Алисса

На первый взгляд, в ней не было абсолютно ничего особенного. И на второй, и на третий... Мелькала в коридорах института - молодая, не очень приветливая, неброско одетая в чересчур длинные джинсы и какие-то нелепые блузы... То ли школьница выпускного класса с научным уклоном, прорвавшаяся в отдел по разнарядке со своим проектом, то ли очередная студентка, подрабатывающая в летние каникулы, то ли аспирантка, да мало ли кто... Негустые, каштановые с песочным налетом волосы распущены небрежно почти до талии, вялая, задумчивая, совсем неженственная походка с провисшими вдоль бедер неподвижными руками...

 Но в те редкие дни, когда Алисса, сменив мешковатые джинсы на облегающие однотонные платьица - темно-синее было ее любимым - будто стряхивала с себя лягушачью ветошь, любопытному мужскому взгляду являлась манящая девичья стать... Тут уж она выделялась, вполне осознанно, из типичной стайки американских студенток, залетавших в институт из местного университета на заработки. В Алиссе была нехрупкая привлекательность молодой представительницы англосаксонского племени, с годами обычно исчезающая в назревающей тучности: широкие плечи и бедра, полные красивые руки, ладная фигура на крепких ногах.

 Алисса была студенткой третьего курса биологического, если так можно выразиться применительно к странной системе местного образования, факультета. Два года из четырех, отведенных на получение высшего образования, студенты обычно слоняются неприкаянными, коллекционируя "обязательные" предметы и лишь оставшиеся два посвящают выбранной специальности. Алисса, впрочем, своей любознательностью и трудолюбием недостатки системы компенсировала сполна: кроме необходимых курсов по биологии, посещала лекции и сдавала экзамены по истории. Через год у нее будут две степени, полученные всего за четыре года: бакалавр по молекулярной биологии и бакалавр по истории. Ни на один экзамен Алисса не тратила больше дня, все давалось ей легко – скорее, благодаря исключительной памяти, нежели выдающимся способностям.

 Алисса родилась в Западной Вирджинии - штате невысоких гор Аппалачей, рассеченных зелеными, просторными долинами. В родных местах Алисса души не чаяла и часто наезжала в родительский дом, тоскуя не по отцу и матери, а по друзьям-одноклассникам, неширокому большаку, петляющему сквозь фермерские угодья, лесистым предгорьям...

 Родители у Алиссы были немолодые: отцу за шестьдесят, мать помоложе на несколько лет. В детстве ей приходилось туго из-за жесткого характера матери и мягкого, покладистого нрава отца, неспособного постоять за детей - Алиссу и ее старшего брата Вилли. Крики и ругань матери, обычно заканчивающиеся нещадными побоями и долго непроходящими синяками, она запомнила на всю жизнь.

Отец, ветеран войны во Вьетнаме и неисправимый подкаблучник, не вмешивался, сам побаиваясь разбушевавшейся супруги. Брат, хоть и постарше Алиссы на нсколько лет, не заступался за неё в ссорах с матерью: ему и без этого доставалось гораздо больше. Однажды, навестив родственников, мать с детьми возвращалась домой на семейном микроавтобусе. Они обменивались неторопливо впечатлениями о нескольких днях, проведенных в гостях. Алисса не к слову обмолвилась о встрече со знакомым мальчиком-ровесником, совершенно позабыв о наказе матери, не разрешавшей ей общаться с ним и даже упоминать о нем в разговоре. Мать, взбесившись, остановила машину, забрала у двенадцатилетней дочери теплую куртку, и, высадив ее, укатила домой с Вилли.

До ближайшего городка было долгих тридцать миль пустынного шоссе. Стояла поздняя осень, к вечеру легкий морозец напоминал о приближающейся зиме. Алиссе повезло - садистка-мать не отобрала у неё сотовый телефон. Она дозвонилась отцу, который приехал через полчаса и забрал ее. Алисса продрогла насквозь, заболела, так и не дождавшись сочувствия матери, тупо уверенной в своей правоте.

 Алисса закончила частную церковную школу, хотя родители её образцовыми верующими не были. Совсем еще крохой, лет семи от роду, сама нашла Библию, прочитала от корки до корки. Друзьям потом рассказывала:

 “Я очень удивилась, когда узнала, что Иисус существует на самом деле”.

 Всё у Алиссы было наоборот: дети в её возрасте мирились с грустной действительностью, узнав, что Санта Клаус - добрый миф и к их рождественским подаркам никакого отношения не имеет, а маленькая Алисса самостоятельно открывала для себя реальность бытия и учения Иисуса Христа. Вот как бывает.

 “Я люблю моего Иисуса”, - не стесняясь, говорила она с милой улыбкой, искренне и просто.

 Первым поклонником Алиссы после появления её в институте стал немолодой программист Рой. Прежде в отдел, куда она временно устроилась на работу, Рой заглядывал редко и только по необходимости: в его обязанности входили настройка компьютеров, гарантия их исправной работы и загрузка программного обеспечения. Рою было около сорока лет, трудился он здесь давно и свое дело знал досконально. Высокий и какой-то нескладный, с косичкой жёстких курчавых волос, в бейсболке и просторной уличной куртке, которые он не снимал зимой и летом, Рой выглядел довольно запущено. Тонкие черты его темного лица оживали внезапно при нечаянных взрывах гулкого смеха.

 Увидев Алиссу в коридоре, Рой спросил её что-то пустяковое и болезненно-оживлённо завязал с ней долгий разговор ни о чём и обо всем сразу. Алисса на такие порывы, особенно со стороны мужчин, всегда отзывалась быстро, с готовностью выслушивая их болтовню, подогретую её женским вниманием. В тот конкрентый период её жизни, она выпала на какое-то время из характерной для молодёжи сначала этой отдельно взятой страны, а потом и для бездумно вторящих сверстников в остальных частях света, сферы "друзей-подружек", или boyfriends-girlfriends, на языке оригинала, сиречь незарегистрированного сожительства мужчины и женщины.

Друг Алиссы Захари, а в американском уменьшительно-ласкательном просторечье Зэк, расстался с нею, тем самым облегчив и намного упростив её существование. Причина раздора была довольно незаурядной и заслуживающей упоминания: искренне верующая Алисса проявляла нетипичную для своих лет и общественного положения (студентка университета) девичью неподатливость. Кроме того, повседневные взгляды и речи Зэка-безбожника коробили её до глубины души. Умываясь слезами - чувства между ними все же наросли за несколько лет близкой, но не интимной дружбы - они разошлись.

 Находясь, волею судьбы, в свободном полёте, Алисса с удовольствием отвечала на невинный флирт, предлагаемый случайными мужчинами. В эту категорию попал и бобыль Рой, перебивающийся редкими связями с отзывчивыми женщинами. Зацепившись за Алиссу нечаянной беседой на ходу, он плотно осадил её ежедневными визитами и продолжительными разговорами на разнообразные темы.

Вскоре последовали и безобидные приглашения в соседние кафешки-ресторанчики сначала на обеденный перерыв, а затем и по вечерам, после работы. Алисса не противилась ухаживанию Роя, словно не догадываясь о конечной его цели. В это же время к ней проявляли плохо скрываемый интерес и другие институтские холостяки. Была в Алиссе особенная черта, так нечасто встречающаяся у женщин в абсолютно естественном, бессознательном виде: общающиеся с ней мужчины далеко не первой молодости забывали о своём возрасте и лелеяли в мыслях призрак шального успеха.

 “Я стара душой”, - объясняла Алисса свое загадочное влияние.

 На 21-летнюю Алиссу с "престарелой" душой клюнул и разведённый, под пятьдесят, завлаб Джон с душой ещё не увядшей и падкой до всего миловидно-женского в широком возрастном диапазоне - в законных пределах, естественно. Их встреча произошла по сценарию, удачно опробованному эмоциональным Роем: коридорная улыбка, приветствие и коротенькая заинтересованная беседа на тему кто, откуда и почему мы раньше не встречались. Во время этого невинного диалога, Джону удалось выяснить, что Алисса, в отличии от типичного американского сверстника, много читает и любит поэзию.

В порыве внезапной заинтересованности, он, сам читающий стихи довольно редко, по настроению и только когда уж совсем невмоготу без них по жизни, разыскал в интернете строки замечательного, но малоизвестного англоязычной публике поэта - и отнес Алиссе. Якобы сгорая от любопытства узнать ее мнение о стихах и непритворно желая расширить кругозор девушки чтением настоящей поэзии. На самом же деле, конечно, чтобы щегольнуть своей эрудицией, привлечь-приблизить к себе, смутно рассчитывая на какие-то будущие, неотчетливо представляемые самому себе, отношения.

 Алисса была откровенно удивлена такой скорой и неприкрытой симпатией. Джона, странного и моложавого то ли парня, то ли годящегося ей в отцы мужчину, она подметила в институте намного раньше, но, не замечая в его глазах интереса к себе, лишь скромно кивала в ответ на его отрешенные приветствия. А тут вдруг ни с того ни с сего дружелюбное многословие, знакомство, да еще и стихи... Стихи ей, кстати, пришлись по душе и, разыскав в списке сотрудников адрес электронной почты Джона, Алисса скромно поблагодарила его. Слегка заинтригованная, Алисса невольно искала встречи с ним и дождалась: через пару дней, натолкнувшись на неё в коридоре, Джон пригласил её ресторан, где они познакомились поближе, в неожиданном порыве откровенности поведав друг другу о своих жизненных обстоятельствах и переплётах.

 С тех пор Алисса повадилась ежедневно навещать Джона в его кабинетике, где у них сходу разворачивались продолжительные беседы на темы совсем не научные и не имеющие к работе никакого отношения. Неудобства не ощущалось, разности в годах тоже. Ей нравилось, как Джон, не стесняясь, осматривал её во время разговора - его взгляд ласкал, будто рукой, грудь, бедра, касался нежно волос, гладил плечи.

Алисса обычно усаживалась на выступ его рабочего стола, уютно скрытого от посторонних глаз книжной полкой, болтая по-девчачьи ногами перед лицом Джона, развалившегося комфортно в податливом офисном кресле и наблюдавшего за ней. Как-то уходя, по-американски приобняла его за плечи - невинная и довольно распространненная здесь среди всех слоев населения повадка. Немного опешив, Джон тем не менее успел ответить взаимностью, легонько прижав Алиссу к себе свободной рукой, скользнувшей - невзначай? - чуть пониже талии.

 “Ты чудной. - нисколько не обидившись, улыбнулась Алисса. - До завтра!”

 С того дня она, убедившись предварительно, что серебристая тойота Джона уже припаркована на институтской стоянке, забегала с утра к нему в кабинет, угощала конфетами, иногда печеньем домашней выпечки, заводила беседы, которые он с неприкрытым удовольствием поддерживал. Её целомудренная до сих пор дружба с Джоном упростилась до предела, за которым обычно следует только физическая близость. Обсуждалось, разбиралось по косточкам и судачилось между ними всё: их семьи, ее отношения с мужчинами и его связи с мимолетными подругами, безликой чередой проникавшими в его несемейную жизнь, работа, любимые книги, вера, мнение друг о друге...

 Несмотря на этот все ещё не интимный полуроман с Джоном, Алисса, по чисто женской любознательности, не прекращала амуры и с одиноким Роем, время от времени отвечая на его предложения согласием. Однажды Рой уговорил Алиссу прогуляться в местном парке после рабочего дня: надо, мол тебе, девочка, отдохнуть от учебников, экзаменов и лаборатории, подышать свежим вечерним воздухом, размять ножки.

Парк, находящийся в пяти минутах езды от института, в этом же городке, являл собой уголок полудикой природы, сохранение и поддержание которого в идеальном состоянии возможно в любой отдельно взятой стране западного полушария. Узкая асфальтовая дорожка, по обеим сторонам которой были вмонтированы бесплатные спортивные тренажеры, рассекала его надвое; небольшая речонка с берегами, аккуратно выложенными валунами по правую руку и рассыпной галькой по левую, деловито бежала сквозь парк, спеша влиться в игрушечное озеро неподалеку. Переодевшись дома в футболку и длинные, до колен шорты, Рой заехал за Алиссой, снимавшей квартиру поблизости от института, и они в полном согласии отправились в парк на прогулку, дабы освежиться после долгого рабочего дня.

 Вовсе не по иронии судьбы, а по устоявшейся ежедневной привычке, этим же теплым летним вечером и в том же парке пробегал свои обязательные две мили Джон. Вечерние пробежки стали для него бездумной привычкой, необходимостью. Если по какой-то причине этот маленький ритуал срывался, то возникал ниоткуда лишний час и он не знал, как его провести, чем себя занять. Во время бега мысли обычно неслись по-обывательски беспорядочно и каждый раз начитанному Джону вспоминалось набоковское: непоследовательность и лихорадочность дум, признак средних умов.

 Скользнув машинально взглядом по идущей впереди парочке, Джон пронесся было мимо, но невысокая, широкобедрая фигура девушки и косичка из проволочных волос на голове парня показались ему знакомыми даже в наступающей полутьме сумерек. Сбившись с ровного ритма, зачем-то пропустило удар сердце, прихлынула невидимо к лицу кровь. Обернувшись, Джон озорно эдак поприветствовал Алиссу с Роем - а это, конечно, были они - бодро взмахнув рукой. Совсем не ожидал он, что за месяц успеет так бездумно привязаться к этой молодке - без всякого повода, надежды на успех и здравого смысла.

 “Вот сучка, - шлепая кроссовками по асфальту размышлял Джон, - a этот жох как быстро к ней припал, учуял девушкино пренебрежение к возрасту... А я распинался перед ней как дурак, мальчишка, откровенничал обо всем...”

 Не зная, не решив для себя, как вести себя с этой девчонкой при неизбежных встречах, Джон молча и серьезно кивал в ответ на её оживленные приветствия, отводил глаза. Его электронная почта пополнялась каждый день все новыми Алиссиными письмами, требующими объяснений, жалующимися на скуку. В конце концов, она не выдержала и заглянула к нему в кабинет. Усевшись по привычки на угол рабочего стола, спросила:

 “Ты что, думаешь я спала с Роем? Дурак, у нас ничего не было. Я вообще девственница. Хочешь верь, хочешь - нет. Рой одинокий человек, он нуждается в простом человеческом общении. Вот и все - а ты избегаешь меня, отводишь глаза при встречах. Сколько тебе лет? 48? 49? А ведешь себя как мальчишка”.

 Они помирились и все пошло по-прежнему. В один из выходных, Джон пригласил Алиссу посетить национальную картинную галерею, куда его, совсем не знатока и даже не любителя живописи, постоянно, тем не менее, влекло. Перед началом просмотра, по совету Джона, они спустились в просторный и дорогой буфет, взяли поллитровую бутылку французского красного вина и фруктов. Алиссе несколько месяцев назад исполнился 21 год - американское "питейное" совершеннолетие, разрешающее потребление спритных напитков.

 С такой малой закуской распили бутылку пополам - почти непъющая Алисса не дала Джону высосать вино самому, по-товарищески разделила компанию. По-американски не обращая внимания на людей за соседними столами, они оживилась и захмелевшая слегка девчонка Алисса громко перерассказала Джону то, что он уже знал из их предыдущих бесед: историю о бывшем друге Зэке, родителях, учёбе в университете, месячной благотворительной поездке в Ботсвану - облегчить участь зараженных СПИДом. Потом они долго бродили по лабиринтам галереи, где Джону так и не удалось блеснуть его скудной и разрозненной эрудицией - большинство картин было Алиссе известно, особенно полотна на библейские темы, о которых она с видимым удовольствием и знанием деталей поведала Джону.

 Их знакомство продолжалось все лето и в какой-то момент легко могло перейти в более серьезные отношения. Это случилось уже под осень, за неделю до окончания институтской практики Алиссы. Будто невзначай и сам не понимая зачем, Джон предложил ей заглянуть к нему домой после работы. Дома, бутылка хорошего красного вина залежалась, трудно поверить, с весны, ожидая подходящего случая. Алисса и глазом не моргнула - согласилась. Выпив по полному бокалу - не по стандартым пяти унциям - этого терпкого, слегка сладковатого по причине мудрёной технологии приготовления вина, они с удовольствием погрузились в привычную для них откровенную, на пределе дозволенного, беседу. Подливать Алиссе у него рука не поднималась, а про себя Джон не забывал.

 “Налей мне ещё”, - опять удивляя его, потребовала она. Серьёзно, будто решившись на что-то и соглашаясь с запретными Джоновскими грёзами, в осуществление которых он не смел и поверить.

 Собственно, после такого неозвученного одобрения со стороны Алиссы, вполне естественнен был бы лёгкий шаг вперёд, к следующей, неплатонической уже странице их отношений. Например, простое движение руки, дотронувшейся до каштановой пряди волос или порозовевшей от вина бархатистой щеки Алиссы. Джон этого шага не сделал, руки не поднял - не по робости, а потому что был совестлив: его дети были одного с Алиссой возраста. Алисса отвела глаза.

 - Спасибо, что не обидел. Я знаю, ты всё понял, я сама виновата.

 “Лучше бы молчала, дурёха, - подумал Джон, - теперь буду жалеть”. А вслух отшутился:

 - Ты и от Зэка ушла, и от меня ушла, только от мужа не уйдешь - ищи мужа себе, девочка.

 Шутка оказалась пророческой. В следующую их встречу в институте, Алисса обмолвилась о своем знакомстве с симпатичным и глубоко верующим молодым человеком, студентом из Южной Америки с гармоничным именем Мануэль Санчес. По её словам, они сразу нашли общий язык и часами беседовали о вере. Джон посоветовал Алиссе убедиться, что Мануэль действительно заинтересован в ней самой, а не в её американском гражданстве. Алисса была лаконична: “Он честный, я разбираюсь в людях”.

 С началом семестра Алисса перестала заходить в институт, записки от неё по электронной почте приходили всё реже. Через полгода Джон узнал через общих знакомых, что Алисса вышла замуж за Мануэля; ещё через несколько лет - что у неё уже есть дети, две девочки. В канун очередных Рождественнских праздников, когда сотрудники лаборатории по традиции устроили небольшую безалкогольную пирушку во время обеденного перерыва, кто-то пригласил её наведаться - у добросердечной Алиссы со всеми были хорошие отношения, её помнили. Джон с трудом узнал в располневшей, невысокой женщине с округлой, без намека на талию фигурой, Алиссу.

Она, конечно, заметила его растеряность, но, нисколько не смущаясь и тщательно скрывая своё понимание, протянула ему свою годовалую дочурку - подержать. Немного опешив, Джон осторожно и неосознанно правильно - отец троих детей - взял кроху на руки, пробурчав обычную в таких случаях чепуху - похожа на маму, как спит, красуля, не плакса и что-то ещё. Девчушка недоверчиво смотрела на Джона, готовая разреветься в любую секунду. Поскорее вернув ребенка Алиссе, Джон, извинившись, ретировался, нарочито громко приветствуя только что вошедшего знакомого.

 В голове мелькнуло банальное: всему своё время. Время их с Алиссой мимолётного притяжения и странной дружбы неповторимо отступило назад, расстворившись бесконтурно в прошлом.