Раскинув руки – так обнимают будущее –
Вы медиум. Посредница между поэтом
и этими, одним и всеми, – кто пожелал бы
слышать, и слушать, и услышать, и
напитаться смыслом рассказанного.
Часть речи перенеся лишь отчасти
в речь столь многих пытавшихся.
Удавшуюся Малларме.
Как песни перепеть на языке чужестранном,
избежав перепева?
Пушкин, видите ли, не дается:
благожелатель внимательный пожимает
плечами: что тут такого?
«"Буря мглою небо кроет... " – не понимаю!»
Не чудо ли: Иосиф грустит по-французски!
Нарочитая грубость вызовет робость.
Ирония не тяжелее укола рапиры.
Мадам переводит слова, пока другие переводят бумагу.
В случае сбоя она переводит – стрелку
И пускает поезд на запасной – и опасный – путь,
но все же не под откос как другие, заскучавшие от неудач
в поисках, извините, эквивалента.
Прошло ведь и это, и все разошлись.
Слава расходится дымом и возвращается ладаном.
Дважды в год усталая переводчица переводит – mon Dieu! –
стрелки часов. В этом году не придется.
Французы прощаются долго, словно видятся в последний раз,
стоя в дверях, удерживая вопросом в спину
или позой беседующего родственника.
В этом что-нибудь католическое, что-то из Тютчева:
«Кто смеет молвить "до свиданья" чрез бездну...» –
над ней наклоняясь, прочесть вслух ленту венка – не сонетов, увы,
погребального печатные буквы златые.
И прошептать: «Прощайте, Мадам Вероника Шильц».
