Я познакомился с ним, будучи ещё студентом. Мы, первокурсники Щукинского театрального училища при театре имени Вахтангова, были заняты в массовках разных спектаклей. Как-то устроили вечеринку в общежитии на Трифоновской. Мой сокурсник Анатолий Антосевич по прозвищу "Антос" пригласил Шалевича. Шёл 1962-й или 1963 год. Молодой актёр после второго развода был как раз свободен и в поиске. А на нашем курсе студентки были одна краше другой. Выпили, потанцевали и разошлись.
С тех пор мы запросто называли Шалевича Славой. Вообще в то время в стенах Щукинского по имени-отчеству называли только преподавателей старшего возраста. Но сами преподаватели называли студентов, даже бывших, ставших уже знаменитыми, как мальчишек и девчонок. Например, для Галины Григорьевны Коган, преподававшей историю Коммунистической партии Советского Союза (обязательный тогда предмет для театральных ВУЗов) Лановой оставался Васькой, Шалевич Славкой, Абрикосов-младший Гришкой, Райкина Катькой...
...В студенческие годы и какое-то время после я подрабатывал в Московской государственной филармонии ведущим. Тогда очень популярным был дуэт Шалевича и Воронцова.
Они исполняли концертный номер из спектакля "Конармия" (пьесу по рассказам Исаака Бабеля написали Михаил Воронцов, Вячеслав Шалевич и Юрий Добронравов). Пока выступали другие артисты, мы с Шалевичем и Воронцовым трепались за кулисами. Впрочем, не слишком долго.
Перед выходом они старались сконцетрироваться, а отыграв, спешили на другой концерт или в театр. Через много лет (в 1992 году) мы встретились в Нью-Йорке, куда Шалевич и Воронцов приехали вместе с Аллой Ларионовой и моей сокурсницей Марианной Вертинской. Они привезли в Америку спектакль по рассказам Михаила Зощенко. Инсценировка тех же Шалевича и Воронцова. Слава был уже к тому времени Народным, а Миша Заслуженным. Но никакой звёздностью не заболели. Они попросили, чтобы я по старой памяти представил их нью-йоркской публике.
- Что вы хотите, чтобы я сказал о вас? - спросил я.
- То же самое, что ты говорил в Москве четверть века назад, спокойно и без пафоса, - ответил Шалевич.
После спектакля было время поговорить. Хотя разговор этот давний, но ассоциаций с сегодняшним днём более чем достаточно.
- Почему вы остановили свой выбор на Зощенко? - начал я.
Михаил Воронцов ответил:
- Сегодня театр у нас дома находится в очень сложном положении: кругом царит озлобление, настроение у большинства вовсе не театральное - сидеть бы дома и размышлять о своих проблемах. Но на Зощенко люди пошли. В поисках отдушины. Они смеются, и это снимает с их души напряжение.
В юморе Зощенко есть лиризм, сочувствие, даже тоска. Это тоже близко сегодняшнему зрителю. В спектакле есть монологи-отступления о смерти и любви, то есть о вечном. Это всегда находит отклик у публики. У Зощенко смех иногда приобретает такое звучание, что зритель ассоциирует себя с персонажами писателя и смеётся уже над самим собой. В этом весь Зощенко, его притягательность.
Вячеслав Шалевич:
- Мы с Мишей написали инсценировку, как когда-то вместе с Юрой Добронравовым сделали инсценировку "Конармии" Бабеля. В середине 60-х мы как бы впервые открыли Бабеля театральному зрителю. Помню, в то время поэт-пародист Александр Иванов написал на нас, ещё мальчишек, эпиграмму: "Вы своего добились, добились своего: ещё бы, навалились втроём на одного!" А теперь вот навалились на Зощенко.
- Что вообще представляет собой сегодня театральная Москва?
Вячеслав Шалевич:
- Сегодняшняя театральная Москва довольно своеобразна. Каждый коллектив стремится к самоокупаемости, к рентабельности. И все, естественно, хотят удивить и публику, и друг друга. Есть антрепризы, в которых собираются "звёзды". Эти спектакли, как правило, идут с аншлагами. Так возникла группа "Игроки 21-го века" с Юрским в главной роли. К участию в спектакле были привлечены Калягин, Филатов, Евгений Евстигнеев. Такой же театр создан режиссёром Леонидом Трушкиным на базе райкинского "Сатирикона". Там поставлен спектакль с Костей Райкиным и Катей Васильевой. Он уже несколько лет идёт с аншлагами. Потом в репертуар этого театра вошла пьеса Ростана "Сирано де Бержерак" с Райкиным в роли Сирано. И хотя билеты очень дорогие, народ идёт. В нашем, Вахтанговском, тоже есть аншлаговые спектакли. Это "Мартовские иды" по Торнтону Уайлдеру, где я играю Цицерона, а Михаил Ульянов - Цезаря. Восстановили "Принцессу Турандот". Это новая интерпретация спектакля, знакомого многим поколениям театралов. Люди старшего поколения не очень согласны с новой версией, но всё равно - аншлаг. Какая-то театральная студия поставила "Саломею" Оскара Уайльда как музыкальную феерию. Играет тоже сборный состав.
- Здесь весь Бродвей стоит на принципе сборных составов...
- Да, я знаю. Хотя лично я за стационарный, репертуарный театр. Считаю, что это величайшее достижение русской культуры. К счастью, сейчас нет приёмных комиссий, которые в своё время закрывали спектакли. А ведь я помню, как у нас запретили и "Диона", и "Варшавскую мелодию", и "Двое на качелях", как в течение четырёх месяцев не давали выпустить "Тринадцотого председателя", к которому я как постановщик имел прямое отношение. Так вот, запрещать сейчас некому. Почти. И вся наша культура сосредоточилась в творческих коллективах - будь то театр, клуб, музей. В этих условиях постоянный состав единомышленников особенно важен.
- Ну, единомышленники в театре - явление не такое уж частое. Вспомним расколы в театре на Таганке, во МХАТе...
- Это было безобразие, когда развалили МХАТ. Не буду касаться личных взаимоотношений действующих лиц - его развалили творчески. Получился один театр - Дорониной, другой - Ефремова. А собственного лица МХАТа как ведущего театра страны, как театра-школы, не стало. И ещё: появилось то, что я терпеть не могу - со сцены можно теперь ругаться матом. Кто-то в публике хихикает. А мне противно.
- Есть ли что-то ещё в жизни театра, вызывающее сожаление?
- Да. В наши дни гастроли театральной труппы - ужасно тяжёлое дело, очень дорогостоящее. Трудно представить, сколько теперь просят за зачуханный гостиничный номер с раскладушкой! Всё упирается в деньги. Они стали решающим фактором, тормозящим распространение культуры. Искусство, прежде без особого труда проникавшее в Приморье, на Сахалин и Камчатку, теперь ограничивается местными регионами. Страшно расширилась пропасть между культурными центрами и провинцией. Теряются духовные связи. Поэтому главным источником развлечений (и культуры) стал телевизор: телеигры, сериалы, сплетни. Московским театрам не осилить гастроли в Якутию, а якутскому танцевальному ансамблю трудно попасть на столичную сцену. Стоимость костюмов и декораций астрономическая. Мы же не можем делать декорации просто из фанеры. Да и фанера опять подорожала.
- Где же выход?
- Хороший спектакль, я считаю, не может быть самоокупаемым. На него идут такие затраты, что любая цена билета не в состоянии окупить их. Надо находить спонсоров, меценатов, готовых поддержать отечественное искусство. Даже тот "звёздный" спектакль Юрского, о котором мы говорили, сделан был на деньги двух фирм-меценатов. Окупили ли они свои расходы? Не думаю. Вспомним Морозова, Шаляпина или Третьякова - они занимались филантропией не из корысти.
...Прошло много лет. Шалевича не стало. Он ушёл вслед за великими вахтанговцами, которых мне довелось видеть на сцене и на экране, у которых я учился и которых с благодарностью вспоминаю. Это Рубен Николаевич Симонов и Борис Евгеньевич Захава, Николай Гриценко и Юрий Яковлев, Михаил Астангов, Николай Плотников, Цецилия Львовна Мансурова - первая исполнительница принцессы Турандот...
Помню, как она, нервно поправляя рыжие волосы, срывающимся "мансуровским" голосом восторженно рассказывала о Евгении Багратионовиче Вахтангове и призывала нас, студентов, всегда оставаться вахтанговцами. А ещё она рассказывала, как взяла себе сценический псевдоним. Студия, руководимая Вахтанговым, помещалась в Мансуровском переулке. Отсюда и псевдоним для молодой актрисы с несценической фамилией Воллерштейн. Народная артистка Советского Союза никогда не скрывала своего еврейства. Соломон Михоэлс называл её "кецеле" ("кошечка" на идиш). И ещё она со смехом рассказывала о том, как вышла замуж за графа Николая Петровича Шереметева:
- Семья Николаши была в ужасе: мало того, что граф женился на актрисе (такое уже было в роду - женитьба на крепостной актрисе Прасковье Жемчуговой), так ещё эта актриса оказалась Цилей, еврейкой, старшей по возрасту. Но мой Николаша пошёл против семьи, не бежал за границу, и мы прожили с ним прекрасную жизнь.
Шереметев тоже служил в Вахтанговском театре - концертмейстером и композитором. Цецилия Львовна безумно любила своего Николашу и после его загадочной гибели в 1944 году замуж больше не вышла.
..."Принцесса Турандот", "Филумена Мартурано", "Дамы и гусары", "Миллионерша", "Иркутская история", "На золотом дне"... Эти спектакли театра имени Вахтангова врезались в память. Мой сокурсник замечательный актёр Володя Долинский до сих пор помнит наизусть некоторые спектакли. Монологи и диалоги стихотворной пьесы Евгения Симонова "Алексей Бережной" он может хоть сегодня процитировать чуть ли не полностью.
...Что же такое "вахтанговец" и чем он отличается от "невахтанговцев"? Прежде всего отношением к искусству, к театру и своему служению в нём. Для вахтанговца театр - это праздник. Выходя на сцену, он создаёт праздник для себя и для зрителя. А ещё настоящий вахтанговец разносторонне талантлив. Вячеслав Шалевич был не только прекрасным актёром, красивым, мужественным. Он был и талантливым, любимым актёрами режиссёром, и драматургом.
Преподаватели Щукинского умели разглядеть и отобрать на приёмных экзаменах самых талантливых мальчиков и девочек. Я помню слова художественного руководителя нашего курса Анатолия Ивановича Борисова, который, посмотрев сценку, сыгранную студентами, с удовлетворением говорил: "Ну, ниже этого уровня вы уже не сыграете!" Вахтанговская школа устанавливала для своих молодых актёров планку, ниже которой играть нельзя. Только выше. Конечно, степень способностей, таланта у всех разная.
Но нижний уровень вахтанговца выше иного, считающегося высоким уровня выпускника другой театральной школы. Так, во всяком случае, было раньше. Не случайно именно вахтанговцы во главе с Юрием Петровичем Любимовым создали Театр на Таганке, уникальный, знаковый, соединивший в себе принципы Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда и Брехта, портреты которых висели в фойе театра.
Вячеслав Анатольевич Шалевич был вахтанговцем в том смысле, что умел быть одновременно и очень правдивым, органичным, реалистическим актёром, и в то же время чуть приподнятым, романтическим, что и создаёт ощущение праздника. Таким он был в роли Ведущего в пушкинских "Маленьких трагедиях" (вполне в стиле Рубена Симонова) или Лёвки в "Конармии". А в кинофильме "Шестое июля" он создал потрясающий по драматизму образ Якова Блюмкина. Вообще он мог играть всё. И это ещё одно отличие вахатнговца. Вспомним, что такими же актёрами без амплуа были Николай Гриценко и Юрий Яковлев... Шалевич мог играть в "Кабачке 13 стульев" глупого, самовлюблённого Пана Поэта, а мог Швабрина в экранизации "Капитанской дочки".
Он жил театром. Он фактически умер в театре, сыграв Галилео Галилея. Его увезли в Боткинскую больницу прямо со спектакля. Я не знаю, поставлен ли ему памятник на Ваганьковском кладбище и что там написано. Я бы написал так: "Вячеслав Анатольевич Шалевич, вахтанговец".
Добавить комментарий