
Александр Бенуа очень точно отметил новаторство своего друга, особенности его творческой манеры. Цвет, декорация и костюм на глазах зрителей становились активными и равноправными участниками сценического действия. Парижане очарованы – у «Русских балетов» мгновенный успех. «В этой области, - писал Бенуа, - Бакст с первых же шагов (еще в России) занял прямо-таки доминирующее положение, и с тех пор он так и остался единственным и непревзойденным».
Мальчик, который когда-то рисовал ночами под одеялом, теперь нарасхват и работает в напряженном ритме. С 1909 по 1914 годы для «русских сезонов», театра Иды Рубинштейн и других он оформил более двадцати балетных, оперных и драматических спектаклей, не считая особых заказов. Что касается Иды, то после триумфальных успехов у Дягилева она ушла из русского балета и основала свой театр. К тому времени она уже окончательно переселилась в Париж.
Сформировав труппу, Ида обращается к известному итальянскому писателю Габриэле Д`Аннунцио с просьбой написать что-нибудь специально для нее. Так появляется «Мистерия о мученичестве Святого Себастьяна». Музыку к спектаклю пишет Клод Дебюсси, сценография, конечно же, Льва Бакста. В главной роли – Ида. Опять ошеломительный успех. Д`Аннунцио в это время живет в Париже с очередной любовницей. О его скандальных похождениях говорит вся Европа, и все с увлечением читают его книги. Однако на сей раз эпатажный писатель получает удар с неожиданной стороны.
Ватикан приходит в ярость: женщина, к тому же еврейка, да еще, говорят, лесбиянка, создает образ знаменитого католического святого! Папа отлучает Д`Аннунцио от церкви и запрещает верующим читать его произведения и смотреть его спектакли. Габриэле не расстраивается – он уже покорен необычной красотой Иды. Он пишет ей пылкие стихи и дает отставку любовнице. В свою очередь, страстный итальянец тоже произвел впечатление на Иду. В разгар завязавшегося романа в Париже появляется американская художница и феминистка Ромэйн Брукс. Она знакомится с Идой и – влюбляется в нее. Правда, у той в данный момент есть мужчина, но Ромэйн эта деталь не смущает. Остальных – тоже, и они начинают жить втроем.
Можно по-всякому относиться к этой явно нестандартной ситуации, но для всех ее участников она оказалась плодотворной. За четыре года тройственного союза Брукс создала лучшие свои работы, в том числе несколько портретов своей возлюбленной. Сама Ида блистала в спектаклях и снималась в фильмах, сценарии к которым писал Габриэле. Любовь кончилась в 1915-м, и треугольник распался на три составных части.
Разумеется, Бакст работал не только на Иду Рубинштейн. Ушла от Дягилева и Анна Павлова, создав свою труппу. Лев сделал декорации для ее нью-йоркских гастролей. К сожалению, дела у блестящей балерины не заладились – денег, как у Иды, у нее не было, а пробиваться без Дягилева оказалось очень сложно.
Еще две знаменитые женщины обращались за помощью к Баксту.
Маркиза Казати время от времени баловалась сценой. Обладательница несметных богатств, экзотичная итальянка, она слыла роковой красавицей. Числилась за ней и связь всё с тем же Д`Аннунцио. Прославилась как меценатка. Вокруг нее клубился рой поклонников – художники, актеры, писатели. Живописцы наперебой писали ее портреты, в итоге их набралась целая галерея – больше 130. Лев создал эскизы костюмов для индо-персидских танцев, с которыми выступала маркиза.
А М. Кузнецова-Бенуа, прима Мариинского театра, обладательница великолепного сопрано, принимала участие и в русских сезонах. Ее первым мужем был старый знакомый Бакста Альбер Бенуа. Она выступала в ведущих оперных партиях в костюмах, созданных Львом, - в «Богеме» и «Мадам Баттерфляй» Пуччини, в «Орфее» Глюка, «Садко» Римского-Корсакова, «Фаусте» Гуно, «Травиате» Верди и в других.
Но бесспорным приоритетом в творческих устремлениях Бакста оставались «русские сезоны». И сейчас самое время обратиться к этому уникальному явлению и к личности человека, который его придумал.
Продолжение см. Часть 3
Добавить комментарий