“-Мадам, посмотрите!
Потеряли вы что-то!”
-“Пустяки, это сердце моё.
Скорее его подберите.
Захочу – отдам. Захочу
Заберу его снова, поверьте.
И я хохочу, хохочу,
Над любовью, что скошена смертью…”
Гийом Апполинер (перевод М. Кудинов)
Пьеса Жана Кокто “Человеческий голос” и пьеса Августа Стриндберга “Сильнейшая” в постановка Льва Шехтмана объединены в противопоставлении двух героинь. И в неожиданном продолжении одной пьесы – другой пьесой. Роли исполняют актрисы Нью-Йоркского театра русских актеров – ТРАКТ-Снежана Чернова и засл. артистка РСФСР Елена Успенская.
Кроме них никого на сцене не будет. Когда свой монолог ведет одна, другая молчит. Когда другая ведет свой монолог, молчит первая. Первая говорит с любимым, прощаясь с ним. Вторая говорит о своей победе над соперницей ей в лицо.
… Неожиданно приглушенно с экрана телевизора, настроенного на русскоязычную программу RTN, прозвучали слова знакомые мне до боли, слова, с которыми я срослась, сжилась сама, и сама их произносила, и с печалью вынуждена была с ними расстаться. Такие слова не звучат, и не произносятся в повседневности. Они могут быть высказаны в час последнего отчаяния, последнего прощанья, на высоте все заглушающего страдания. Господи, кто произносит их сейчас с экрана, когда оттуда идут только потоки жесткой и тяжелой, и обезнадеживающей информации? Откуда такие интонации певучей скрипки?
Подключилась я не с самого начала, но пропустила очень немного.
Шла видеозапись спектакля с названием, вынесенным в заголовок моей рецензии.
Первым неизвестным в заявленном уравнении была пьеса -монолог Жана Кокто “Человеческий голос”. Написанная выдающимся французским драматургом в 30-е годы прошлого столетия для актрисы Берт Бови она остается подарком для драматических актрис всех времен. В этом списке Анна Маньяни, Ингрид Бергман, Симона Синьоре…
На маленьком подиуме - (замена сцены в гостиной Дэвидсон) на белом стуле рядом с белым столиком сидит молодая женщина с длинными волосами цвета льна, и говорит по телефону. Это её последний разговор с возлюбленным. ПОСЛЕДНИЙ. И он длится столько, сколько длится пьеса, примерно 1 час. Разговор то прерывается из-за телефонных сбоев, нужно просить телефонистку соединить её снова, и напряжение ожидания передается от актрисы к зрителям, то длится в её вопросах к нему и её ответах ему. Собеседника мы не слышим. Слышна только вибрирующая струна голоса героини.
-“Что? Нет, я не ела. Я не могла”.
-“Что? Видела ли я твои перчатки на меху?”
(Поднимает их с полочки под столиком, целует).
-“Нет, не видела. Я тебе никогда не лгала…( Пауза) Раньше”.
-“Что? Да, вчера Марте с трудом удалось его вывести.( глаза актрисы контрастно более темные, чем цвет её волос, наполняются слезами в разговоре о собаке) Он не ест, не пьет, он всюду ищет тебя. Я думаю, лучше тебе забрать его. Он меня скоро забудет.”
-“Что, хорошо, подождем”…
Актриса Снежана Чернова проникнута силой чувства её героини на грани гибели. От неё ушел человек, без которого она не знает, как жить. По сути жизнь без него утрачивает смысл. Все краски мира кажутся ей черными. И хотя она говорит своему любимому, что на ней розовое платье, в котором она якобы вернулась с какого -то званого обеда, на ней белая рубашка поверх которой накинут двусторонний черно-белый пеньюар. И в конце она поменяет белую сторону на черную. Одиночество обступает со всех сторон. Ей нечем дышать. Ощутим изнутри обступающий её леденящий холод. Иногда кажется, что говорит она в пустоту. В её руках нет телефонной трубки. Если такая беда может случиться в любом веке, то трубку старого телефона можно поменять на плоский футляр мобильного, и оставить его лежать рядом. Только как быть с авторским текстом, упоминающим шнур телефона- последнюю нить, связующую обоих?
-“ Я знала, знала, я видела её фотографию в журнале”…
Стоп. Пьеса предполагает полное отсутствие других участников- свидетелей этого долгого монолога-прощания. Но в спектакле таинственно появляется один, вернее, одна. Еще до самого начала в зрительный зал вместе с публикой входит неизвестная, и садится в первом ряду. Очень быстро внезапно оборачивается, и обжигает взглядом каких-то напряженных, неутоленных глаз… И о ней дальше как-то забывается, ведь действие ведет героиня на сцене, по сути, прежде также неизвестная… Но вот она произнесла эту фразу о фотографии, и та, вторая, что в зале, вдруг внезапным рывком вновь оборачивается к публике, и высвеченное лучом софита открывается лицо с красивыми и чуть заострёнными чертами лица, на котором печать властности… Кто она? Мы узнаем позже. Это уже задуманная театральная игра режиссера Льва Шехтмана осуществляется в не предугадываемых стыковках..
А монолог той, что на сцене, заставляет сжиматься сердце не только героини, но и вовлеченных актрисой в её состояние зрителей. По сути этот монолог предсмертный. Если одна попытка отравления не удалась, то уж вторую она сумеет совершить безошибочно. Без шансов выжить. Бывает ли такая любовь? Литературные произведения утверждают, что бывает. И даже в нынешние рационалистические времена. А театр, в котором все чувства укрупняются, приобретают масштаб и трепетность, вступает в свои полные права на ниве несчастливой любви. Ведь как поет героиня одного французского фильма, - “Счастливой любви не бывает”…
Что продолжает говорить героиня на сцене? Что успевает досказать? Потому, что время прощаться. И важно сказать самое главное. А это то, что с ним она прожила пять лет счастья, зная наперед, что оно окончится. И она не жалеет об этом. И, что она все пять лет чувствовала, что живет только, когда он был рядом, а все остальное время она ждала его…
Всепоглощающее сильное чувство.
-“Письма? Сожги их!”
Случилось так, что много лет тому назад девочкой-подростком случайно я оказалась свидетелем такого прощанья в жизни взрослой женщины, которую сильно любила.
И сама, не зная еще чувства любви, была потрясена той колоссальной внутренней силой и самообладанием при прощании навек с любимым человеком той женщины, в квартире которой я оказалась в ту пору. И пораженная, я осознала, что получила урок женского достоинства и величия. Искусство таким впечатлениям придает огромную силу.
С экрана телевизора, заснятый с ходу спектакль, рассчитанный на самом деле на театральный зал, а не на камеру, передавал и эту силу чувства, и энергетику актрисы.
Звучат последние слова: “Я обещала тебе быть мужественной, и буду. Положи трубку. Я люблю тебя, люблю…”
Эту пьесу-монолог, восприняв как сгусток страсти, положил на музыку композитор
Ф. Пуленк. Первой в Советском Союзе её исполнила с оркестром Галина Вишневская. Позже камерная ленинградская певица Надежда Юренева. Обе производили очень большое впечатление. А в русском драматическом театре, судя по всему, исполнительниц на эту роль не находилось. Есть несколько актрис, надрывающихся в этой роли , их можно видеть на YOU TUBE. Труднейшая роль!
Передать всю гамму душевных состояний, не допуская монотонности, а ведя по нарастающей драматизма сумела Снежана Чернова.
И, когда наступил конец, неожиданно возникло продолжение – противостояние. На сцену вышла неизвестная из первого ряда, и её образ явил собой противоположное инфернальное начало. Кто она? Почему надела на несколько мгновений маску? Для чего на ней вызывающе красные перчатки? Что за маскарад? Зачем говорит о рождестве? Почему зло смеется? Почему у неё хищный взгляд? Та ли она, что попалась вначале на фотографии в журнале на глаза героине Кокто?
Так режиссер Лев Шехтман сочинил вольную фантазию, объединив пьесу Жана Кокто с пьесой Августа Стриндберга “Сильнейшая”, написанной на французском языке. Эту пьесу мне не приходилось читать раньше. И я не нашла её в переводе на русский язык. Поэтому буду делиться своими впечатлениями о ней на основании лишь увиденного и услышанного со сцены и через экран ТВ. Это тоже пьеса- монолог. И в ней тоже говорит женщина. На сей раз женщина- победительница. Сильнейшая. От неё не ушел муж. Она сумела привязать его к себе и властвовать. В этой роли, в этой второй части спектакля играет заслуженная артистка России Елена Успенская. У неё низкий голос, жесткая повадка, броская манера говорить. Она старше, опытней. Она кажется даже изощренной в умении подвергать пытке ту, что и так под пыткой любви. Теперь она молчит, а говорит вновь появившаяся. Да, она привносит стихию театральности и своим появлением, и всей дальнейшей речью. И тогда оказывается, что ОН, которого любят обе, ушел не к другой, а к жене. Трепещущую мелодию скрипки сменяет низкий темный голос виолончели.
Между ними еще один контраст- это музыка гитары, звучащая за сценой в исполнении её автора Геннадия Буланова. Один акт отделен от другого.
И это уже другая история. Другая- это обидное предпочтение. А жена- это верность чувству долга, это старая въевшаяся в кровь и плоть привычка. И что с этим поделать? Похоже, ничего. Победа на стороне жены. Но это еще полдела. Они все трое- участники одной театральной труппы. Они на глазах друг у друга. Они терзаются муками ревности. Они мучимы тщеславным самолюбием при распределении ролей. Все это новое содержание вносит Елена Успенская, бросая в лицо своей проигравшей сопернице… Август Стриндберг оказался знатоком женской души в самых потаенных её закоулках. Его героини, начиная от знаменитой “Фрекен Жюли”, несут в себе черты изломанности…
Героиня Кокто безрассудно нерасчетлива. Героиня Стриндберга умеет рассчитать свои шахматные ходы. И актриса предстает во всем блеске, выиграв сражение. Но только почему ближе к окончанию своего монолога она становится такой грустной? Счастлива ли она, удержав мужа, но не добившись его любви?
Обе актрисы красивы: одна блондинка, светлая, лучащаяся, другая брюнетка, с разлетом бровей, независимым взглядом… И сами они, и вопрос их бытия справедливо объединен названием “Уравнение с двумя неизвестными”.
Театр остается единственным местом, где раскрываются человеческие чувства. Кинематограф слишком заполнен эффектами, трюками, техническими возможностями.
Играть на русском языке в странах, где родной язык другой, это обрекать себя на вечную печаль о невозможности реализоваться. Не хватает русскоязычной публики. Нет помещений, в которых можно было бы давать спектакли, выплачивая посильный рент.
Неимущим актерам и режиссерам нужно для своих выступлений оплатить кроме рента электричество, парковку и многое еще. Такие расходы под силу или государству, что в нынешних условиях исключается, или спонсорам. Иначе русскоязычная огромная аудитория остается без одного из самых сокровенных жанров искусства- без театра на родном языке.
Театр в Нью-Йорке под сокращенным названием ТРАКТ – Театр Русских актеров – выпустил уже ряд замечательных постановок, но также не в состоянии ездить на гастроли по Америке, как не может это делать и любительская талантливая труппа в Бостоне под руководством режиссера Юрия Рубенчика, также как и не смог долго просуществовать такой превосходный театр, какой был в Монреале, созданный Григорием Зискиным с яркой ведущей актрисой Анной Варпаховской, можно назвать еще… Искусство повсюду не выживает на самоокупаемости. А ситуация в России такова, что все больше актеров и режиссеров вынуждены уезжать в эмиграцию. Что делать им? Есть поговорка:
“Не заставляйте Пегаса пахать землю!”
Ростки искусства пробуждают сердца. Без них наступает пустота. Как помочь театральным коллективам в Америке, как дать русскоязычной публике возможность наслаждаться спектаклями на родном языке при том, что еще очень долго гастролировать из России актеры не смогут, это сейчас серьезный вопрос духовной жизни нашего общества.
Комментарии
Ответ на рецензию Аллы Цыбульской
Спасибо Алле Цыбульской за интересную, многоплановую, и как всегда эмоциональную, рецензию.
При том что не удалось посмотреть этот спектакль, создалось полное впечатление о самих пьесах, игре актрис, и интересных решений режиссёрa.
И так правильно прозвучали в рецензии слова о грустных перспективах театральных постановок на русском языке в других странах. Такие печальные времена.
Алла Цыбульская, "Уравнение с двумя неизвестными"
Рецензии Аллы Цыбульской обладают магической силой, их читаешь как пьесу о пьесах. Алла, обладая талантом актрисы, перевоплощается в тонко чувствующего комментатора/рассказчика, с которым интересно дочитать ее "пьесу" до конца.
Добавить комментарий