Размышления над услышанным и увиденным
Эти заметки представляют собой собранные мною воедино разрозненные мысли о стихах и романсах на эти стихи, мысли, посещавшие меня в разное время, но до сего дня не принимавшие формы связного изложения. Вполне допускаю, что кто-то из читателей тоже думал на эту тему и может привести свои сходные примеры. Все это мелочи, но, если мелочи тебя волнуют, хочется поведать о них миру. Возможно, некоторые «чудаки» болеют сходной болезнью.
А начну я с самого явного, находящегося, можно сказать, «на слуху» казуса.
Казус романса «Утро туманное»
Иван Тургенев
В дороге
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.
Ноябрь 1843
Кто не знает этого стихотворения Ивана Сергеевича Тургенева! Даже если, паче чаяния, кто-то его не знает, романс на эти стихи он, скорее всего, слышал.
Романс на музыку Эраста Абазы переплюнул известностью стихотворение Тургенева и даже заимел свое собственное название – по первым строчкам - «Утро туманное». И вот, слушая его в различных исполнениях, я обнаружила странную закономерность. Все классические исполнители этого хрестоматийного произведения в двух местах пели не совсем то, что написано Тургеневым. Причем, если в первом случае нарушалась точная рифма, то во втором - рифма просто-напросто отсутствовала. Словно так и было задумано Иваном Сергеевичем, большим пуристом по части стихосложения.
Итак, во второй строфе, или соответственно во втором куплете романса, классические исполнители вместо «первые встречи, последние встречи» пели: «первую встречу, последнюю встречу». Согласитесь, звучит определенней, но рифма «речи-встреча» слегка хромает, она неточная. В третьей же строфе, или третьем куплете, певцами производилась операция по замене тургеневских слов. Во второй строке звучало вместо «Многое вспомнишь родное, далекое»«Вспомнишь и лица давно позабытые». При этом последняя строчка оставалась прежней: «Глядя задумчиво в небо широкое». Простейший фонетический навык подсказывает рифму к этой строке – «небо открытое». Но исполнители романса в этом случае оставались верны Тургеневу и предпочитали полный отказ от рифмы. Все же «позабытые» и «широкое» даже слабослышащий рифмой не назовет.
Теперь вопрос: чье исполнение я слушала? кто те, кого я называю «классическими исполнителями»? Перечислю: Федор Шаляпин, Борис Штоколов, Надежда Обухова, Елена Образцова, Дмитрий Хворостовский... Все они исполняли романс на слова Тургенева с указанными изменениями.
Совсем недавно услышала этот романс, исполненный Владимиром Высоцким. И что же?
Будучи поэтом, Владимир Семенович имел и ухо поэта. В его исполнении все тургеневские слова на месте, все рифмы сохранены. И знаете, что мне пришло в голову? «Классики пения» наверняка пользовались какими-то старинными нотами, где слова были изначально слегка перепутаны. Но им, певцам, большого дела до этого не было – они пели так, как было написано в музыкальном сборнике романсов. Последующие брали пример с первых. А Владимир Высоцкий, скорее всего, никакого сборника романсов в руках не держал и в простоте душевной пел тургеневский текст.
Нужно при этом сказать, что качество исполнения романса у всех вышеперечисленных «классических певцов» - выше всяких похвал. И придираюсь я совсем не к их пению, а так, к мелочи – к стихам, которые они поют.
Романс в исполнении несравненной Надежды Обуховой
Утро туманное - Владимир Высоцкий
***
Еще один романс – «Сияла ночь» Афанасия Фета (муз. Н. Ширяева)
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнию твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звуки не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
1877
Это одно из моих любимых фетовских стихотворений, оно навеяно реальными впечатлениями от пения Тани Берс, в замужестве Кузминской, свояченицы Льва Толстого, той, с которой он писал свою Наташу Ростову. Я буду говорить исключительно о первой строфе, вернее даже о первой строке, этого гениального стихотворения, вызывающей наибольшие трудности, как у чтецов, так и у исполнителей романса. Написанное шестистопным ямбом, стихотворение в своей начальной строке убегает от размера, ведет себя как своевольная непутевая девица, никому не подчиняющаяся, вырвавшаяся на свободу.
Эта «беспутная" девица, первая строка, трудна для исполнения, так как ее форма расплывается. Чтобы не потерять форму, она должна опираться на слово «Лежали», рифмующееся со словом «дрожали» в следующей строке. Кроме того, ударным словом в первой строке будет слово Луной, за которым при чтении должна последовать маленькая пауза–цезура.
Попробуйте прочтите первую строчку, воспользовавшись этими указаниями. Не правда ли, вы привыкли слышать другое чтение, когда ударение делается исключительно на слове сад? В этом случае слово «Лежали» становится лишним, недаром некоторые певцы вовсе его пропускают. А это, в свою очередь, ведет к потере рифмы.
Совсем недавно эти стихи прозвучали на канале КУЛЬТУРА в рамках «Дня поэзии», и чтец, ничтоже сумняшеся, и на слове Луной не задержался, и рифму Лежали-дрожали не дал нам услышать. А мне всегда казалось, что перед чтением стихов – тем более на ТВ – следует внимательно изучить не только их смысл и вложенную в них эмоцию, но и просодию, ритмику, строфику, строение рифмы. Скажете, многого захотела?
Романс поет С. Белоклокова, стихотворение читает Вл. Симонов, канал КУЛЬТУРА
***
Владимир Маяковский. «Хорошее отношение к лошадям»
Били копыта.
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —
Ветром опита,
льдом обута,
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала! —
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные...
Улица опрокинулась,
течет по-своему...
Подошел и вижу —
за каплищей каплища
по морде катится,
прячется в ше́рсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла́,
только
лошадь
рванулась,
встала на́ ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И все ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
1918
Это прелестное стихотворение Маяковского очень часто читается со сцены. В нем описан реальный случай, происшедший «в революцию»: голодная лошадь упала на Кузнецком. Маяковский сумел сделать из этой сцены пробирающее до слез стихотворение. И ни разу мне не встретилось, чтобы оно было прочитано со ВСЕМИ рифмами, одна обязательно пропускалась. Можно даже назвать это стихотворение «тестом» на чуткое ухо. Для Маяковского рифма – это опорный столб, без нее стих рассыпается. Вот выписываю из его статьи «Как делать стихи»: «Потому что без рифмы (понимая рифму широко) стих рассыплется. Рифма возвращает вас к предыдущей строке, заставляет вспомнить ее, заставляет все строки, оформляющие одну мысль, держаться вместе».
Теперь обращаю ваше внимание на следующий фрагмент стихотворения:
Подошел и вижу —
за каплищей каплища
по морде катится,
прячется в ше́рсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
Вопрос на засыпку: где рифма к слову каплища? А она обязательно должна быть – Маяковский рифм не пропускал, еще раз напомню об их особой роли в его поэтике. Пока я все это писала, вы наверняка отыскали спрятанную поэтом рифму. Это слово «плеща». В принципе ему, этому слову, хорошо бы стоять последним в ряду двух слов «звериная тоска», сразу за ними. По случайности или по небрежности, оно из ряда выбилось. И теперь все декламирующие эти сильные по эмоции и виртуозно сделанные с точки зрения версификации строчки читают их так, словно это слово «там не стояло», словно рифмой к «каплища» будет слово «тоска». И это при том, что нет у этих двух слов ни малейшего созвучия. И вот слушаю одного, другого чтеца, для которых это стихотворение - любимое, имена читающих даже неловко называть, такие они звездные, но ни ОДИН из них слово «плеща» не выделяет как РИФМУ, то есть как опору стиха. Есть даже такие, что слово «плеща» просто пропускают как несущественное. Нет, я не буду меньше любить прекрасных артистов из-за такой мелочи, и вообще я хорошо сознаю, что в глазах многих выступаю «крохобором». Сознаю, но писать об этом пишу, привлекая внимание к важным для меня мелочам, говорящим о внимании к звучащему слову...
Стихотворение читает Максим Аверин:
***
Феномен стихотворения Ф. И. Тютчева Silentium[1]
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!
1830
Прочитайте внимательно это стихотворение. Это одно из глубочайших философских размышлений, горькое признание поэта в бессилии высказаться и быть понятым. Но я сейчас не об этом. Ничего не заметили в его ритмике? Услышали, что в некоторых местах ритмика этих стихов нарушается, причем очень заметно? Вот эти места:
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне.
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!
Есть ли у Тютчева еще подобные примеры ломки ритма? Вроде бы нет, везде он привычно следует определенной ритмической схеме. Что же случилось с поэтом при написании этого стихотворения? Почему именно в нем ритм нарушен? И нарушен ли? На сей счет есть разные мнения. Читала у поэта Александра Кушнера, что ритм здесь вовсе не нарушается, просто Тютчев, воспитанный на стихах Державина и Сумарокова и оказавшийся за границей вдали от разговорного русского языка (а стихотворение Silentium написано молодым дипломатом за границей), употребил в стихах «старинные» ударения, как-то: заходЯт , звездЫ (множ. ч.), разгонЯт. Как-то диковато звучат эти формы и не верится, что их употребляли даже в годы молодости Тютчева (а он родился в 1803 году). Но у гипотезы есть последователи. Прослушала на ютьюбе запись современного чтеца - именно так, как сказано у Кушнера, он и произносит эти не укладывающиеся в размер слова.
Были и другие способы избежать ритмических сбоев «не справившегося» со стихом пиита. Редактор петербургской газеты «Молва» Николай Иванович Надеждин опубликовал стихотворение молодого литератора Федора Тютчева, присланное из-за границы, со своими исправлениями:
«Крамольные» в ритмическом смысле места были заменены:
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне.
Как звезды ясные в ночи
Любуйся ими и молчи.
А вот конец:
Разгонят днЕвные лучи –
Внимай их пенью - и молчи.
И знаете, стало мне ужасно любопытно, как отнесся к этому стихотворению Иван Сергеевич Тургенев, первый издатель и редактор Федора Тютчева, по достоинству оценивший его стихи, собравший и выпустивший в 1854 году первый сборник поэта. И вот передо мной стихотворение Тютчева из его первого сборника, изданного Иваном Тургеневым.
Оказывается, Тургенев Silentium тоже отредактировал. В его редакции первая строфа звучит так:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои!
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне,
Как звезды ясные в ночи:
Любуйся ими и молчи.
В последнюю строфу тоже было внесено изменение:
Лишь жить в самом себе умей!
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их заглушит наружный шум,
Дневные ослепят лучи:
Внимай их пенью и молчи!
1854
Нет, не мог Иван Сергеевич согласиться с нарушением ритма у старшего годами, но в те времена еще никому не известного сочинителя.
Позднее, в других изданиях, Тютчев уже печатался без всякой правки, стихи воспроизводились по его автографам. И завоевали ему всероссийскую славу. Федор Иванович уже в некрасовское время из «второстепенных поэтов» перешел в разряд хороших, а потом и очень хороших. Сегодня он занимает свое особое место на поэтическом Олимпе. Думаю, что в начале 20-го века это его положение уже определилось. Как же я удивилась, когда в фильме о Набокове в Бостоне ("Набоков: счастливые годы"), снятом бостонским режиссером Марией Герштейн, услышала редчайшую запись: Набоков читает Silentium. Больше всего я поразилась отнюдь не тому, что стихи читались с французским прононсом, а тому, что Владимир Владимирович читал "исправленного" Тютчева. Получилось у него так:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне
Как звезды ясные в ночи
Любуйся ими — и молчи.
------------------------------------
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные ослепят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!
Надеюсь, читатель понял, что Набоков читал Тютчева в "тургеневской редакции".
А напоследок я еще раз приведу тютчевское стихотворение в том виде, в котором оно было создано автором – со всеми его ритмическими нюансами. Мне кажется, поэт заслужил право на собственный голос и собственную ритмику. И, ей богу, мне нравятся эти удивительные перебивки ритма.
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!
Стихотворение читает Жорж Октавио:
Добавить комментарий