Все события и персонажи этого романа вымышлены. Любое сходство с реально существующими людьми и событиями чисто случайно.
Учитель сказал:
— Когда кого-либо
все ненавидят,
Это требует проверки;
Когда кого-либо все любят,
Это
требует проверки.
Конфуций “Изречения”
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
“Сопоставляя все эти события, я не могу не прийти
к заключению, что живём мы весьма непрочно…”
Михаил Булгаков “ Белая
гвардия ”
Луч солнца влетел в окно, забрался в стакан с водой и, разворошив плавающие в нём кубики льда, раздвоился в устремлённых на входную дверь тёмных очках. “Неужели так трудно вовремя прийти”, — подосадовала Лина, и длинная стрелка часов, разжигая её нетерпение, передвинулась ещё на несколько шагов вперёд.
— Кофе долить? — вырос перед ней официант и, обрисовав её молниеносным взглядом, пробежал глазами по её загорелому лицу, по плечам, по нитке гранатовых бус, падающих горохом за вырез платья.
— Да, да, долейте, — рассеянно кивнула она, размышляя о том, как бы поубедительней рассказать Оксане о происшедшем. Та была человеком трезвым, рассудочным и полагалась только на здравый смысл и логику.
— Слава богу, денёк сегодня выдался попрохладнее, — попробовал официант привлечь её внимание. Плеснул в чашку кофе и, разочарованный её равнодушием, удалился.
“Поверит ли она?” — подумала Лина. Сняла с шеи бусы, и, перебирая, как чётки, гладкие вишнёвые горошины, добралась до вырезанного на одной их них треугольника. “Может, совпадение?” — засомневалась она. Мысленно перелетела назад в свою мастерскую, подошла, как и утром, к мольберту, взяла кисть и, завершая холст, добавила последним мазком загадку к серии аналогичных, необъяснимых происшествий в прошлом. “Разве совпадения бывают?” — заспорила она сама с собой.
— Привет! — прервала её размышления Оксана, нисколько не чувствуя себя виноватой за опоздание, и спросила что стряслось.
— Я уже собиралась уходить, — попрекнула Лина.
— Извини, движение просто ужасное, сплошные пробки, — оправдалась та, пользуясь этим предлогом уже не раз. — Ну, что там стряслось? Ты прямо панику подняла.
— Боюсь, ты не поверишь, решишь, что я всё выдумала. Вот, смотри, — протянула Лина ей нитку бус.
— Вижу. Ну и что? И из-за этого ты сорвала меня с места? — рассердилась Оксана.
— Ты вначале послушай, — предвкушая её изумление, начала Лина. — Помнишь мою работу “Наяды” из серии “Древнегреческая мифология”? — Она понизила голос и шёпотом, чтобы не разлетались её слова по всему кафе, поведала, что купленные бусы точь-в-точь повторяют те, которые держит в руке одна из её Наяд.
— Что за чепуха! Все гранаты похожи.
— Далеко не все, вот, взгляни, — указала она на один камешек. — Это в точности, как на моём холсте. Тоже гранаты и тоже треугольник.
— Где ты их купила? — недоверчиво спросила Оксана.
— В магазине, в центре Далласа. Я туда часто захожу.
— Ну, тогда это легко объяснить. Ты их там раньше видела, потом нарисовала и забыла, — сразила Оксана железной логикой.
— Если бы я их видела, я бы не забыла. Ты же знаешь, что со мной уже случались подобные истории.
Недоверие задевало, и Лина напомнила, как недавно натолкнулась в антикварном магазине на плосколицого продавца-китайца, поразившего сходством с персонажем её рисунка “Антикварная лавка”.
— Ты хочешь сказать, что всё, что ты изображаешь, превращается в реальность? — иронически спросила Оксана. — Ну, прямо, как в фантастике! Я уверена, что ты видела эти бусы раньше и того продавца тоже.
— С памятью у меня пока что всё в порядке, — насупилась Лина. Было обидно, что подруга, сомневается в здравости её рассудка, и прокралась тревожная мысль, что неукротимое воображение, наподобие кисти, выстраивающей сюжеты её картин, перемешивает явь с вымыслом.
— Почему ты вообще выбрала этот треугольник? — поинтересовалась Оксана.
— Для меня это символ созидания и творческой силы, — объяснила Лина.
— Неудивительно, что тебе мерещатся всякие страсти. Ты помешана на мистике. Мы всегда притягиваем к себе то, во что верим.
— На мистике я не помешана. А мистика, кстати, это также и философия, — поправила Лина.
— Неважно. Суть в том, что, если чем-то сильно увлечён, очень легко убедить себя в чём угодно.
— То есть, ты считаешь, что мне пора в сумасшедший дом? Слава богу, я ещё могу отличить действительность от небылицы.
Они замолчали, заглушая назревавший спор, и Лине показалось на миг, что подруга права. Вспомнилось, как ещё в Москве развешивала в уме по стенам воображаемые холсты, прикрывая ими обшарпанные обои, и, спасаясь от скандалов родителей, уносилась в тот мир, который создала на этих холстах много лет спустя уже в Америке.
— Может, пойти к экстрасенсу? Где-то у меня здесь был телефон некой Наташи ясновидящей, — сказала Лина, роясь в сумке. — Я видела её объявление в русской газете. Ты ничего про неё не слышала?
— Что-то слышала. Сейчас каждый второй ясновидящий, — скептически изрекла Оксана. — Если не жаль денег, звони. Пожалуй, я тоже погадаю… так, ради смеха. Чего откладывать? Давай прямо сейчас и позвоним.
На скоростной была обычная гонка, и Оксана, вступая в игру с водителями, перепрыгивала с одной полосы на другую. Включив радио, она подстроила скорость автомобиля под бешеный ритм музыки, и, щеголяя новеньким Ниссаном, отомкнула стекло люка на крыше. И Лина, любуясь её медными волосами, которые трепал врывавшийся внутрь ветер, ее густо чернильными глазами, уверенностью, с какой она вела машину, — опять позавидовала той стремительности, с какой та приспособилась к чужой стране. Оксана намного свободнее и легче чувствовала себя в Америке, чем Лина, несмотря на то, что приехала сюда всего четыре года назад. Эти мысли, как всегда, по кругу возвращали назад в Россию.
Деревянные столбы, мимо которых они мчались по шоссе, манили пришпиленными к ним плакатами. И прокричал им вслед один из них: “Покупайте русскую водку!”, перебрасывая назад в коммунальную квартиру на Солянке. Квартира эта, давно смытая с улицы строительством новых домов, осталась клеймом в памяти, мучая прошлым даже в сновидениях. И также шмыгала в снах по тёмному коридору соседка Тамара, прилипала ухом к двери и жадно подслушивала, как бушует Линин отец, не умевший жить без той самой водки, о которой гласила реклама на столбе. Пока он кричал, обвиняя их маму во всех своих неудачах, Лина и её младшая сестра сидели, притаившись за громоздким дубовым шкафом, делившим комнату на гостиную и детскую, и Лина шептала заклинанием: “Уедем. Мы отсюда уедем. Мама снова выйдет замуж и уедем”. И не знала она, что предсказывала этой фразой череду происшествий, приведших по цепочке событий к гранатовым бусам.
— Ну вот, прибыли! — весело сказала Оксана, резко затормозив перед трёхэтажной коробкой с квартирами, где жили эмигранты.
Около подъезда стояла группа пожилых женщин, воскрешая своим обличьем и голосами соседей на Солянке, и растекался по парадному ностальгический запах печёных пирожков. Они поднялись на верхний этаж, нажали на звонок, и на пороге возникла стройная молодая особа в джинсах и майке, мгновенно разрушившая своим спортивным видом представление Лины о том, как должны выглядеть профессиональные гадалки.
— Входите, — приветливо пригласила она. Протянула руку и представилась Наташей.
Лина оглядела загромождённую мебелью комнату, плотные шторы на окнах, блокировавшие дневной свет, деревянного орла на буфете, раскинувшего над ними крылья, и внезапно показалась ей затея с гаданием полным абсурдом. Однако улизнуть было неловко.
— Присаживайтесь, — любезно пододвинула стул Наташа и острым взором вызвала беспокойство, что уже проникла в Линино будущее.
— Ты давай первая, а я пока сбегаю за сигаретами, — сказала Оксана и упорхнула, оставив Лину в сумрачной квартире под обзором недружелюбно смотревшего орла.
— Ну, что ж, приступим, — произнесла Наташа и начала тасовать карты. Они замелькали в её руках разноцветными картинками, и пиковая дама, перепрыгнувшая в колоду из стоявшего на полке томика Пушкина, ухмыльнулась, не обещая ничего хорошего.
— У вас ко мне какой-то конкретный вопрос? — по-деловому, словно Лина пришла на приём к адвокату, спросила Наташа и, разложив карты на столе, построила из них магический, похожий на циферблат часов круг.
— В общем-то, да, — промямлила Лина, всё ещё сомневаясь, разумно ли позволять незнакомому человеку копаться в её личной жизни, — но, может, вы сами скажете, что меня ждёт.
— Хорошо. Вы были когда-то замужем, не так ли? — огорошила та.
— Да, я развелась ещё в России.
— Детей у вас нет, хотя вы были беременны.
— У меня был выкидыш,— посчитала нужным отчитаться Лина.
— Через три года у вас должна родиться девочка, — обнадёжила Наташа. — Ваш бойфренд станет вашим мужем.
“Неужто Чарли?” — скисла Лина. — “Но это ж невозможно. Замуж за него я не собираюсь”.
— Это другой бойфренд, — прочитав её мысли, пояснила Наташа. — У вас с ним сильная кармическая связь, но на вашем пути будут препятствия, большие препятствия.
“Ерунда какая-то. Никого ж нет, кроме Чарли”, — подумала Лина.
— А что вы мне скажете по поводу моей работы? — поинтересовалась она в надежде услышать, что ожидают её персональные выставки, успех, слава — всё то, что, пока стояла перед мольбертом, будило тщеславие.
Наташа помедлила и, сочувственно глядя на неё, сообщила, что грядут неприятности, и вскоре ей предстоит заняться каким-то другим, обременительным, скучным делом.
— Это вряд ли. Живопись я никогда не брошу, — опровергла Лина, с досадой представив, как уплывут её деньги в карман к мошеннице, и ей показалось, что орёл на буфете осуждающе пробуравил её зрачками.
— Конечно, не бросите, — успокоила Наташа. — Карты о другом говорят. О заработке. Что-то изменится. Буквально на днях вы потеряете работу.
— Каким образом? — удивилась Лина, и хотя знала, что не особенно правдоподобно было бы разом лишиться всех учеников, которым давала частные уроки по рисованию, стало неспокойно, будто сидела в кабинете у врача, сообщавшего ей о том, что она смертельно больна.
“Зачем я всё это затеяла? Мало ли мне неприятностей?” — пожалела она. В это время Наташа, сгущая тревогу, ошеломила ее, почему Лина вскоре лишится любимой работы.
— Кто-то вас очень не любит, — скорбно доложила она.
— Кто же это может быть? У меня нет врагов.
— Похоже, что есть, — возразила та. — Вам надо быть очень осторожной. Кто-то желает вам зла.
— Кто именно? Мужчина или женщина? — переполошилась Лина.
— Не знаю, — увильнула Наташа. Повторив, что надо быть очень осторожной, она свернула на другую тему, обрадовав, что проблем со здоровьем у Лины нет.
— А как вы объясните историю с бусами?
— Похоже, что у вас есть дар предвиденья. Вы изображаете в своих картинах то, что вас ждёт в будущем.
— Но это же всего лишь бусы, они ни о чём не говорят.
— Не обязательно. Возможно, это знак, предвестие какого-то важного события, — она опять уставилась на карты, сосредоточенно их изучая, и сообщила, что Лина сейчас в ссоре с кем-то из близких. Намекая на то, что это и есть тот самый недруг, она посоветовала побыстрее помириться с этим человеком.
“Лора? Да она неспособна на такое”, — расстроилась Лина, подумав с грустью о бесконечных перепалках с сестрой. В памяти всплыло, как они опять повздорили месяц назад. Как гневно хлопнула входная дверь, выпроваживая Лину из квартиры сестры на улицу. Что из упрямства не звонили друг другу, считая, что шаг к перемирию будет признанием собственной вины. И чем дольше тянули, тем больше наслаивались все прошлые обиды на новую, превращая мелкую стычку в настоящую трагедию.
— Это я! — радостно возвестила Оксана в дверях, озаряя своим появлением неприветливую комнату.
“Вот уж сглупила. Деньги на ветер выбросила”, — ругала себя позже Лина, когда ехали они назад к кафе, где ожидала её старенькая Тойота, наводившая своим потрёпанным видом на унылые мысли, что, если сбудется предсказание о потере заработка, придётся ездить на ней ещё много лет.
— Не бери в голову, всё это полная чушь. Ты думаешь, я поверила всей чепухе, что она мне наплела? И про бусы забудь. Если обращать внимание на все странности, то можно с ума сойти. Tы слишком впечатлительна. Тебе надо развеяться, — успокоила Оксана и предложила сходить в воскресенье на концерт.
Дома, как обычно, ждали гора грязной посуды на кухне, деревянные стружки, застлавшие пол, когда сколачивала подрамники, и ленивый кот Бахус, названный в честь Диониса. Три года назад, будучи ещё крошкой, он опрокинул стакан с остатками пива и жадно вылакал горько-сладкую, пенистую лужицу.
Потягиваясь после сна, кот спрыгнул с дивана и, оскорблённый тем, что забыли вовремя его покормить, потопал к пустой миске.
— Бедный ты мой, — умилилась Лина и притащила его любимые консервы.
— Если бы ты только знал, какой отвратительный у меня был день, — поделилась она новостями, пока Бахус с аппетитом уминал еду, и тот сочувственно мяукнул, выражая благодарность за вкусный ужин.
Падающее вниз солнце за окном подкрасило бронзой деревья и, проникнув последним лучом в комнату, покрыло загаром бледнолицых Наяд на холсте. Лина устало опустилась на диван, посмотрела на часы, и одновременно с поворотом стрелок ритмично застучали по лестнице каблуки, напоминая, что назначена у неё деловая встреча. Она вскочила, ругая себя за то, что не успела убрать квартиру, и побежала к двери.
— Извиняюсь за опоздание, на дорогах одни заторы, — пожаловалась гостья. Скользнула взглядом по стоявшему на мольберте холсту, и стала прохаживаться по комнате, критически поглядывая на строй немытых кружек, на груду реек, приготовленных для подрамников, на стул, обсыпанный, как конфетти, разноцветными точками красок.
— Довольно мило, — похвалила она, певуче растягивая гласные. — Вы где-нибудь выставляетесь?
— Конечно, — заверила Лина и бросила мрачный взгляд на папку, где хранились письма от владельцев галерей, сухо извещавших о том, что её работы им не подходят.
— Это замечательно, — одобрила она и поставила Лину в тупик вопросом, есть ли у неё натюрморты с фруктами. — Мне нужно для гостиной. Что-нибудь в ярких тонах, что-то такое, чтобы сочеталось с мебелью.
— Боюсь, этого у меня нет, — смутилась Лина и, уже не рассчитывая на продажу, разорвала в уме воображаемый чек. Она неуверенно посмотрела на акварель, на которой рассыпались по скатерти виноградины, сюрреалистически перевоплощаясь в бусы, и, пока соображала, не всучить ли её под видом натюрморта, гостья скороговоркой сообщила, что ей надо бежать по делам. И улетела, унося с собой прилипший к каблуку комок охры.
— До чего же мне всё это надоело, — сказала Лина вслух. Она почувствовала, как страшно устала, как хочется завалиться в постель и очутиться во сне в том райском будущем, где не придётся обивать пороги галерей и ютиться в микроскопической квартире, через фанерные стены которой просачивались будничные звуки всего дома.
Бахус, объевшись, дремал на ковре. Глядя на него, Лина решила тоже пораньше лечь, чтобы спозаранку подготовиться к приходу учеников, пунктуально приезжавших ровно в восемь. Она подошла к календарю и, перечеркнув фломастером уходящий в прошлое день, шагнула в следующий месяц, в середине которого ожидало её значительное событие — важный, влиявший на её карьеру конкурс. И полуобнажённые Наяды, одетые кистью в одеяния из водорослей, заверили, что она, бесспорно, займёт первое место.
Внезапно зазвонил телефон, отчего-то настораживая звуком, и так не хотелось подходить, чтобы не покидать в мыслях набитую толпой почитателей галерею и успеть получить предназначенный ей приз за картину.
— Я страшно извиняюсь, — промямлил женский голос в трубке, — но Питер никак не сможет завтра прийти.
— Мы можем перенести на пятницу, — предложила Лина.
— Вы знаете, у него дикая нагрузка в школе, боюсь, что он вообще не сможет уже приходить, — сказала та и, спросив из вежливости, как у Лины дела, быстро попрощалась.
Лина покосилась на мигавший красной точкой автоответчик, наводивший на подозрение, что он известит о серии подобных же звонков, постояла, боясь его включать, и, пока оттягивала неизбежный момент, телефон разразился новой, не предвещавшей ничего хорошего трелью.
— Вы уж простите, но Мэри ну никак не сможет больше приходить на уроки, — протараторили в трубке и уступили место следующей паре родителей.
Лина походила в тревоге по комнате. С полотен за ней сердобольно наблюдали персонажи картин, готовые сойти и, перевоплотившись в реальных людей, успокоить. Она остановилась перед автоответчиком, настойчиво моргавшим кнопкой, и смело его включила.
— Мы страшно извиняемся, — дружно пропел хор голосов, подтверждая роковое предсказание: “Вам придётся искать новую работу”.
п
Портреты на стенах, окружая Лину хороводом лиц, сливались с посетителями галереи в оживлённую толпу. На одном их холстов золотоволосая Пандора вытягивала из ящика три игральные карты, искушением смешивая их в любовный треугольник из короля и двух дам.
Стало скучно, несмотря на то, что с таким нетерпением ждала этого дня, и Лина незаметно ускользнула в сад.
Походила, разглядывая разбросанные между деревьями скульптуры, пучеглазую белку, забравшуюся внутрь глиняного сквозного кувшина, рождественские лампочки на проводах, обмотавшие весь сад, и вдруг заметила мужчину, принятого ею в темноте за одну из застывших в разных позах статуй. Он обернулся, и она увидела лицо с чёткими, словно заострёнными резцом скульптора чертами, устало-задумчивые глаза.
— Джереми! — мысленно вскрикнула она.
Лина проснулась, ощущая вкус поцелуя на губах. Вовсю голосил будильник, сгоняя с кровати. Она с трудом разомкнула ресницы и поводила рукой по полу, разыскивая тапочки. “Господи, куда же они канули?” — и, так и не найдя их, потопала в ванную.
Умылась, причесалась, механически выполняя ежедневный обряд, и с неохотой представила, как, вместо того, чтобы поваляться в постели и отдохнуть, придётся тащиться на другой конец города. Подкрался Бахус, неслышно ступая пуховыми подушками лап, льстиво потёрся о ноги, и напомнил, что пора бы побаловать его куриной печенью.
“Ну и бардак”, — подумала она, глядя на поседевший от пыли ковёр. Она знала, что опять нарушит данный себе приказ всё убрать и простоит допоздна перед мольбертом. Потом взглянула с удовольствием на законченную недавно работу, на которой солнце, позолотив русые волосы молодой женщины на холсте, вытянуло лучом из раскрытого ящика три игральные карты.
“Какой странный сон — как будто и не сон вовсе”, — подумала она и направилась к автоответчику, надеясь, что тот порадует вестями из галерей, куда отправляла слайды полгода назад. Но вестей опять не было. Вместо них прошелестел незнакомый голос, навязывая страхование на жизнь, а следом за ним приятельница Кэрол обиженно поинтересовалась, помнит ли ещё Лина о её существовании.
— Опять не удастся с ней встретиться. Как же мне осточертело убирать эти дома. Времени абсолютно ни на что не хватает, — пожаловалась Лина Бахусу, который, свернувшись в клубок на полу у двери, обнимался с нарисованной на коврике кошкой, и, шутливо приказав ему сторожить квартиру, побежала по лестнице вниз к машине, преданно не подводившей её десять лет, несмотря на свой почтенный возраст.
Перекинулась парой слов с соседкой, подобрала газету с тротуара и, зная, что отнесёт её на помойку, не разворачивая, закинула её на заднее сиденье.
Водрузила на нос тёмные очки и понеслась по шоссе, бесстрашно расталкивая автомобили. Один из них, угольный, лакированный Мустанг, сердито загудел, возмущаясь её бесцеремонностью. За его оконным стеклом мелькнуло мужское лицо в очках, выхваченное вспышкой памяти то ли из какого-то кинофильма, то ли из журнала. Она обогнала его, поддразнивая, и вспомнила напутствие Оксаны почаще ездить по скоростной, чтобы избавиться от страха водить машину. Мустанг приблизился сзади вплотную, угрожающе вновь погудел, и она, не желая разжигать конфликт, перескочила на соседнюю полосу. Он настойчиво следовал по пятам, настораживая навязчивостью. Она, резко набрав скорость, вырвалась вперёд, промчалась на одном дыхании несколько миль и решила, что оторвалась от него. Но он вдруг снова вынырнул справа, поравнявшись с её Тойотой. Лина обернулась в его сторону. Через щель приоткрытого окна впились в неё зеркальные очки в шахматной оправе, пугая знакомыми, наполовину выбитыми стёклами.
Она въехала в переулок и остановилась в тени чахлого, увядающего от жары дерева. Необходимо было успокоиться и разумно разобраться в том, что приключилось, однако ничего, кроме сумбурных мыслей, в голову не приходило. Она огляделась, пытаясь определить, куда её занесла паника, пока удирала от преследований таинственного водителя, и поняла, что заблудилась. Вдоль дороги тянулись неказистые картонные хибарки, и на крыльце одной из них сидела старая мексиканка, вперившись взглядом в небо в надежде увидеть долгожданные, спасавшие от раскалённого солнца облака. Лина машинально пробежала оставленной в мастерской кистью по её изрытому морщинами лицу, по серой, висевшей до талии косичке и наспех сотворила в уме очередной портрет для будущей выставки.
“Я определённо схожу с ума”, — пришла она к выводу. Звонить было некому — маму не хотелось зря волновать, Лора, с кем и так были прохладные отношения, всё равно бы ей не поверила, а Оксана корпела в колледже над учебниками. “Позвоню Барбаре. Заодно договоримся, кто повезёт работы на конкурс. Везти ли вообще туда эту работу?” — засомневалась она. Мысль, что её новый холст будет висеть на виду у всех на выставке, подтверждая изображённым на нём человеком в разбитых очках её безумие, отравляла желание посылать картину на конкурс.
“Всё, хватит об этом!” — приказала она себе и напомнила, что пришло время заскочить в местную галерею, где прозябали в одной из папок её слайды. Она тронулась с места, и торчащие впереди башни небоскрёбов прямиком вывели на нужную улицу.
Перед входом в галерею стоял, преграждая путь, набитый холстами древний пикап. Его владелец, молодой парень в заляпанных краской джинсах, приветливо улыбнулся Лине, и она прочла в его сияющих глазах новость, что привалило ему счастье, которого она сама тщетно ждала вот уже несколько лет. Скользнула оком судьи по полотну, которое он бережно, словно хрупкий стеклянный сосуд, тащил к двери, и, придя к заключению, что нет справедливости в этом мире, вошла следом за ним внутрь.
— Добрый день, — поздоровалась она с чинно сидевшей за письменным столом дамой, и самой стало противно оттого, как заискивающе прозвучал голос. Та молча кивнула, выдавая скупой улыбкой, что мгновенно догадалась о цели Лининого визита.
— Я бы хотела поговорить с Синтией Рей, — робко начала Лина.
— Это я, — высокомерно представилась дама.
— Меня зовут Лина Литвинова, — и замялась: уж очень не прельщало быть отвергнутой в присутствии осчастливленного художника. — Я вам отправляла слайды примерно шесть месяцев назад.
— Иногда у нас уходит целый год на то, чтобы просмотреть всё то количество материалов, которое мы получаем, — назидательно отчеканила Синтия, недовольно бренча золотыми браслетами на руках. — Позвоните через пару месяцев, не раньше.
“Ходишь здесь, унижаешься. Зачем мне это нужно!” — рассердилась Лина и, скрывая из гордости, что царапнули ей по самолюбию, стала прохаживаться по галерее. Хлопнула дверь, и Синтия радушно бросилась навстречу посетителю, почуяв в нём покупателя. Лина покосилась на него и, отметив безукоризненный покрой элегантных брюк, идеально завязанный галстук и по-деловому непроницаемое лицо бизнесмена, представила, как тот выпишет сейчас с лёгкостью чек и унесёт с собой одну из окружавших его работ в свой роскошный, набитый дорогим барахлом дом. Он столкнулся с ней взглядом и, заложив руки за спину, стал прогуливаться по залу.
— Это о-о-очень талантливый живописец. У него было несколько выставок в Нью-Йорке, — восторженно доложила ему Синтия и как бы невзначай ввернула, что можно получить скидку на десять процентов.
— Вы коллекционируете искусство? — спросила она.
— Да нет, просто ищу друзьям подарок на свадьбу, — сказал тот, и она подвела его к живописи, на которой раскрывались, оголяя сердцевину, перебравшиеся с полотен Джоржии О’Киф лиловые цветы.
— Не правда ли замечательно? — воскликнула она. — Просто создано для гостиной!
— Это не совсем то, что они любят, — произнёс он и оглянулся на Лину, надеясь, что та вмешается и избавит его от ненужной покупки.
— Что именно они предпочитают? — не унималась Синтия и потащила его к натюрморту, на котором стояли толпой полуразбитые человекоподобные сосуды, обвитые стеблями цветов.
— Эта работа абсолютно у всех, ну абсолютно у всех пользуется колосса-а-а-альным успехом. В ней глубокий иносказательный смысл, — пропела она.
— Это не совсем то, что мне нужно, — неуверенно протянул тот. — Мои друзья больше любят традиционные натюрморты. Ну, вы знаете, чтобы были фрукты, красивая посуда, дорогие украшения.
Он резко обернулся в сторону Лины и, протыкая её, как иголка бабочку, острым взглядом, добавил:
— Ну, гранатовые бусы, например.
— У меня есть как раз то, что вам нужно, — заверила Синтия. — Работа находится в мастерской одного художника, я сейчас же ему позвоню.
Лина пулей выскочила на улицу, прыгнула в машину и, стремительно её разворачивая, чуть не задела прислонённый к пикапу холст.
— Я страшно извиняюсь. Так торопилась, что не заметила, — протараторила она в смущении. Затем вылезла из машины и, невзирая на уверения художника, что работа цела и невредима, вызвалась помочь внести оставшиеся картины в галерею.
— Спасибо, не беспокойтесь, — заверил тот и радостно сообщил, что в субботу открывается его первая персональная выставка.
— Приходите, — пригласил он, и Лина, простив ему успех, пожелала удачного вернисажа.
— Как бы мне не пришлось во время этого вернисажа одному в центре зала торчать. Боюсь, никто не придёт, — печально пошутил он.
— Ну что вы, этого не будет. Здесь всегда толкучка, — успокоила его Лина и, заметив, что подозрительный бизнесмен, так ничего и не купивший у Синтии, выходит из галереи, быстро попрощалась.
“Наверное, совпадение. Обыкновенный мужик”, — подумала она, глядя, как тот озирается по сторонам, подзабыв, в каком месте оставил машину. И вдруг опять навалилось тошнотворное чувство страха, когда она увидела, что он направляется к знакомому чёрному Мустангу, укрывшемуся в тени деревьев. Пока судорожно размышляла что делать: подскочить к нему и потребовать объяснений, или, спасаясь, удрать, — тот уселся в автомобиль, помахал ей рукой и, блеснув на прощание зеркальными очками, укатил.
“Кому я рассказывала историю с бусами?” — спросила себя Лина и незамедлительно составила список подозреваемых. Получалось, что про бусы знали многие. “Значит кто-то из них подослал этого типа. Но с какой целью? У меня ничего нет, наследства не предвидится. Может, меня с кем-то перепутали?” — и ей стало жутко от кошмарных предположений. “Во всяком случае ясно одно — мне это не померещилось. Это был реальный человек”, — подбодрила она себя тем, что, по крайней мере, не сходит с ума, как ядовито заметила Лора, когда узнала про историю с гранатами. “Вместо того, чтобы забивать себе голову всякой чепухой, занялась бы чем-нибудь серьёзным”, — прочла ей тогда Лора лекцию. — “Что это за идиотская работа убирать дома? Намного выгоднее их продавать, как это делаю я”.
Увлекшись мысленным спором с сестрой, она позабыла, что её ждет новая, подброшенная Оксаной, клиентка. “Не отказывайся”, — настаивала Оксана, когда Лина засомневалась, удастся ли вместить в свой, и без того тесный график ещё один дом. — “Деньги всегда нужны, а тётка эта к тому же коллекционирует живопись. Может, удастся что-то продать”. Лина попросила тогда пока не выдавать её профессии, чтобы не вызывать подозрений, будто пытается хитрыми путями навязать ей свои работы. “До чего ж ты мнительная”, — проворчала в ответ Оксана. — “Хорошо, не скажу, хотя это довольно глупо. Я же хочу тебе помочь”.
продолжение следует
Добавить комментарий