День памяти Петра Петровича ШМИДТА (1867 - 1906). Теперь к шуточкам профессиональных юмористов прибавились труды запоздалых изобличителей. Но всё же этот отставной лейтенант навсегда остался героем русской интеллигенции. Администрация же катастрофически в этом неприятном для неё деле с крейсером "Очаков" провалилась. Тут - токмо правды ради, ибо я далеко не монархист, - надо отдать должное последнему царю. На докладе с сообщением, что арестованный держится горделиво, заносчиво и надо бы его подвергнуть ночному допросу с пристрастием, Николай наложил резолюцию: "Мы не в державе турецкой!"
Итак Шмидт остается героической фигурой. Почему? Потому, что история принадлежит поэту, и герой столь сильной поэмы пребудет таким, каким его видит поэт. Пастернаковская поэма "Лейтенант Шмидт" состоит из многих частей и ритмически чрезвычайно разнообразна. Разные части, пожалуй, неравноценны. Но особенно сильна сцена суда. Она в точности деталей, в спазмах потока сознания, просквозившего гущу жизни, кажется достойным продолжением толстовской прозы. Впрочем, Пастернак и во все времена жизни был толстовцем.
* * *
Скамьи, шашки, выпушка охраны,
Обмороки, крики, схватки спазм.
Чтенье, чтенье, чтенье, несмотря на
Головокруженье, несмотря
На пары нашатыря и пряный,
Пьяный запах слёз и валерьяны,
Чтение без пенья тропаря,
Рама, и жандармы-ветераны,
Шаровары и кушак царя,
И под люстрой зайчик восьмигранный.
Чтенье, несмотря на то, что рано
Или поздно, сами, будет день,
Сядут там же за грехи тирана
В грязных клочьях поседелых пасм.
Будет так же ветрен день весенний,
Будет страшно стать живой мишенью,
Будут высшие соображенья
И капели вешней дребедень.
Будут схватки астмы. Будет чтенье,
Чтенье, чтенье без конца и пауз.
Вёрсты обвинительного акта,
Шапку в зубы, только не рыдать!
Недра шахт вдоль Нерчинского тракта.
Каторга, какая благодать!
Только что и думать о соблазне.
Шапку в зубы - да минуй озноб!
Мысль о казни - топи непролазней:
С лавки съедешь, с головой увязнешь,
Двинешься, чтоб вырваться, и - хлоп.
Тормошат, повёртывают навзничь,
Отливают, волокут, как сноп.
В перерывах - таска на гауптвахту
Плотной кучей, в полузабытьи.
Ружья, лужи, вязкий шаг без такта,
Пики, гики, крики: осади!
Утки - крякать, курицы - кудахтать,
Свист нагаек, взбрызги колеи.
Это небо, пахнущее как-то
Так, как будто день, как масло, спахтан!
Эти лица, и в толпе - свои!
Эти бабы, плачущие в плахтах!
Пики, гики, крики: осади!