It’s America!
Есть в Соединенных Штатах (а больше в Нью-Йорке) ходовое выражение - It’s America! Скорее всего, оно родилось от обращения американца к новожилу, из пояснения ему того и сего: извольте, мол, принимать нас такими, какие мы есть...
Здесь меня посвятили в сэры...
В сэры меня посвятила пожилая женщина, одетая так же скромно, как английская королева Елизавета II, даже с ниткой жемчуга на шее. Я открыл перед ней дверь дома, в котором поселился через месяц после пересечения океана, придержал, она отметила мой жест благодарной фразой:
-Thank you, sir!
До этого я был «Гражданин», «Товарищ», «Мужчина», «Послушайте!», «Молодой человек», «Отец»... Точнее других назвал меня малец из детского сада, куда я ходил за внуком. Он сказал мне (с ухмылочкой, паршивец!): «Товарищ-господин», и совершенно правильно, потому что в то время я не был уже ни товарищем, ни еще господином, я был между ними, я был тире. Вернее, дефис.
Сэром меня назвали впервые, я тогда, сделав шаг от дома на улицу, растерянно оглянулся. Увидел в толстой стеклянной двери седовласое отражение, кивнул ему, отражение сдержанно ответило, и я невзначай подумал: наверно, сэр он (оно), а не я.
Я вышел из дома на телефонный звонок из машины: одна газета предложила мне, журналисту и писателю, попробовать свое перо на неком «нашем» преуспевающем бизнесмене. Бизнесмен заехал за мной, я сел в машину. Это было мое первое интервью в Нью-Йорке.
Во всех помещениях, которые он мне показывал в своем трехэтажном доме, были почти двухметровой высоты настенные панели хорошего дерева: кажется, каштан, кажется, бук, кажется, клен, чуть ли не кипарис или палисандр - я в этом не разбираюсь.
В гостиной старинная бронза, французские натюрморты конца ХYIII века, возле которых я хотел остановиться, но хозяин дома повел меня дальше, в роскошную библиотеку.
Боже мой, ее полумрак! Ее выдержанная, как старое вино, тишина! Снова хорошее дерево панелей! Благородных оттенков, матово блестящий паркет! Молочный свет бронзовой настольной лампы! То ли старинный, то ли под старину, оттенка дуба шкаф. Ряды и ряды книг за стеклом с красивыми корешками. Королевское кресло...
-Книги, правда, - чуть извиняясь, сказал хозяин, - все бандитские…
Мне была показана спальня его жены, где стояла кровать ничуть не меньше теннисного корта, какие-то другие комнаты, подвал с тренажерами...
Когда мы сели за рабочий стол, я не знал, с какого вопроса начать. Хотя мы с владельцем дома и были уже «на ты», но расстояние между нами по сверкающей столешнице было все 10000 километров. Как преодолеть их?
Право, не случись та встреча с женщиной, похожей своей скромностью на английскую королеву, не назови она меня сэром, сбежал бы я из-за этого стола, так и не выполнив задания редакции!..
***
Заказчик, выслушав мой взволнованный рассказ о том, с чего начал бизнесмен, поводив меня по своему дому, усмехнулся:
-Они все здесь так: сначала должны ошарашить, а потом уж выслушать первый вопрос.
Матерьялишко получился, конечно, так себе, мой визави просто надиктовал мне то, что хотел увидеть напечатанным в газете, а я и не протестовал. Да и какие, скажите, я мог задать ему разумные, а тем более каверзные, как у Ларри Кинга, вопросы, если всю свою жизнь имел дело только с нищими, а теперь вот встретился с миллионером!
Но в общем, испытания палисандровыми панелями и старинной бронзой я не выдержал. Единственное, что было мне понятно в жизни преспевающего бизнесмена, - его библиотека, где не было ни Шекспира, ни Сервантеса, ни Стейнбека, ни тем более Фолкнера: времени на мудрствования этих ребят у него не было. Он был занят Делом.
Позже, к своему удивлению, я узнал, что хозяин трехэтажного дома был всего лишь владельцем небольшого магазина на Брайтоне.
А как же тогда?..
Вот так вот, товарищ сэр, грустно сказал я себе, перечитав свой газетный материал и получив двадцатку за три дня напряженного труда, вот так... Зря ты замахивался пером на американского богатея!
Ловкач
В газетах Нью-Йорка часты сообщения об очередных финансовых мошенничествах и о задержании целых групп ловчил. Как только ни изощряются умы, чтобы перехватить миллион-другой-третий-пятый на пути из банка в банк (так нападали когда-то на почтовые кареты) или из бизнеса в бизнес! Среди «застуканных» мошенников много наших, иммигрантов. Незамутненный их взгляд на финансовую систему Штатов быстро отыскивает в ней слабые места и щели, и вот уже очередная группа пролаз делит меж собой толстые пачки банкнот.
Я сообщаю это к тому, что и сам я, прочитав в газете об очень уж остроумном мошенничестве, заполучил от него долю азарта и тоже решил словчить.
Подобрать ключи и открыть некую дверцу…
Но у меня к мошенничеству особое отношение.
Я решил подобрать ключи к… Луне.
Был вечер, и шел я в самом раздрызганном настрое. Испортилось мое настроение, когда я подвел итог своему сэрству, - хуже некуда. Тоже мне сэр, думалось, когда я вспоминал свое отражение в стеклянной двери, сэр – он ведь...
И тут я, полный уже жульнических намерений, поднял голову. На небе к этому времени успела воссиять молодая – молодёхонькая –луна. Точнее серп, блестящий после жатвы, валялся без присмотра на черном поле посреди серебряно сверкающей стерни. Я вынул из кармана два четвертака показал их ему, потер их друг о дружку и произнес тут же сочиненное двустишие-заклинание, в котором попросил ночное светило, льющее серебро на землю, не забыть и меня. Отсыпать и мне… Так, говорят в народе, полагается делать, когда хочется неожиданного, как снег на голову прибытка.
Мошенничество, конечно, чистой воды, но за него - вот что важно! – не сажают в тюрьму.
И надо же! На следующий день, бродя по берегу океана, я нашел... ну, не буду говорить, что именно, только нашел то, что, возможно, и подбросил мне молодой месяц.
Наверно, его тронуло сочиненное мною в раздрызге чувств двустишие-заклинание.
Итак, я сэр?
Куда там! Сэрчик. Сэрчонок…
Еле-еле я дождался следующего новолуния. Увидел острый серп на ночном небе, вынул заранее припасенные четвертаки и, как и в первый раз, показал их ему. Из-за левого плеча. Потер... Хотел произнести то заклинание, да вдруг понял, что забыл его! Стою, показываю, на удивление прохожим, монетки небу, тру их и... молчу. Молчу – а молодой месяц, может, ждет тех заветных слов, что я в прошлый раз так удачно угадал.
Так я и не вспомнил их, и наскоро сочинил целое новое четверостишие:
Месяц, месяц молодой,
Поделился б ты со мной
Серебром иль златом
Только не ухватом...
Произнес я его, что называется, затаив дыхание, и стал ждать прибытка. Но дождался одного-единственного четвертака, который блеснул передо мной на мостовой на следующее утро, когда я шел в магазин. Но он был так впечатан в асфальт машинами, что нечего было и думать его выковырять.
-Что ж ты, - сказал я, глядя в голубое небо, где тающим кусочком льда плавал слушатель моих ночных стихов, - стыдно, Остророгий! У тебя столько серебра, а ты отделываешься одной монеткой!
Но, видать, во столько оценил американский месяц мое новое четверостишие. Его вокруг пальца не обведешь...
Прождал я от новолуния до новолуния ровно 29 дней, 12 часов, 44 минуты и 3 секунды – и ничего, кроме того четвертака, больше ни на мостовой, ни на тротуаре, ни на берегу океана не нашел.
Поразмыслив, я понял вот что. В тот первый раз пришло мне на ум волшебное двустишие-заклинание, а я его, растяпа, не запомнил и записать не догадался. И тем самым наказал себя, потому что сейчас, когда я пишу эти строки, сидя в душной квартире посреди каменно-стеклянно-асфальтового Нью-Йорка, мог бы:
лететь во Францию, в Париж;
или в Испанию;
или кататься на собственной яхте в Атлантическом океане;
или гнать роскошную машину к Гранд Каньону –
и чувствовать себя настоящим сэром...
Не получилось на этот раз, увы!
Что ж, не все потеряно. Ведь новолуние, обернувшееся для меня всего лишь четвертаком, не последнее! И вдруг я вспомню то волшебное двустишие! И уж тогда... Другого-то способа раздобыть серебро, кроме волшебного слова, у меня нет.
Добавить комментарий