В программе НАБЛЮДАТЕЛЬ говорили об Уитмене (1819-1892). Приурочили передачу к его 200-летию. Посмотрела в ВИКИПЕДИЮ – и нашла, что американский поэт родился 31 мая 1819 года, то есть поздравление с 200-летием слегка запоздало. Но это, согласитесь, неважно, главное - что вспомнили.
Прекрасно проведенная Феклой Толстой, передача меня порадовала. Все участники дискуссии - женщина-филолог, популярный российский поэт, американский поэт и французский поэт-переводчик Уитмена, были на высоте, каждому было что сказать.
Передачу на канале КУЛЬТУРА рекомендую посмотреть, а сама остановлюсь на некоторых моментах, меня задевших.
И первое. Если вы откроете стихи Уитмена, скажем, те же «Листья травы» - книгу, которую он писал всю жизнь и три раза пререписывал, то обнаружите, что у его сочинений порой немереные размеры. Стихи растягиваются на страницы. Если учесть, что Уитмен – реформатор стиха и первый начал писать верлибром, то есть без определенного размера и рифмы, то вот что мы имеем: одна «безразмерная» строчка идет за другой, одно перечисление следует за другим.
В принципе так можно писать до бесконечности, ведь поэта ничто не сковывает – ни границы и ритмическая протяженность определенного размера, ни поиски нужной рифмы... Графоманство какое-то...
Ударюсь в воспоминания. Приехав в Америку, я из любопытства включилась в «соревнование» поэтов –любителей. Не знаю, существует ли сейчас подобное. А тогда, лет двадцать назад, ко мне на компьютер от некой организации американских самодеятельных поэтов приходило предложение написать стихотворение.
Я его писала - и отправляла. Через какое-то время меня оповещали, что стихи мои прошли через «компетентное» жюри – и выиграли. Теперь они будут напечатаны вместе с произведениями таких же, как я, любителей, в сборнике на особой бумаге с необыкновенной обложкой и высокой ценой. Книгу предлагалось купить. Были также роскошные сборы «победителей» всегда в теплых краях, типа Флориды.
Книг этих я не покупала, в сборищах не участвовала, вообще старалась ничего о себе не сообщать. Но однажды все же решила заглянуть в интернет и поискать разрекламированные книги. И что вы думаете? – нашла! И даже свои «вирши» там обнаружила. Теперь - как они писались. Английский был мною освоен на школьном уровне, поэтому писать я могла только самые простые фразы. Но познакомившись с системой современного американского стихосложения, пионером которого был Уитмен, я поняла, что от меня требуется немного. Только чтобы была какая–то мысль и связность в изложении.
Мысль, пусть и примитивненькая, была. Видимо, для требований «компетентного жюри» этого было довольно. Конечно, это было самой настоящей графоманией... И делалось все «организацией американских самодеятельных поэтов» исключительно в целях коммерции... Но...
И вот тут я перехожу к Уитмену. Почему он, казалось бы, полностью освободивший свои стихи от всяких схем и законов, часто растягивающий стихотворение на километры, почему он при этом не графоман, а истинный поэт?
Тут, как ни странно, может помочь Тургенев. Иван Сергеевич, как известно, был ценителем поэзии, сам писал стихи, редактировал друзей-поэтов, был арбитром для Некрасова. И вот в письме к Павлу Анненкову в 1872 году он пишет: «А Рагозину я вместо отрывка из «Записок охотника» пошлю несколько переведенных лирических стихотворений удивительного американского поэта Уальта Уитмана (слыхали ли Вы о нем?) с небольшим предисловием. Ничего более поразительного себе представить нельзя».
Переводы Тургенева опубликованы не были, в рукописях остались черновики, проанализированные Корнеем Чуковским (См. К. И. Чуковский. Тургенев и Уитмен». Литературная Россия, № 31, 1967). Думаю, что Тургенева поразила в Уитмене САМОБЫТНОСТЬ. У него все было свое, незаемное – конструкция стиха, темы, обращение со словом, невероятная энергетическая насыщенность, а еще УБЕЖДЕННОСТЬ в своем праве так чувствовать и так писать.
Вот из «Песни о себе» в переводе Чуковского:
Я славлю себя и воспеваю себя.
И что я принимаю, то примете вы,
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.
Я, праздный бродяга, зову мою душу,
Я слоняюсь без всякого дела, и лениво нагнувшись разглядываю
летнюю травинку.
Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой почвы,
из этого воздуха;
Рожденный здесь от родителей, рожденных здесь от родителей
тоже рожденных здесь,
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту
песню
И надеюсь не кончить до смерти...
Признайтесь, до сих пор поражает! «Ничего более поразительного себе представить нельзя». И это после всех верлибров, которые мы читали, после Маяковского, после Бродского, которые многое у него позаимствовали.
Уолт Уитмен, кстати говоря, как и они, не кончал университетов, не окончил даже школы (в чем схож с Бродским). В отличие от них, он прожил относительно долгую жизнь (73 года) и «свое авторское кредо, «Песнь о себе», написал в 37 лет – в возрасте «смерти гениев», когда Маяковский уже ушел из жизни... Но была ему суждена долгая болезнь – в возрасте 54 лет (Бродский умер в 55) примерно 20 лет, до смерти, он был разбит параличом. Так что «полное здоровье» было у него не всегда, зато оптимизм и светлая вера в человека – не покидали. И стихи он писал до конца жизни.
Самый известный переводчик Уитмена – Корней Чуковский. Юноша Чуковский, тогда еще Коля Корнейчуков, купил книжку Уитмена в Одесском порту, у заезжего моряка, - и тогда же начал ее читать, по ней изучая английский язык. А спустя некоторое время - начал переводить.
Уитмен - как некий талисман - оставался с ним. Упомянутая здесь статья Чуковского об Уитмене и Тургеневе написана за два года до смерти.
А вообще Уитмена переводили у нас многие. Откройте сборник «Избранные переводы» «Листьев травы» - и найдете там имена Бальмонта, Зенкевича, Маршака, Слуцкого, Левика, Кашкина.
И вот тут я подхожу еще к одной теме, меня зацепившей. В конце передачи об Уитмене уважаемый филолог прочитала стихотворение поэта. Когда ее спросили, в чьем оно переводе, она ответила, что соединила несколько переводов.
И тут я задумалась. Возможно, женщине-филологу показалось, что какая-то строчка более точно переведена другим поэтом. Но ведь дело не только в точности. Существует аура стихотворения – и хорошими переводчиками, такими, как Чуковский, она передатся. Они заботятся не столько о буквальном переводе (старясь не исказить смысл), сколько о форме стиха, о его звучании на русском. О таких вещах, как длина строк, звуки и их сочетание, настроение и атмосфера.
Если из такого стихотворения вырвать строчку и заменить на другую, что-то уйдет, согласитесь?
Или с верлибром такое возможно?
Да что там верлибр! Мы знаем, как режиссеры в пастернаковский перевод «Гамлета» вставляют монологи в переводе Михаила Лозинского... Значит, текст терпит? Ничего с ним не происходит?
Короче, вопрос остается. А передачу об Уитмене обязательно посмотрите!
------
Наблюдатель 5 ноября 2019 года