- Что ты всё пишешь и пишешь? – спросил меня Нисим, бросая белый плоский камень у кривого шероховатого ствола оливкового дерева. Этот камень он притащил с обочины дороги и собирался на нём расположиться на привал.
- Так, – сказал я, – кое-что для себя.
- Зачем это тебе? Думаешь, ты что-то забудешь? – усмехнулся Нисим и полез в карман за сигаретами. – Кто-то это читать будет?
Второй день мы наступали, продвигаясь вглубь Ливана. Когда нас высадили из вертолёта, мы поначалу изображали из себя крутых голливудских коммандос, напялив на головы защитные каски, сдвинув на кончик носа солнцезащитные очки и обвешавшись выданной накануне амуницией. Но воевать нам, резервистам, пока не пришлось, война шла где-то в стороне, но мы слышали раскаты артиллерии и треск вертолётов, атакующих врага ракетами.
Наш командир Йони получил приказ выдвинуться на позицию у какой-то деревушки с трудновыговоримым арабским названием за двадцать километров от места высадки, и вот мы уже второй день шли, старательно обходя населённые пункты и опасаясь дорог, на которых могли быть мины.
- Он у нас крутой писатель, – захохотал толстяк Рами, расположившийся, не дожидаясь остальных, на сухой траве и уже ковырявший ножом что-то из консервной банки в прикуску с большим зеленоватым помидором. – Пишет фронтовые заметки. А закончится война, опубликует и получит неплохие деньги! А мы у него будем автографы брать и завидовать…
- Ладно вам! – прикрикнул на них Йони, который изображал из себя строгого военноначальника, но был всё равно отличным парнем.
- Да мы ничего, – пожал плечами Нисим, прикуривая сигарету, – просто интересно, что он про нас напишет!
- До ночи нужно сделать ещё пять километров, – сказал Йони и посмотрел на часы. – Скоро темнеть начнёт, а в этих долбаных горах всякое может быть. В общем, пятнадцать минут отдыха и – вперёд!
Кто-то уже задремал, Нисим курил вторую сигарету, а Рами принялся за кофе из термоса. Лишь тощий студент Гриша в десяти шагах от нас патрулировал окрестности и медленно, с автоматом наперевес, прохаживался между деревьями, похрустывая сухими ветками под ногами.
Солнце палило уже не так нещадно, как днём. Чувствовалось, что близится вечер. Однако воздух свежее не становился, и почему-то терпко пахло пылью. Именно пылью, а не чем-то другим. Пока мы продвигались вдоль дороги, идущей по побережью, пахло морем и лимонами из близлежащих рощ. Потом, когда начались горы, запахло пылью, а воздух стал более вязким и тяжёлым.
Но мы шли весело и дурачились, так как знали, что по карте конечный пункт нашего маршрута вовсе не так далёк, и на учениях мы проходили гораздо больше. А там, в деревушке с трудновыговоримым названием, нас ждут свои, и там будет горячая вода, чтобы смыть пыль, и обязательно встретится кто-нибудь из знакомых.
Всю дорогу было спокойно. Мы уже знали, что местное население бежало от войны на север и все населённые пункты по дороге пустуют, поэтому особо не опасались, хоть нас и предупреждали, что могут быть засады или мины на дорогах. Весь вчерашний день мы прислушивались к отдалённой канонаде, а потом всё стихло, и мы шли в звенящей тишине, почти не переговариваясь друг с другом и привычно вслушиваясь в звуки, скупо доносящиеся из-за холмов. Там действительно происходило что-то серьёзное, но – без нас.
- Кофе хочешь? – спросил меня Рами, которому в отличие от других спать почему-то не хотелось.
Рами был откуда-то из центра страны, и у него была маленькая шиноремонтная мастерская, в которой он с братом клеил проколотые шины и продавал восстановленные покрышки. По сравнению с остальными он был настоящим буржуем и даже на военную базу, с которой нас отправляли в Ливан, приехал на своём маленьком «фиате». Потом мы узнали, что на автостоянку у базы упала ракета, и он сильно переживал за своего четырёхколёсного железного друга.
- Спасибо, не хочу кофе, – пробормотал я, отрываясь от своих листков, – надо тоже немного вздремнуть, а то ещё пять километров топать…
- А ты знаешь, – сказал Рами, не обращая на меня внимания, – мне эта война уже до чёртиков надоела. Какой умник придумал высаживать нас за двадцать километров до позиции? Жалко было потратить ещё пятнадцать минут полёта и сто литров топлива для вертолёта? Боялись, что собьют? Чёрта с два! Вертолёт хрен собьёшь, да и в воздухе он… не девочка в мужской бане – может будь здоров как огрызнуться!
- Начальству видней, – усмехнулся я, – а ты бы и в самом деле договорился с кем надо и ехал бы всю дорогу на своём «фиате». Целей машинка была бы.
- Издеваешься? – обиделся Рами и отвернулся.
Время до подъёма пролетело незаметно. Даже Гриша больше не шуршал ветками, лишь Нисим изредка щёлкал зажигалкой и с шумом втягивал сигаретный дым.
- Подъём! – скомандовал Йони и подхватил с земли свой автомат. – Отсыпаться будем потом, когда придём на место.
Чем дальше мы шли по бесконечной оливковой роще, в которой устраивали привал, тем почва под ногами становилась всё более каменистой. Кто-то уже сбил ногу, а больше всех сопел тощий Гриша, которому отдохнуть так и не удалось.
- Ничего, брат, ты среди нас самый молодой, – утешал его Нисим, – тебе и положено пахать больше других. У вас, в России, я слышал, в армии те, кто дольше служат, издеваются над молодыми. Ведь так?
- Я в российской армии не служил, – отмахивался Гриша, – меня привезли в Израиль семилетним пацаном. А в твоей Индии армия вообще есть?
- Откуда я знаю? – захохотал Нисим. – Я вообще в Израиле родился. А в Индии был только туристом. Ездил, когда школу закончил.
- Разговорчики! – оборвал из Йони, хотя ему наверняка тоже хотелось поболтать с нами.
Идти молча да ещё в полной тишине было вдвойне утомительно, поэтому он часто поглядывал на часы, а пару раз даже доставал карту, уточняя маршрут.
- В график не укладываемся! – ворчал он. – Через сорок минут мы должны уже быть на месте, а мы ещё и половины не прошли. Прибавить шаг!
Оливковая роща, наконец, закончилась, и пошли голые холмы.
- Видите горы на горизонте, – сказал Йони, не обращаясь ни к кому, – дойдём до них, там уже наши.
- Ого, – протянул Нисим, – какие же это два километра? По карте, может, и так, а по этим овечьим тропам все десять…
Узкая, со сбитым асфальтом дорога, вдоль которой мы шли, стала постепенно забираться всё выше и выше. Впереди, слева от нас через дорогу замаячили плоские крыши и белые стены маленькой деревушки. На некоторых крышах стояли спутниковые тарелки, но ни одно из окон не светилось.
- Интересно, девки в деревне красивые? – заржал Рами. – Ужас как люблю арабских женщин. Они такие тихие и безропотные, а уж в постели…
Но выяснить, как ведут себя арабские женщины в постели, не удалось, потому что откуда-то сверху из скал, нависающих над крайними домами деревушки, раздалась сухая автоматная очередь. Не дожидаясь команды Йони, мы рассыпались в стороны и залегли среди камней.
Первая очередь, не успев стихнуть, сменилась второй, более длинной. Пули звонко цокали о камни и плющились, высекая искры и каменную крошку, но никого по счастью не задевали.
- Сука! – по-русски прошипел Нисим. – Сколько их там – один или несколько? Кто-то нам, кажется, трепался, что вся местная публика подалась на север! Его бы в эту деревню послать попить водички!
- Ты и ты, – указал Йони пальцем на меня и Нисима, – осторожно обойдёте деревню сверху, а мы с ребятами будем отвлекать боевиков на себя, устроим маленький фейерверк… Только снимайте их аккуратно, чтобы сразу к райским гуриям отправлялись, не задерживались на этой земле.
- Есть, мой генерал! – хмыкнул Нисим, а Йони даже поморщился:
- Перестань дурачиться! Это тебе не шуточки…
Первый Нисим, а следом за ним я, оставив рюкзаки и только с автоматами в руках, почти ползком перебрались за дальние камни и, прикрываясь высокой, почти отвесной каменной грядой, стали обходить деревню. Снизу послышались одиночные басовитые выстрелы «галилей» и застрочил пулемёт. Обещанный фейерверк начался.
- Смелей, ребята! – тяжело дыша, пробормотал Нисим, вставая с четверенек и вставляя в автомат рожок с патронами. – Теперь можно и нам вступать в дело. – Он насмешливо посмотрел на меня. – Ну, не страшно, писатель?
Я ничего не ответил, но тоже взял автомат наперевес и зачем-то проверил шнурки на ботинках.
Звуки перестрелки потихоньку удалялись, и мы уже слышали не столько сами выстрелы, сколько эхо от них, тем более в горах эхо более раскатистое и гулкое, чем в низинах. Я карабкался по камням следом за Нисимом и видел, как ходят его лопатки под тонким брезентом армейской рубахи, а под мышками всё больше разрастаются тёмные пятна пота.
- Тс-с, смотри! – указал Нисим вниз. – Этот гад, оказывается, один! Смертник… Ну, что ж, поможем ему!
Он медленно поднял автомат и стал целиться. Внешне Нисим казался спокойным, но я видел, как мелко подрагивают его руки. Я тоже стал целиться, но он отрицательно мотнул головой:
- Не надо, это мой…
Я пригляделся к стреляющему арабу, удобно засевшему за широким камнем и посылающему длинные беспорядочные очереди из «калашникова» по едва заметным вдалеке нашим солдатам. Но различить можно было только узкую мальчишескую спину в чёрной короткой майке, старые потёртые джинсы и красные стоптанные подошвы кроссовок.
- Он ещё совсем пацан, молоко на губах не обсохло! – сказал я Нисиму.
- Для нас он не пацан, а террорист! – мрачно сплюнул Нисим. – А с террористами у меня короткий разговор!
Я знал, что кто-то из многочисленной родни Нисима несколько лет назад погиб в теракте, поэтому не сомневался, что он не даст мне выстрелить первым. А если бы дал, пронеслось у меня в голове, сумел бы я так же хладнокровно, как он, целиться в эту узкую мальчишескую спину и потом нажать на курок? А потом напряжённо вглядываться – попал или не попал?
Выстрела я не услышал, а только увидел, как парня что-то подтолкнуло, перевернуло и легко подбросило. Автомат его выпал за камень, а сам он стал неожиданно кататься по земле, хватаясь за правый бок и перебирая ногами, будто лёжа пытался куда-то убежать.
- Кажется, только ранил, – с сожалением сообщил Нисим, – сейчас его добью. Райских гурий не обещаю, но, как говорится, добро пожаловать в ад!
- Подожди, – схватил я его за руку. – Он и так уже не боец! Какая теперь от него угроза? Давай его живьём возьмём.
- Зачем? – Нисим удивлённо покосился на меня. – Он тебе нужен? Возись тут с ним! А мы и так задержались. Вон, темнеет уже…
- Ну, так нельзя! – запротестовал я. – Добивать раненого? Ты же не садист!
- А они? Был бы на его месте, не дай Б-г, ты или я, они бы пожалели?
- Они… это они, а мы совсем другое дело…
Выстрелы снизу стихли. Видимо, Йони с солдатами увидели, что стрелявший выронил оружие и пропал из виду, то есть опасности больше нет. А мы с Нисимом уже поднялись в полный рост и разглядываем парнишку, который наверняка ослаб от потери крови и почти не шевелился, лишь изредка слабо перебирая ногами.
И вдруг раненый протяжно и жалобно закричал. Его тонкий, едва начавший ломаться голосок эхом прокатился над скалами, и Нисим в сердцах плюнул:
- Чёрт бы тебя побрал вместе с этим пацаном! Теперь уже не смогу… – Он перебросил автомат за спину и полез за сигаретами. – Ну, добился своего?
- Пошли, – сказал я, – посмотрим, что с ним.
- Ага! – покачал Нисим головой. – Ты к нему подойдёшь, а он в тебя из пистолета или ножом…
- Да брось ты! Он еле дышит!
- Откуда я знаю? Пускай Йони с ребятами его забирают. Мы своё дело сделали.
- Струсил? – Я исподлобья посмотрел на Нисима, и он взвился. И без того смуглое его лицо потемнело ещё больше, а губы сузились в едва заметную щёлку:
- Кто – я струсил? Да за такие слова…
Он махнул рукой и, ничего больше не прибавив, полез через камни. Я с трудом поспевал за ним.
- Вы, русские, странные люди! – ворчал он, не оглядываясь на меня. – Послушать вас, так вы поголовно правые, никаких компромиссов с арабами не хотите и готовы воевать с ними хоть завтра. А как увидите подстреленного пацанёнка, который, может быть, до того пятерых наших из-за угла застрелил, сразу слёзы лить начинаете… Жалостливые! Не поймёшь вас!
- Он уже никому не угрожает, – упрямо повторил я, – какой он сейчас нам враг?
Раненый арабчонок был без сознания, но даже сейчас тихо постанывал и не отрывал рук от большой рваной раны на правом боку.
- Ну, и что мы с ним делать будем? – спросил Нисим, присаживаясь на корточки в двух шагах от него.
- Надо ему помочь. Рану перевязать, укол сделать, может, даже вертолёт с врачом вызвать…
- Не много ли чести? Если бы он задел кого-то из наших, думаешь, он стал бы так заботиться?
И тут уже вскипел я:
- Что ты заладил: если бы он, если бы он… Не знаю! Я на его месте не был и быть не хочу! Но сейчас мы решаем, жить ему или не жить, а зверем становится я не хочу!
- Значит, зверь я? – насупился Нисим. – Сплю и вижу, как бы кому-то горло перегрызть?
- Что ты предлагаешь? Бросить его здесь? Чтобы он истёк кровью и сам умер?
Нисим пожал плечами и отвернулся:
- На войне без жертв не обойтись. Излишняя жалость только вредит. Ты его спасёшь, а он через полгода обвяжется взрывчаткой и рванёт автобус где-нибудь в Тель-Авиве!
- Какая ты… – только и прошипел я.
- …сука! – закончил за меня Нисим. – Я, прежде всего, солдат, а не сестра милосердия, и защищаю свою семью… и твою семью тоже, между прочим, от таких, как он…
- Ой, только не надо лекций о патриотизме! – отмахнулся я. – Надо позвать Йони, пускай он решает, что с ним делать.
Йони звать не пришлось, он с ребятами был уже в нескольких шагах от нас.
- Молодцы, ребята! – похвалил он и стал разглядывать арабчонка. – Наповал? Нет, дышит… Чей был выстрел?
- Мой, – мрачно пробормотал Нисим.
Йони ничего не сказал, лишь отошёл в сторону и стал с кем-то совещаться по рации. Но так, чтобы мы не слышали, о чём идёт разговор. Через некоторое время он вернулся и, вздохнув, скомандовал:
- Значит, так. Сделать ему обезболивающий укол, перевязать, и… отнесём в деревню. – Он кивнул на белые домишки. – Передадим его своим, пускай они с ним занимаются. А у нас времени нет. Мы и так выбились из графика.
Как перевязывали арабчонка и поднимали, чтобы нести, мы с Нисимом не смотрели. Мы сели в сторонку на камни, и я впервые попросил у него сигарету.
- Ты же не куришь, – сказал Нисим, но сигарету дал.
В деревне не оказалось ни одной живой души. Двери домов были, правда, заперты, но мы выбили одну из них в доме, по виду самом богатом, и пронесли арабчонка внутрь на низкую широкую тахту в салоне, застеленную полосатым ковром.
- Что будем делать дальше? – спросил Рами. – Если его тут оставим, то он через час-другой точно помрёт. Свои-то сюда не скоро вернутся.
Йони молча походил по комнате из угла в угол и, наконец, остановился у стоящего в углу высокого кальяна из синего стекла с меховой опушкой. Потрепав трубку с медным мундштуком, он сказал:
- Сейчас доложу начальству о нашей ситуации, пускай оно и принимает решение.
Он вышел из комнаты, а Рами покосился на Нисима:
- Эх, ты, Робин Гуд! Стрелять тебя не научили… Ждал, пока мы подойдём. Не мог решить всё до нашего прихода.
- Я бы решил, – пробормотал Нисим и указал на меня пальцем, – да он не дал…
Все, кто были в комнате, неодобрительно посмотрели на меня, и я отвернулся.
- Ладно уж, – донёсся до меня голос Нисима, – что сделали, то сделали. Пускай пацан живёт. Возьмётся за мозги – будет дальше жить, а нет – так где-нибудь его пуля всё равно достанет.
- А сколько он ещё навредить перед этим сумеет? – спросил кто-то.
- На, добей его. – Нисим снял автомат и протянул говорившему.
- Сам заварил кашу, сам и расхлёбывай…
Парнишка на тахте застонал.
- Дай ему воды! – сказал мне Нисим.
В большой неработающем холодильнике я отыскал бутылку с минеральной водой и стал поить парня. Лицо его горело, глаз он не открывал, и вода, которую я пытался лить ему на губы, стекала по подбородку. Рами наклонился рядом со мной и пробормотал:
- Хреново ему. Не жилец он…
- Хочешь сказать, что мы зря с ним возимся?
- Наверное, зря, да никуда не денешься…
Я попытался зажечь свет, но электричества не было. За окном быстро темнело, и кто-то зажёг фонарик.
- Ещё полчаса, и совсем ночь наступит, – вставил словечко студент Гриша. – А в темноте только по горам путешествовать. Все ноги переломаешь.
- Сейчас же погасить фонарь! – раздался голос Йони. – С ума сошли – в округе света нет, а вы решили мишень из себя изображать. Да по вас с любой высотки целиться – просто удовольствие. Надо же немного мозгами шевелить!
- Ты командир, – огрызнулся кто-то в темноте, – ты и шевели!
- Разговорчики! – рявкнул Йони и тут же сменил гнев на милость. – Докладываю ситуацию. Я по рации совещался с начальством, и нам разрешили на ночь остаться здесь, а на рассвете мы продолжим движение. Что касается раненого, то тоже на рассвете будет санитарный вертолёт и заберёт его. Так что всё в порядке.
- Слава Б-гу, – вздохнул кто-то, – хоть грех на душу не возьмём!
- О душе заговорили! – засмеялся Рами. – Ну, прямо не солдаты, а ученики иешивы!
Но его смеха никто не поддержал. Йони оглядел нас и проговорил:
- На ночь выставим охранение из двух человек. Разбиваемся на двойки, и каждая двойка дежурит по два часа. Кто пойдёт первым?
- Я, – подал голос Нисим.
- Кто с тобой?
- Кто угодно, только не он. – И хоть в темноте не было ничего видно, я не сомневался, что указал он на меня.
Моя смена была самой последней, перед самым рассветом, и в напарники мне определили тощего студента Гришу.
А утром с первыми лучами солнца раздался далёкий стрёкот вертолёта, и к нам с Гришей из дома вышел Йони, потирая кулаками красные глаза. Как-то виновато он посмотрел на меня и тихо проговорил совсем не по-командирски:
- Умер твой пацанёнок, не дотянул до утра. Так что всё это были напрасные хлопоты…
Я промолчал и не стал ни о чём разговаривать.
- То-то твой друг порадуется, – криво усмехнулся Йони.
- Какой друг?
- Будто не знаешь…
По-прежнему мы шагали вдоль узкой со сбитым асфальтом дороги, и солнце всё выше и выше поднималось над головами. Со стороны моря было всё ещё темно, но и там края серых низких облаков начинали потихоньку розоветь.
Поначалу Нисим шёл впереди, потом незаметно отстал и, поравнявшись, похлопал меня по плечу.
- Не хочешь? – Он протянул пачку сигарет и, глядя куда-то в сторону, пробормотал. – Прости меня, друг, а?..
Добавить комментарий