Влад огляделся по сторонам: чересчур много роскоши — зеркала в кружевных рамах, кривоногие столики с инкрустацией из драгоценного камня, абажуры в бисере. На стенах — картины, причём кажется, подлинники, хотя Влад в живописи — не очень. Полы в коврах, каких он в жизни своей не видал, разве что в музеях, по которым его в детстве таскала тётка. Шикарно, но как-то всё слишком навязчиво: хрусталь слепит глаза, а на ковёр и вовсе ступить страшно.
— Красивый дом! — Влад был у них впервые.
Вроблевски одновременно кивнули.
— Мы очень долго его благоустраивали, — с улыбкой сказал Михал.
— Пойдёмте, — предложила Магда, — покажу вам кое-что…
Она провела Влада по длинному коридору до просторного холла, больше напоминающего театральное фойе. Влад шёл, и ему казалось, что ещё шаг-другой — откроется освещённая сцена, по которой они с Магдой пройдут тур вальса перед светской публикой.
Магда распахнула одну из дверей. То, что увидел Влад, больше напоминало спальню Нептуна, а не обычную ванную комнату.
— Нравится? — спросила Магда.
— Очень.
— Видите мозаику?
Влад обратил внимание на абстрактный рисунок по краю серебряной ванны.
— Это створки от устриц, которые мы с Михалом ели в Париже. Выбрасывать — показалось не оригинально. Я собрала в пакетик, привезла домой, и вот что получилось! — Магда ждала восхищения.
— Это очень оригинально, — похвалил Влад, думая, а не заняться ли ему коллекционированием целлофана от сосисок, чтобы когда-нибудь использовать его в благоустройстве своего жилья.
— Не представляете, как сложно было уговорить Михала купить дом на берегу Рейна!
— Ему не нравится Рейн?
— Не в этом дело! Он совершенно не признаёт оседлости, постоянно куда-то переезжает. Так и мотаемся по городам, по странам. Это ужасно тяжело! А весь позапрошлый год мы прожили в Конго. Ну и куда это годится!
— В Конго? — поразился Влад. — Почему именно Конго?
— Какие-то дела… — развела руками Магда. — Но ведь в Швейцарии лучше, не правда ли?
— Никогда не жил в Конго, — ответил Влад.
Они вернулись в гостиную.
— А мне всю жизнь приходится жить в микроскопических квартирках, — признался Влад. — Или ещё хуже — в комнатах. Можете себе представить — только комната и никаких удобств.
— А кухня, ванная? — ужаснулась Магда.
— Общие.
— Общие с кем? — уточнила Магда.
— С посторонними людьми. В квартире живёт несколько семей, совершенно никак не связанных между собой. Это называется — коммуналка.
Стоит Владу попасть в гости к тому, от кого может хоть что-нибудь зависеть, как он принимается за рассказы о жизни в коммунальной квартире. Общие тазы, общий туалет, общая газовая плита и прочие бытовые “радости” подобного рода выбивают европейцев из колеи иногда до такой степени, что они соглашаются инвестировать какой-нибудь проект — из тех, что Влад им предлагает, или помогают иным способом. Особенно впечатлительны швейцарцы. Но они не так просты, как кажется. На их лицах почти всегда выражение слепого восторга, которое, правда, от его историй часто сменяется тихой печалью. Но дальше этого не идёт. Максимум, на что они способны — сочувственно покачать головой. Они — сама любезность: могут, расслабившись, запросто впустить к себе в душу, но они никогда не впустят никого к себе в карман.
К креслу едва слышно подошла большая собака и мягко положила голову Владу на колени. Он посмотрел вниз.
Собаки не было.
— Как странно… мне показалось, собака…
Вроблевски переглянулись.
— У нас был доберман, — сообщил Михал. — Это его кресло...
— И он любил класть голову на колени всем, кто сюда садился, — с грустной улыбкой добавила Магда.
— Он умер пару месяцев назад, — осторожно добавил Михал.
Неловкость повисла в воздухе, Владу захотелось побыстрее уйти, так и не попробовав пирог. Магда ещё в театре прожужжала ему все уши о яблочном пироге, который она готовит по старинному рецепту. Теперь пирог лежал на большом блюде и манил, казалось, что он кокетливо подмигивает и поводит боком.
Влад был сильно голоден. А голод для него — опасное чувство. Что-то внутри, словно пытаясь компенсировать отсутствие пищи в желудке, раскрывает необъяснимые способности видеть и чувствовать практически сквозь стены. Будучи голодным, он может предсказывать судьбы, поймать тайный голос безупречной интуиции или предупредить глобальную катастрофу. Именно чувство голода помогло ему однажды определить в толпе опасного преступника. А как-то утром, не успев позавтракать, Влад стоял на перроне парижского метро и почувствовал, что молодой человек испанской внешности собирается броситься под подъезд. Влад буквально увидел его мысли!
— Оно не стоит того! — успел крикнуть Влад. — Потом вы пожалели бы об этом, но этого потом уже не будет! Вы никогда не увидите подсолнух! — Влад и сам не знал, почему ему в голову пришла мысль именно о подсолнухе. — Не услышите журчания ручья и пения птиц. Не почувствуете запах костра. Вы не выпьете колы, наконец! И не выкурите больше ни одной сигареты! — Он попал в цель.
— Мне нужно покурить, — тихо произнёс этот несостоявшийся самоубийца и отшатнулся от приближающегося поезда.
Они поднялись наверх и на пронизывающем ветру пытались закурить. Первому удалось “испанцу”.
— Не знаю, что на меня нашло, — признался он, — но откуда вы узнали?
— С утра не успел позавтракать, — объяснил Влад.
“Испанец” кивнул — он понял.
— Здесь неподалёку готовят неплохую пиццу, перекусим? — предложил “испанец”, очевидно не желая, чтобы Влад спасал всю оставшуюся часть человечества.
Разумеется, его бросила какая-то студентка, она изменила ему с его же лучшим другом. Как ни банальна жизнь, но нельзя же расставаться с ней по таким стандартным причинам! Можно придумать что-то более оригинальное.
— На свете нет женщины, ради которой можно покончить с собой, — сказал Влад со знанием дела.
— Кончают с жизнью вовсе не из-за женщины, а из-за той боли, которую она причиняет, — ответил тот.
Вроблевски внимательно слушали. Магда затаила дыхание. Михал пожёвывал губу, разглядывая свои ногти.
— Его звали Лёшик, Алексей, — поведал Влад, — и он был никакой не испанец.
— Русский. Опять русский, снова русский! — Михал печально покачал головой и коротко взглянул на жену. — Пора подавать.
Магда вызвала горничную.
— Часто с вами подобное? — поинтересовался Михал.
— Вы думаете, это не совсем нормально? — ответил Влад вопросом на вопрос.
— Ненормально не означает подозрительно, — улыбнулся Михал. — Это очевидный факт!
— Вообще-то с детства. Всегда всё предчувствовал, даже плохие отметки.
Вроблевски засмеялись.
— Вот бы такой дар твоей доченьке! — Магда взяла у горничной пирог и поставила его на стол, поближе к Владу. — А что было дальше?
— Дальше чего? — не понял Влад, принимаясь за еду.
— С тем испанцем, который оказался русским.
— Лёшик! — оживился Влад. — Этот тип повторяет попытки с завидным упорством! Лучше бы с подобным старанием он искал работу. Тогда и причин покончить с собой было бы меньше. Я у него бываю. Навещаю его два раза в месяц.
— Это очень благородно с вашей стороны, — кивнула Магда.
— Но знаете, — продолжал Влад, — несостоявшиеся самоубийцы — настоящие вампиры. Получив хоть раз искреннюю поддержку, они уже с вас не слезут. Сколько раз он вызывал меня с воплем: “не хочу больше жить!” Я кидался спасать, а он сидел как ни в чём ни бывало перед охрипшим телевизором, пил пиво и хотел просто выговориться. Но понимаете моё положение, если однажды я не приеду, а он возьмёт и выкинет фортель! Меня же потом совесть в покое не оставит!
— Да, — вздохнул Михал, — вы оказались в зависимости.
— Вот именно! У меня что, своей жизни что ли нету? Своих проблем?
— Мы знакомы с подобным… — начала Магда, но Михал резко её перебил.
— Интересно, — сказал он, — с этим можно как-нибудь справиться?
— Я придумал выход! — Влад доел пирог.
— Возьмите ещё, — предложила Магда.
— С удовольствием, — Влад выбрал кусок побольше. — Так я придумал, что именно надо сделать, чтобы укротить таких, как Лёшик, и обезопасить таких, как я. Тем более, вы сказали, и у вас был подобный случай…
Михал с упрёком взглянул на жену, Магда опустила глаза.
— И что же вы придумали? — поинтересовался Михал.
— Организовать приют. Для тех, кто периодически мечтает расстаться с жизнью. Пусть живут в удобном доме, в окружении заботливых сиделок, нормально питаются и обсуждают свои кошмары. И ни в коем случае это не должно напоминать больницу, это клуб. Клуб “Реинкарнация”. Пусть сидят в гостиной и мусолят свои проблемы. Выговариваются, делятся, плачут. Выпивают, в конце концов!
— Почему — реинкарнация? — удивился Михал.
— Потому что любой самоубийца свято верит, что умирает не навсегда.
Михал задумался, разглядывая ногти.
— И в вашем случае могло бы помочь тому знакомому, о котором вы говорили, — добавил Влад.
Михал снова бросил взгляд на жену и покачал головой.
— Прекрасная идея! — с восторгом воскликнула Магда, — это очень по-христиански.
— Ну что ж, — Михал достал сигары, — курите?
— С удовольствием, — Влад терпеть не мог сигары.
— У вас уже есть на примете помещение? Люди? Деньги?
Он оказался слишком деловым, этот поляк, и уже, кажется, готов потребовать бизнес-план!
— Да, всё есть, — ответил Влад без доли смущения, — хотите посмотреть?
— Нет-нет, — отмахнулся Михал, — я только хотел бы принять посильное участие…
Влад замер.
— Ведь клуб ваш существует только на пожертвования?
— Исключительно! Правительство никогда не даст мне ни кредита, ни субсидии. Ведь я — эмигрант.
— Да, это вечная проблема, — поморщился Михал, — ну, а если я выпишу вам чек, примете? — с искренней поддержкой в голосе спросил он.
— Благодарю, — Влад опустил глаза.
— Вот и ладно, — оживился Михал и, похлопав его по плечу, вышел в соседнюю комнату.
Магда смотрела на Влада с восторгом.
— Жаль, что мы с вами не познакомились раньше, — тепло сказала она.
На улице Влад немедленно достал из кармана чек — шестьсот евро! Вроблевски искренне верили в то, что благотворительность реально существует на этом свете. Влад вовсе не был откровенным жуликом, но желание получить деньги порой оказывалось сильнее других желаний, особенно когда он чувствовал, что люди, с которыми он общается, только и ждут, чтобы им предложили какое-нибудь благородное дело.
Последней суммой, которая попала ему в руки, были пятьсот долларов наличными, и это было полгода назад. Но в тот раз Влад расстарался: наплёл пожилому немцу-фермеру что-то о строительстве приюта для бездомных котов. Фермер слушал и уже готов был расплакаться.
— Ай-яй, — сокрушался он. — Разве можно выбрасывать котов? Это бесчеловечно! И сколько же их, несчастных?
— Несколько тысяч! — не моргнув глазом, ответил Влад.
— Тысяч? — недоверчиво переспросил фермер. — Откуда — тысяч?
— Из Поволжья. — Тут же нашёлся Влад.
Фермер замолчал, что-то припоминая.
— Вы имеете в виду… — начал он.
— Вот именно! — Влад не дал ему договорить. — Котов побросали этнические немцы. И теперь Германия несёт полную ответственность за судьбу несчастных животных!
— Да-да, — покачал головой фермер, — у моей жены двоюродная сестра — оттуда.
— Значит, часть ответственности лежит и на вас, — мгновенно отреагировал Влад.
Под финал он сочинил трогательную историю о том, как брошенные коты бежали за автобусами с переселенцами, выбиваясь из сил и оглашая окрестности душераздирающим мяуканьем.
Влад назвал эту акцию “Коты Поволжья”, но деньги разошлись слишком быстро.
Подошёл “шестой” трамвай, Влад сел у окошка и закурил. Почти год он болтается между Швейцарией и Германией, живёт то в Базеле, то в Лёрахе, и без конца ищет способ добыть денег. Он — официальный безработный — это удобно, так как семьсот евро в месяц помогают ему иметь над головой крышу и в холодильнике еду. Но это пустое, суета, слишком мелко для него, ведь он достоин большего.
Ему хотелось настоящего дела, вроде сети собственных ресторанов или роскошного варьете, или скромной нефтяной компании. Однажды, наблюдая за тем, как течёт из крана вода, он пытался внушить струе — стать нефтью. В другой раз придумал разослать во все телекомпании мира бизнес-план по разорению “CNN”. По его сценарию Тэд Тёрнер должен был бы полностью обнищать всего за какие-нибудь полтора года. Но телекомпании промолчали, а в одиночку Владу с этим не справиться. Хотя какой потрясающий шанс — за гроши скупить все акции, а потом встать во главе и, прежде всего, сделать “CNN” — русскоязычной!
Трамвай подъехал к Лёраху и остановился перед пограничной будкой. Этот пост знаменит, словно топ-модель, о нём рассказывают легенды. Здесь то и дело раскрываются преступления века: находят то золотые слитки, то оружие, то наркотики, причём в таких объёмах, что непонятно, в чём их пытались провезти — в грузовых фурах, не меньше! Именно здесь задержали Дона Джонсона с пятью миллиардами долларов. Тоже не ясно, в чём он их вёз, и зачем понадобилось известному киноактёру провозить их наличными? Правда, за всё время Влад ни разу не видел пограничников на месте — обычно они протирают штаны в ближайшем кафе у старого грека.
По бывшей российской привычке Влад приготовился достать паспорт — всё-таки он переходил границу! Но парни в форме даже не посмотрели в его сторону, продолжая что-то громко обсуждать.
Влад прошёл во двор дома на Домнштрассе, поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Никто не отозвался. Влад постучал ещё раз, громче.
— Искра! Чужой! — услышал он из-за двери старческий голос. — Чужой!
Через пару минут ему открыли.
— Прости, не слышал, — Лёшик пропустил его в комнаты.
— Я — должок погасить, — сообщил Влад.
— Очень кстати, — кивнул Лёшик, — кого-то развёл?
— Поляков. Сами вызвались спасти душу.
— Твою?
— Твою.
— Интересно.
— У тебя выпить нет?
— Кажется, нет, — покачал головой Лёшик.
Старик в углу заметно оживился.
— Искра! Ривер! — строго приказал он.
В кресле, закутанный в клетчатый плед, сидел маленький сморщенный старик — дед Лёшика. Всю молодость Иван Алексеевич прослужил на границе — ловил перебежчиков, брал шпионов, бил врага во Вторую мировую. Постарев, Иван Алексеевич стал смертельно бояться мотоциклистов и — ещё живя в Москве — в ужасе шарахался от правительственных эскортов, пролетающих мимо в их сопровождении. Это был страх памяти. Всей душой он ненавидел немцев и не понимал, как могут советские люди стоять в очередях за ботинками “Саламандер” или смотреть по телевизору балет “Фридрихштадт-палас”. Немецкое происхождение он прощал только своей пограничной овчарке Искре, прослужившей с ним бок о бок без малого пятнадцать лет.
В последние годы у деда что-то случилось с памятью, и он, полностью забыв все русские слова, помнил только команды служебного собаководства, при помощи которых и общался с внешним миром. Влад ломал голову над тем, каким образом умудрился Лёшик уговорить деда переехать в Германию! Но Лёшик гордо отмалчивался.
— Ривер! — строго повторил старик. — Ривер!
— Чего он хочет? — спросил Влад.
— Чтобы мы с тобой как следует обнюхали полигон, — невозмутимо объяснил Лёшик.
— В смысле?
— Намекает, что где-то припрятана бутылка.
Влад с уважением посмотрел на деда.
— Дедуля, — ласково сказал Лёшик, — а где, не помнишь?
— Ищи, Искра! Ищи! — напутствовал дед и устало прикрыл глаза.
Лёшик принялся за поиски, и действительно через пару минут бутылка водки нашлась в одном из ящиков комода.
— Родина тебя не забудет! — рявкнул он деду почти в самое ухо.
Тот вздрогнул, открыл глаза и, просияв от радости, торжественно прошептал:
— Апорт!
— Тоже хочет, — кивнул в его сторону Лёшик, — ну, дед, за победу!
Лёшик поднёс ему стакан. Старик мгновенно осушил его, почмокал губами и немедленно уснул, словно младенец.
— Ты на чём поляков-то сделал? — спросил Лёшик.
— Сами напросились. — Влад рассказал ему о Вроблевски и о клубе “Реинкарнация”.
— Утопия, — поразмыслив, сказал Лёшик. — На это, знаешь, какие бабки нужны! Я — сейчас пустой, тем более что мой бизнес гикнулся.
— Ты не говорил! — посочувствовал Влад.
Он всегда завидовал своему другу, который умел использовать абсолютно любые возможности для получения прибыли. Лёшик брал всё, что плохо лежит — в буквальном смысле, и превращал это в бизнес. Макулатура, обычный домашний мусор, консервные банки — у Лёшика всё шло в дело, всё работало, всё приносило деньги. Последнее время Лёшик занимался тем, что собирал по помойкам пустые бутылочки из-под колы и переправлял их в Болгарию. Сначала он получал копейки из пункта приёма стеклотары, но позже умудрился войти в долю с разливочным предприятием и уже получал прибыль с продаж.
— Здесь открыли пункт приёма, — пожаловался Лёшик. — Официальный, понимаешь! Теперь пустых бутылок днём с огнём не найдёшь! Все туда потащат.
— Идём ко дну? — спросил Влад.
Но Лёшик только плечами пожал.
— У меня получше перспективы, я деда застраховал!
— В смысле? — не понял Влад.
— Если до ста лет доживёт, получу лимон баксов.
— Это как?
— Да в газете информацию увидел, американцы какой-то гормон открыли, — Лёшик снова налил. — Ну, я им деда на опыты и предложил.
— На какие ещё опыты? — ужаснулся Влад.
— Таблетки для долголетия изобрели. Теперь он их три раза в день принимает, после еды.
— А помрёт?
— Я ему помру! — перекрестился Лёшик. — Сплюнь!
— И сколько же ему ещё тянуть?
— Семнадцать, — с грустью ответил Лёшик.
— А они не вредные? — Влад с сочувствием посмотрел на Ивана Алексеевича.
Старик крепко спал, иногда вздрагивая и подёргивая веками. Но, глядя на него, казалось, что он начеку и готов в любой момент припустить за очередным нарушителем границы.
— Чем ему уже навредишь-то? — искренне удивился Лёшик.
Далеко за полночь Влад добрался до дома, свалился на кровать и немедленно уснул. Он видел странный сон — тряпичная кукла лежала на траве, неожиданно появилась маленькая девочка с розовым бантом в волосах. Сон был не цветной, но Влад чётко понимал, что бант — розовый. Девочка подняла куклу на руки и отнесла к ямке. Она поцеловала её в лоб, покачала на руках, потом положила в ямку и принялась закапывать игрушечной лопаткой.
“Она хоронит куклу, — удивился Влад, словно смотрел фильм, а не сон. — Зачем она хоронит куклу?”
С улицы доносился запах барбекю — хозяин дома герр Сильке жарил свиные колбаски. Он жарит их с утра и до вечера — это его бизнес. За можжевеловой изгородью три столика — его ресторан. Там подают “францисканер” с лимоном. И ещё овощной салат.
Влад открыл глаза, солнце палило вовсю, нагревая комнату через распахнутое окно. Он поднялся — зашторить. По окну сползала божья коровка с тремя пятнышками на красной спинке.
— Привет, Мария Петровна, — сказал ей Влад.
— Доброе утро, — крикнул снизу герр Сильке. — Вы опять проспали свой завтрак, — старик помешивал угли в жаровне. — Снова работали до поздней ночи?
— Да, пришлось, — потягиваясь, ответил Влад.
Герр Сильке с сочувствием покачал головой и замолчал. Влад мизинцем осторожно погладил божью коровку и прошёл в душ. Сначала включил горячую воду, но стало слишком душно. Потом — ледяную. Его пробил озноб. Голова раскалывалась. Влад не помнил, сколько они выпили. Но не одну — это точно. Ночью вызвали такси и поехали в Базель, и там, проклиная швейцарские профсоюзы, объехали весь город — всё было закрыто. Их выручил Харитон — уличный певец с шаляпинским басом. С ним они и продолжили, под русские романсы.
Влад спустился во двор.
— Эва оставила вам кофе, можно подогреть. И пару бутербродов.
— Только пиво, — ответил Влад, присаживаясь за столик.
— Вы опять выпивали! — покачал седой головой герр Сильке и поставил перед Владом бокал, полный янтарного спасения. — Так нельзя обращаться со своим здоровьем. Что же вы выпивали?
— Водку, — ответил Влад, осушая бокал залпом.
— Водку, — герр Сильке вернулся к барбекю. — А у меня такая проблема! Такая серьёзная проблема, что кажется, скоро я тоже начну выпивать водку.
— Снова хорьки? — спросил Влад, приходя в норму.
Герр Сильке кивнул.
— Они съели пять килограммов колбасного фарша. Пять съели и три — испортили. Не знаю, что делать! Менять место для склада?
Хорьки — вечная беда герра Сильке, они завелись у него в подвале, где он хранит продукты. Старик обратился в департамент по экологии за разрешением уничтожить вредных зверьков. Тогда хорьков было ещё трое. Пока департамент решал, что ценнее — жизнь животных или колбасный фарш, хорьки обзавелись потомством.
— Теперь их пятеро. И пока я дождусь следующего разрешения, их будет уже пятнадцать!
— Подайте прошение сразу на тысячу хорьков, — предложил Влад.
Старик погрузился в раздумья.
К дому подъехал спортивный “мерседес”. Этот автомобиль можно безошибочно узнать из тысяч таких же спортивных “мерседесов”, какие летают по дорогам Германии и Швейцарии — вместо фирменной эмблемы на его капоте — герб Советского Союза.
— Они свои флаги везде развешивают, даже на сортирах, — возмущалась Ольга, когда кто-то спрашивал, зачем ей подобная глупость. — А я что, не могу хотя бы здесь обозначить свою территорию?
Ольга уселась за столик напротив Влада, у неё был грустный вид.
— Этот кретин меня достал, — злобно процедила она, заказывая себе пиво. — Со вчерашнего дня уже начал, никак не отстанет. — Она тяжело вздохнула.
Ольга замужем за вполне обеспеченным немцем. Большой красивый дом символизирует их внешнее благополучие. Существует ли благополучие внутреннее, никто из её русских друзей не знает, так как Йохан — Ольгин муж — не стремится никого из них приглашать. У него два любимых дела в жизни — он исправляет носы и вправляет челюсти, так как владеет косметической клиникой, и ещё у него маниакальный интерес ко всему, что происходит в России. Но реакция на события у Йохана более чем странная: стоит только там чему-нибудь случиться, как он сразу же обвиняет в этом Ольгу, набрасывается на неё буквально с кулаками. Теперь Ольга старается узнавать новости заблаговременно, чтобы успеть вовремя смыться из дома. Но это ей не всегда удаётся, и тогда в неё летят тапки, посуда и слова проклятий. Он вывихнул Ольге указательный палец на правой руке за то, что калужские учителя до сих пор не получили зарплату за позапрошлый год, а за пожары на шатурских торфяниках отобрал ключи от машины на две недели.
— Чего это он разбушевался? — удивился Влад. — Там вроде ничего не случилось.
— Ага, ничего! Рухнул жилой дом! И ведь никто не погиб, а он орёт!
Влад только руками развёл.
— Ещё он сказал, что мне пора заняться делом.
— Было бы дело, — кивнул Влад, — я бы тоже занялся.
— Вот и займись, — оживилась Ольга. — Нужно собрать побольше подписей под письмом базельских геев в мэрию, чтобы им разрешили встречаться в кафе “Кунц”.
Влад оторопел.
— А какое отношение к геям имеет твой благоверный?
— Никакого. Просто геи для него — это символ борьбы за права человека.
Влад присвистнул.
— Подпишешь? — спросила Ольга.
— Я!!! — вскрикнул Влад. — Ну уж нет!
— Очень тебя прошу!
— Нет!
— Ты мне друг?
— Нет, — помотал головой Влад.
Ольга надулась. Герр Сильке подал Ольге пиво и присел отдохнуть за соседний столик.
— Если в прошении указать тысячу, они придут проверить и узнают, что я лжец. — Старик потёр спину кулаком. — Болит.
— Давайте отправим письмо в мэрию с просьбой разрешить вашим хорькам встречаться в кафе “Кунц”, — мрачно предложил Влад.
— И что нам это даст? — не понял герр Сильке.
— Решим сразу две проблемы, — ответил Влад.
Герр Сильке задумался.
— Подпиши, — прошипела Ольга. — Как человека прошу!
— Никогда! — резко ответил Влад.
— Хочешь денег заработать? — шепнула Ольга.
— А что?
— Я тебе способ подскажу, если подпишешь.
— Я сам способ могу подсказать, и не один.
— О таком ты ещё не слышал. — Ольга поднялась из-за стола, делая вид, что собирается уходить. — Не будешь?
— А кто-то уже подписал?
— Нет ещё, — смутилась Ольга, — но после тебя подпишут. Первая подпись всегда самая трудная.
— Я вспомнил, — снова возник герр Сильке. — В “Кунце” любят встречаться геи, а мои хорьки вполне стандартной ориентации, судя по той скорости, с какой они плодятся.
— Ещё не факт, — ответил Влад.
— Ну? — спросила Ольга, доставая из сумки газету. — Подпишешь — отдам тебе. А нет — кому-нибудь другому. Предлагают очень крутое дело! Поверь мне!
— А сама почему не хочешь? — с подозрением спросил Влад.
— Боюсь, — искренне ответила Ольга. — Подпиши это дерьмо, и я от тебя отстану.
— Ну хорошо, — неожиданно поддался Влад, выхватывая у неё газету.
продолжение следует
Добавить комментарий