1952. г. Челябинск – 40. Закрытая зона. Ныне Озёрск. Политехникум. Физический факультет.
- Пишите заявление – будем принимать вас в комсомол. Вы один в группе не комсомолец».
- Мне ещё нет 14 лет.
- А когда вам исполнится 14 лет?
- В декабре. За два дня до Рождества по Юлианскому календарю.
- Вы атеист?
- Да. Крещёный. В 1945, в первом классе. Моя крёстная мать Анфиса Рындина. И крёстный отец Александр Сапожников.
- Новый год прошёл, пишите заявление в комсомол.
- Не могу. Пока ещё считаю себя не достойным быть в этих рядах.
- Почему? Учитесь вы хорошо – будем принимать.
- Я бы мог учиться лучше, но ленюсь и как только … я сам обращусь к вам с заявлением.
1958. г. Обнинск. 107 км от Москвы по дороге на Малоярославец. Первая в мире атомная станция.
Начальник смены Мерзликин Николай Иванович: - А ты почему не собираешься на ледокол? Давай, пока молодой. Приехавшие на стажировку моряки говорят о нехватке специалистов по атомной установке.
- Меня не возьмут. Туда требуется две партийные рекомендации, а я даже не комсомолец.
- Ерунда какая. Одну рекомендацию я тебе дам – я помню тебя ещё по Челябинску-40, а вторую тебе напишет парторг. Пошли к нему.
Парторг: - Он даже не комсомолец.
Мерзликин: - А ему не в партию. Ему на работу. Как он работает? Хорошо? Вот садись и пиши.
1962. Борт первого в мире атомного ледокола «Ленин».
Инструктор ЦК ВЛКСМ Масленников: - Вы говорите, что на соревнования не собрать спортсменов – гуляет народ, отмечает приход из Арктики. А куда смотрит комсомольская организация?
- Вот их-то и не собрать. Да и разве в жизни отличается комсомолец от не комсомольца? Если только оплатой членских взносов.
- А вы комсомолец?
- Ни дня! Мы из казаков – нам врать нельзя. С детства отучены.
- Вы хотите сказать …
- Да. В «Комсомолке» написано, что по отчётности комсомольских организаций в СССР спортом занимается полтора населения страны.
- Но комсомол выиграл Отечественную войну!
- Если вы имеете в виду Отечественную войну 1812 года, когда женщины с вилами бросались на французов, то, уверяю вас, они не были комсомолками. Народ восстал против завоевателей. И неважн, в каком году. В любой войне. Вне зависимости от партийности.
- Так вы считаете, что это не комсомол выиграл войну?
- Войну выиграл народ. Нужны были герои? Они были или реальными, или придуманными, и не стоит говорить, что это только комсомол. И вообще давайте начнём говорить правду. Комсомол себя изжил. Ликвидируем комсомол как оболванивающую молодёжь организацию. Вы знаете, что говорите неправду, все остальные понимают, что вы говорите неправду, а на неправде ничего путного построить нельзя. Давайте начнём говорить правду. Кто-то из классиков сказал, что ВСЕ наши беды оттого, что мы говорим неправду.
Общесудовое собрание на следующий день.
Помполит: - Вчера, в беседе с инструктором ЦК ВЛКСМ, член нашего экипажа допустил оскорбительные высказывания в адрес комсомола. Он, как Моська из подворотни, лаял на Слона – комсомол. Я считаю, что таким не место в экипаже нашего атомного ледокола.
Член экипажа: - Во-первых, Смирнов не комсомолец. Во-вторых, - это его личное мнение, которое он вправе высказывать. И в-третьих, комсомол никогда не пользовался мерами экзекуции по отношению к несогласным.
Помполит: – А где вы видите применение мер экзекуции?
- Во-первых, я сказал, что «комсомол никогда НЕ пользовался мерами экзекуции», а во-вторых, это вы сами предлагаете выгнать Смирнова из экипажа, а он отличник по профессии, отличный спортсмен и вообще…
После длительных дебатов, в которых восемь человек выступило в поддержку меня и один (кандидат в члены КПСС) против, председатель спросил, какое будет решение собрания. Постановили: 1. Смирнову поставить на вид за невежливое отношение к гостю ледокола. 2. Помполиту извиниться перед Смирновым за «Моську».
Через день появились комсомольские деятели из пароходства и сказали, чтобы я собирал чемодан, так как в пароходстве решили меня уволить. Я, по судовой трансляции, объявил общесудовое собрание по окончании рабочего дня. Народ собрался, и я оповестил о происходящем. Многие возмущались. Предложили взять меня на поруки, только не известно за что. – Кого мы хотим взять на поруки? Он лучший по профессии, недавно ему вручили грамоту как лучшему спортсмену ледокола, а мы…?» Постановили: «Экипаж ледокола берёт Смирнова на поруки, чтобы его не уволили из пароходства.
Помполит не унимался, давили из пароходства. Было ещё одно собрание, где меня ещё раз взяли на поруки.
В Москве инструктор ЦК сообщил об обнаружении на ледоколе «Ленин» антипартийной группировки во главе со мной. Всех выступавших на собрании «за» зачислили в эту группировку. Их по одному вызывали, кого в комитет комсомола, кого в партком, кого в профком - и там «жучили». Из Москвы пришло указание от какого-то генерала «в трёхдневный срок забрать Смирнова, ранее не служившего, в армию». (В те времена с атомных объектов никого в армию не брали).
Отступление. Во время приёмки ледокола «Ленин» на Адмиралтейском заводе, я выступал за команду «Адмиралтеец» на первенство Ленинграда по баскетболу. Во время игры повредил внутренний мениск правого коленного сустава. Некоторое время нога полностью не выпрямлялась, но со временем состояние улучшилось, хотя иногда мениск выскакивал и мешал нормальному функционированию ноги. Я пробыл неделю в больнице Чудновского, где мне массировали бедро, делали примочки, но полностью от недуга не избавился. Это не мешало моей работе, и судовой врач сказал, что со временем это всё «устаканится».
По указанию из пароходства, я был направлен на медкомиссию для поступления в армию. На комиссии я продемонстрировал рваный мениск, который перекатывался под кожей и прощупывался. Врач-хирург написал в медзаключении о моей непригодности к службе в армии. Меня вызвали в городской военкомат к полковнику (я помню его фамилию) Потапуко. Он кричал, что у него приказ в трёхдневный срок…, что он меня обязательно отправит в армию и сгноит где-нибудь на северной оконечности Новой Земли. В ответ я сказал Потапуке, что согласен идти в армию с условием, если буду кататься в коляске, а полковник позади будет бегать с моим автоматом.
Мне дали сопровождающего офицера и отправили на областную военную комиссию. Удивительно, но мениск снова защемился и я шёл прихрамывая. Офицер шутил: «Ты будешь хромать, когда пойдём обратно, а сейчас можешь не придуриваться». Растолкали очередь, офицер прошёл к председателю комиссии и объяснил ситуацию. Потом вызвали меня. Женщина-хирург спросила, почему я удостоился такой высокой чести. Я сознался. Она покатала под кожей на коленке хрящик мениска, сказала, что ноги у меня как у скаковой лошади и выдала заключение: «к службе в армии не годен». На обратном пути офицер изматерился, и я спросил его, можно ли мне хромать и сейчас. Привели меня к Потапуке. Он кричал и верещал. Постановили: отправить меня в военный госпиталь - там люди с погонами, им прикажут и ... .
На конференции Северного флота некоторые из выступавших требовала дать им этого «недоноска» Смирнова на воспитание – они сделают из него человека!
Военный госпиталь в Мурманске расположен на проспекте Ленина напротив кафе «Юность». Ознакомившись с моей вступительной историей болезни, дежурный врач спросил, какие ветры занесли меня, гражданского, в военный госпиталь? Поведал ему мнение Потапуки о врачах в погонах. Доктор поморщился и сказал, что они сначала врачи, а погоны идут потом. Пробыл я в военном госпитале дней десять. Вызывали меня на какие-то консилиумы, предлагали операцию, от которой я отказывался. Ничего конкретного не говорили. Настал день выписки. Вышла медсестра с заключениями медкомиссии. Я взял свою папку и увидел выступающий край справки: «к нестроевой». Взял справку и попросил матроса прочитать, что там написано. Он прочитал: «В мирное время не годен, в военное время годен к нестроевой службе». Я спросил: «Так меня возьмут в армию или не возьмут?» Матрос посмотрел на меня: «Сейчас войны нет, значит не возьмут». Я вышел, отошёл немного, голова закружилась - и я потерял сознание.
Валялся я, вероятно, недолго, так как большую толпу зевак не собрал. Хорошо, что меня не затащили обратно в госпиталь. Встал, зашёл в гастроном и купил бутылку портвейна. Рядом было общежитие, в котором были знакомые девушки. Разлили по стаканам. Выпить не могу – руки трясутся. Взял стакан двумя руками и, стуча по зубам, выпил.
Пришёл на остановку, нашего судового автобуса: - Ты где пропадал? Что-то тебя давно не было видно». Я тупо улыбался.
Сдавали паспорта и военные билеты на прописку по пароходству. Принесли паспорта с пропиской. Моего военного билета не оказалось. Я написал заявление на увольнение и отнёс его главному механику Следзюку. «Калиныч» меня выслушал и сказал:- «Побудь на борту пару часов. Ничего не предпринимай. Я схожу в город». Александр Калинович вернулся часа через четыре. Таким я его никогда не видел. Он был бледен. Протянул мне мой военный билет: - Работай и ни о чём не беспокойся».
Почему-то меня пригласили на диспут (модные в те времена) в комитет комсомола. Отказываться было нельзя. Во время «отдыха» в госпитале мне в руки попалась брошюра «Этика русских революционеров-демократов». Память у меня была хорошей и на диспуте я сыпал цитатами из Добролюбова, Чернышевского, Белинского и, разумеется, Ленина.
Встретил знакомого, который восторгался моими выступлениями на диспуте. – Но ты же не был там, - удивился я. - Я слушал запись этого диспута. Тебя специально пригласили, включили тайно магнитофон и хотели отловить тебя на антисоветчине, чтобы выгнать из пароходства. Но против революционеров -демократов не попрёшь. Молодец!
Всё это длилось несколько месяцев.
Через некоторое время Калиныч повысил меня в должности до старшего инженера службы Радиационной Безопасности. Практически я стал заместителем начальника службы. Мне было 24 года.
На теле появилось более десятка мест неконтролируемых сокращений мышц. Нервные тики были в самых неожиданных местах. Дёргались мышцы на руках и ногах, на спине и на животе. Дёргались мышцы под глазами, вызывая вопросы знакомых и незнакомых дам, «почему и зачем я им подмигиваю?»
1988. Борт атомного ледокола «Таймыр».
Я помполиту: - Вы 26-ой год вписывете в мою характеристику «допустил оскорбительные высказывания о комсомола».
Помполит: - Но вы же допустили высказывание.
Я: - Правда не бывает оскорбительной. Оскорбительной бывает только ложь. А я и сейчас готов подписаться под своими словами. И ваша партия настолько слаба и несправедлива, что более четверти века преследуете меня, никогда не состоявшего в партии, за моё мнение р ней.
А мениск со временем «приработался» и я продолжал заниматься спортом. Воистину не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Добавить комментарий