22 октября 2015 года исполнилось 145 лет со дня рождения Ивана Алексеевича Бунина, гордости российской словесности, к тому же Нобелевского лауреата. Четыре вечера на канале КУЛЬТУРА с 19 по 23 октября нам показывали документальный фильм «Две жизни, две судьбы Ивана Бунина» (2013, режиссер Максим Палашенко), автором и ведущим которого была литературовед и литературный критик, замредактора журнала ЗНАМЯ Наталья Иванова.
Все четыре фильма были насыщены материалом, фотографиями, натурными кадрами и хроникой. Наталья Иванова с помощью замечательных помощников-чтецов, актеров Бориса Романова и Любови Толкалиной, уместила жизнь Ивана Алексеевича в рамки четырех 25-минутных серий.
Фильм, естественно, навел на размышления об этой жизни.
Но прежде чем поделиться ими с читателем, скажу о том, что меня бесконечно гнетет. В известиях прозвучала новость, что арестована директор Украинской библиотеки в Москве, что в библиотеке прошли обыски и изъяты «русофобские» книги. Арест директора библиотеки, предъявление ей политического обвинения... Такого мы еще не проходили...
Или нет, было. Помнится, во времена Грибоедова кое-кто, затем попавший в его бессмертную комедию – какой точный эпитет! - считал, что, чтобы «зло пресечь» (под «злом» подразумевается свободомыслие, вольтерьянство), следует «забрать все книги бы да сжечь».
Еще один персонаж из той же не стареющей в нашем отечестве трагической «комедии», надеялся на появление циркуляра для лицеев, школ, гимназий, где отныне будут учить только маршировке, «а книги сохранят так: для больших оказий».
И что же получается? Сбывается мечта мракобесов!
Не столь давно сроки давали за хранение тамиздата и самиздата. Могли арестовать за хранение книги Пастернака, Солженицына, героя моей колонки Бунина...
Еще раньше, при Сталине, арестовывали авторов – за стихи, за прозу, за мысли...
Теперь ответчиками признаны библиотеки и их руководители. А ведь так можно напугать бедных библиотекарей до того, что они изымут со своих полок всю украинскую литературу, а заодно и всю западную. Мало ли, какие мысли в эти книги могли затесаться, вдруг «русофобские»?
Стыдно, позорно и очень-очень грустно.
Недавно писала рецензию на книгу Владимира Тальми «Полный круг...», где в частности рассказано об его аресте в 1948 году, в начале Холодной войны, и предъявлении обвинения в измене родине и шпионаже. Одним из доказательств служила найденная у него на квартире книжка «перебежчика» Виктора Кравченко «Я выбрал свободу». Но эту книжку он как переводчик в послевоенной англо-американской зоне оккупации Берлина был обязан прочитать по должности.
Правда, если исходить из советских обыкновений, чтобы осуждать «зловредность» произведения, читать его совсем не обязательно. «Я Пастернака не читал, но осуждаю» - вот типичная формула, навязанная властями «населению». Кушайте только то, что мы вам дозволяем.
И на фоне этого – совсем противоположный пример. Цикл книг «Русские в Грузии», издаваемых в Тбилиси, несмотря на российско-грузинскую войну, на охлаждение отношений на государственном уровне... Значит, можно и так?
Но продолжу о Бунине. Не хочется говорить о той катастрофе, свидетелем коей он стал и которую описал в «Окаянных днях», прочитанных нами не столь давно - по вышеизложенным обстоятельствам. А вот об «осиянных днях», о его несравненном таланте, о русском языке, которым не начитаешься, сказать хочется. Нобеля писатель получил «За строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы».
В числе "предшественников" особо стоит упомянуть земляка Тургенева. Обратила внимание на то, как оба знают русский 18 век, как органично вплетают историю дворянских родов, древние предания в свое повествование.
У Тургенева русская древность живет в «Пунине и Бабурине», в «Дворянском гнезде». У Бунина - в «Чистом понедельнике, «Балладе»... Оба писателя - свои в деревне, в лесу, в поле, оба охотники. Только Тургенев охотится с собакой и пешком, Бунин же участник конной охоты...
Знание крестьянской жизни у обоих очень «вещественное».
Они точно называют мужской и женский крестьянский наряд, точно его описывают. Открываю «Антоновские яблоки» - тут и «замашная рубаха», и «портки» и «несокрушимые сапоги с подковками».
А уж как Бунин описывает крестьянское угощенье! Вот он обедает в людской с работниками - «горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью..."
Вспоминаю, что, когда мы с сестрой, девочками, вместе с детским хором были в Париже, старые русские эмигранты с любопытством нас спрашивали, едят ли у нас по-прежнему черный хлеб и гречневую кашу. Сейчас думаю, что лучше той еды из детства, когда в воскресенье варилась картошка, и все ели ее с черным хлебом и солью или с селедкой – и нет ничего.
У Бунина в том же рассказе есть и более плотное угощение – он представляет, как его со здоровой и красивой женой-крестьянкой будет потчевать «бородатый тесть» - « с горячей бараниной на деревянных тарелках и с ситниками, с сотовым медом и брагой».
Чуть ниже, в тех же «Антоновских яблоках» рассказано про угощенье у тетушки, тут и «дули», и яблоки разных сортов, и обед «с насквозь розовой вареной ветчиной с горошком, вареной курицей, индейкой...» Любил Иван Алексеевич здоровую русскую трапезу.
Вот и в фильме Наталья Иванова рассказывает, что в досье, собираемом на Бунина бдительными органами, отмечалось, что Бунин-эмигрант «знает толк в еде и вине».
Помню, как поразили меня воспоминания Ирины Одоевцовой, где Бунин в годы войны, уже растративший и раздавший всю свою Нобелевку, блуждал по даче в Грассе в поисках куска ветчины... с громким негодованием, констатировал отсутствие «нормальной» пищи.
В этом месте мне хочется привести портет Ивана Алексеевича, тоже меня поразивший. Принадлежит он дочери Марины Цветаевой, Ариадне Эфрон, встретившей любимого ею Ивана Алексеевича незадолго до отъезда в Россию.
Бунин, кстати говоря, насчет родины не обольщался, в отличие от многих соотечествнников-эмигрантов. Нагадал Ариадне арест и стриженую голову в «стране большевиков».
Тогда она ему не поверила.
А когда все это уже с ней случилось и даже осталось позади, написала в письме к Анне Саакянц о Бунине так: «Глаза были светлые, белесые, пронзительные, недобрые — глаза-ланцеты. Сам был сух, жилист, большенос, с брезгливым ртом и красивыми, сильными, подвижными и крепкими руками. Зол, заносчив, высокомерен, влюбчив, ненавистлив и умен с головы до пят. Выпивши — добрел — выпить любил" (письмо 1961 г.)
Такая характеристика, скажу я, сильно отличается не только от словесного портрета, данного Паустовским в его бунинском «некрологе» (1953), названном Ариадной «манной кашей», но и от всех фотографических карточек и художественных изображений, где Иван Алексеевич – дэнди, красавец, холеный и аристократичный бонвиван.
Зоркая глазами и душой Ариадна увидела другого Бунина, скорее всего, настоящего.
И тут меня посещает мысль о том, что Бунин и в писаниях своих разный и пишет о разном. Ведь был он путешественником, скитальцем, где только не побывал со своей верной Верой Муромцевой. Вот тоже феномен. Девица из хорошего дворянско-профессорского дома решается на гражданский брак с малоизвестным и малоустроенным писателем - "перекати поле", к тому же еще не разведенным,– и отправляется с ним в дальнее морское путешествие в Святую землю. Конечно, это уже не тургеневские времена, было сие в 1907 году, и все же смелости и решительности этой девушки можно подивиться.
Свадьба их состоялась только через 15 лет, а ДО ТОГО сколько стран Востока и Запада они посетили, сколько гостиниц перевидали, сколько, я думаю, было у них поводов для ссор и расставания . А вот не расстались. Не расстались даже тогда, когда Бунин на виду у всей эмиграции завел роман с молодой писательницей Галиной Кузнецовой. Жена была слепа? глупа? А, может, это любовь такая? Такая, что готова простить и понять даже измену. Наталья Иванова показывает фотографию: Бунин в 1933 году в Стокгольме, на церемонии присуждения Нобелевской премии. Рядом две женщины - пожилая, Вера, и молодая, Галина Кузнецова.
Слышала от Валентины Синкевич, что Галину «из приличия» выдавали в Швеции за племянницу Бунина. Иногда говорят, что Вера Муромцева «отплатила» Бунину своим романом с литератором Леонидом Зуровым. Но, как кажется, не было там никакого романа, Вера Николаевна опекала его, годящегося ей в сыновья, чисто по-матерински.
А начала я с путешествий этой пары. И вот удивительно, как удавалось Бунину в рассказах передать какой-то первобытный, свежим взглядом увиденный чужой мир. Индокитай, Палестина... Причем, мир не только человеческий. Кто не помнит «Сны Чанга», где все дано через восприятие собаки, бесконечно преданной своему Хозяину-капитану? Удивительная история, написанная чистым и высоким почти библейским языком.
И напоследок о том, о чем не было сказано в картине, но о чем сейчас идут усиленные разговоры. Во время войны Иван и Вера Бунины прятали на своей даче в Грассе нескольких евреев. Воспоминания одного из них, литератора Александра Бахраха, не так давно публиковались в Новом Журнале. Я обратила внимание на то, что человек этот словно не осознавал, какой опасности подвергает хозяев дома. Вишистское правительство преследовало евреев и тех, кто им помогал. Буниным реально грозили арест и лагерь...
На днях прочитала, что Израиль хочет присвоить Ивану Алексеевичу Бунину статус «Праведника мира». Таковыми раньше были названы Шиндлер, Вариан Фрай, Рауль Валленберг, спасавшие евреев в разных странах.
Вот было бы замечательно причислить к ним нашего Бунина! К признанию литературному прибавилось бы признание высоких человеческих качеств. И, ей-богу, не уверена, что первое выше.
Две жизни - две судьбы Ивана Бунина. 1 серия
Две жизни - две судьбы Ивана Бунина. 2 серия
Две жизни - две судьбы Ивана Бунина. 3 серия
Две жизни - две судьбы Ивана Бунина. 4 серия
