Выгрузились из автомобиля на пологом берегу Потомака: двухместная детская коляска, две сумки, запасная одежда для детей. Темная непрозрачная вода плещется о зеленый луговой берег, катера с цветными тентами, обгоняя друг друга, бесшумно носятся по воде. Бесшумно - потому что река широкая, заглушает рев моторов.
Сразу оказались в эпицентре всех и всяческих мемориалов. Слева взметнулся мощным фаллическим символом монумент Джорджа Вашингтона, смутил меня, старуху. Ближе - высокая ротонда памятника Джефферсону, одному из первых президентов. К нему и двинулись караваном.
Впереди - моя американская сноха и сын со старшим внуком, играют на ходу в гигантские шаги, сзади я с коляской и малышом. С реки ветерок резкий, прохладный, облепил футболками тела.
Конец апреля хорош везде, Вашингтон - не исключение. Все цветет, поет, зеленый цвет всех оттенков преобладает. Между мемориалами - бескрайний газон, исчерченный пешеходными дорожками, по дорожкам, как цыплята за курицей, - толпы туристов. Совсем близко прошла мимо седая высокая дама-гид, в рябой длинной юбке. За нею, не разбирая дороги, кинулись ее подопечные. Несколько человек какое-то время шли рядом с нами. Вспыхнула родная речь:
-Ребенка, ребенка морозят.Почему ребенку не оденут капюшон? Капюшон, капюшон ...Ребенок, капюшон ... У-у-у, американцы!
Бегу, бегу, родные мои, где вас только нет! Уже и сама приготовила. Почему угадали, что капюшон, а не шапка, куртка? Потому, наверное, что менталитет один: оградить, заслонить, защитить бедного младенца от нерадивых родителей. Невдомек моим бывшим соотечественникам, что уже младшие школьники не носят здесь головные уборы даже зимой. Не принято, закаляются. На Аляске, наверное, носят. В Мичигане в морозы - точно носят. А здесь не принято. Субтропики, однако, близко.
Помню, в первый раз меня Вашингтон поразил тем, что в сквере у одного из министерств я увидела фикус, растущий прямо из земли. Или это был родственник фикуса. Потом были и японская вишня-сакура, и деревья с цветами, похожими на сочинские магнолии, у Белого дома, и бамбук у соседей в саду. Но этот фикус на улице меня сразил наповал. И сразу открылась разница между Москвой и Вашингтоном.
-На Дзержинского похож, - пошутил сын у памятника Джефферсону. Пожалуй. Рослой стройной фигурой и бронзовым блеском. И - решительностью, которая в нем ощущается. Но есть решительность карать и расстреливать, и есть решительность написать Декларацию о независимости.
От Джефферсона спустились по широким ступеням к реке. На другом берегу все стремится ввысь волнующий монумент Вашингтона.
Как после острой легкой закуски чрево жаждет главного блюда, так главным блюдом всякой экскурсии по Вашингтону выступает Белый дом. После тщетных поисков парковки вблизи стали кругами расходиться от Белого дома и нашли, наконец, недалеко стоянку – пять долларов за час. Вышли из машины, повернулись к стоянке спиной - и в лоб ударила эмблема Аэрофлота с хорошо знакомыми крылышками. Все-таки густо, очень густо намешано русского в современном американском пейзаже.
Есть что-то от религиозных бдений в том, как толпы народа часами стоят у Белого дома и настояться-насмотреться не могут. Завораживающая тайна высшей власти, причащение у исторического родника, бытовое любопытство: "Как живут небожители на земле?" - у каждого свой интерес.
Потолкались у огороженного переносным решетчатым забором Лафайет-сквера, примыкающего к Белому дому: завтра ожидается демонстрация свободных граждан по какому-то очередному горячему вопросу, и полиция приняла меры предосторожности. Здесь ничего нового для нас: серьезные мужчины в униформе есть в каждой стране. Даже конной полицией не особенно восхитились: уже знакомы и с ней.
Наступил этап, когда жажда впечатлений слегка притупилась, а подлинная жажда и аппетит, напротив, разгороелись. И тут словно с неба пахнуло ароматом крепких специй, горячей пищи. Оказалось, дела совсем земные: для местных бездомных, избравших себе Лафайет-сквер местом обитания, благотворительные организации привезли обед. К фургону с едой неторопливо подползали, лениво потягиваясь, здешние бездомные, ранее дремавшие на скамейках. Только тогда я их и обнаружила. Ибо по внешнему виду они не шибко отличимы от других американцев. Не грязно одеты, не все заросшие, некоторые довольно опрятны и бодры. И уж во всяком случае, им далеко до московских бомжей - этих беззвучно кричащих сгустков горя и боли. Хотя, конечно, со стороны легко рассуждать. А окажись любой из более или менее благополучных зрителей на их месте - что и как запоем тогда?
Назад, к себе в городок, возвращались через аккуратные вашингтонские предместья. Маленькие светлые домики в два-три этажа, на одну семью, сменились великолепными огромными усадьбами с дворцами посредине: потянулись зажиточные кварталы. Конца Вашингтона не заметили - он плавно перешел в небольшие городки-спутники.
Ну хоть кто-нибудь привез бы из России самого ярого антиамериканиста, пригласил бы на экскурсию по провинциальной Америке. Не надо ни слова говорить, ни грамма пропаганды и агитации. Просто провезти в своей машине с кондиционером через всю страну - показать, как живет основная масса американского народа. Показать не очень впечатляющие внешне таунхаузы - группы домов, построенных цепочкой, в лесных массивах. Но внутри исключительно уютных, вместительных, просторных, светлых. Для одной семьи так много места на трех этажах, что при встрече члены семьи радуются друг другу.
Показать отдельно стоящие дома подороже, отделанные как игрушки, с гаражом на две машины под первым этажом, с цветниками и детскими площадками, с колоннами и башенками, с многочисленными верандами и крылечками, несколькими входами и выходами. Не может быть, чтобы при виде этих пряничных домиков, леденцовых дворцов и марципановых особнячков не дрогнуло сердце у человека, не возникло как минимум уважение к стране, которая, пусть в долг, кредит, рассрочку, через работу до кровавого пота, до нервного истощения, но расселила своих граждан по-людски.
Вспомним, конечно, и бездомных. Но ведь соотношение-то числа благополучных "новых русских" и бедных россиян, включая бомжей, с аналогичными слоями населения в Америке обратно пропорционально! Этого-то нельзя не заметить.
А вообще-то я необъективна: влюблена в Америку и в разводе с Россией, на которую крайне обижена. Мама и отец после войны, намерзшись во фронтовых землянках, приехали в Среднюю Азию "на солнышко", как в один из уголков единой страны. Лет двадцать пять назад Россия провозгласила "независимость" от нас. Слава Богу, родители уже не испытали этого позора ...
Как беспородная и беспризорная собачонка, Россия наплодила щенят под чужими заборами, а когда щенята, движимые инстинктом, приползли к ней, она показала им зубы. Все два года, которые прожила в Москве, уехав из Средней Азии, я бегала отмечаться у властей: каждые три месяца просила разрешить пожить еще немного на своей исторической родине. Так, должно быть, бегают отмечаться неблагонадежные лица в комендатуру оккупационного режима.Эта регистрация вытравила из меня последние теплые чувства.
Рада, очень рада была я уехать из страны, которая родиной быть не захотела. Теперь я здесь. Америка выдала мне документ и сказала: "Живи, пожалуйста. Места много. И отмечаться нигде не надо. Я верю, что ты не преступница".
Для меня и таких, как я, нет сомнений: Бог создал Америку для того, чтобы люди больше не искали рая на земле.
Добавить комментарий