Я подошёл ко входу в Большой дом на Литейном, 4, в Питере. Часовой пропустил меня и указал, куда пройти к дежурному офицеру.
- Мы на такие вопросы ответов не даём, - сказал офицер.
- Но моя специальность - радиоактивность и без справки по Форме 2 - допуск к секретным документам - я работать не могу. Меня принимают на работу как специалиста, делают запрос на Форму 2, ждут месяц, справка не приходит - и меня увольняют. А это печати в паспорте: «принят – уволен». И в каждом новом учреждении, куда я пытаюсь устроиться, на меня смотрят как на «летуна». Я хотел бы знать, стоит ли мне и дальше пытаться устроиться на работу по специальности?.
– Хорошо, - сказал офицер, - приходите через два дня к 11 часам, я полистаю ваше Дело.
Было уже два учреждения, куда меня с удовольствием принимали, а потом, извинившись и не объясняя причин, увольняли. В личной беседе говорили о «трудностях» с получением на меня Формы 2.
А до этого была и работа в Обнинске, под Москвой на реакторах трёх типов, и шесть лет работы в первом экипаже атомного ледокола «Ленин», и в Питере был начальником службы Радиационной безопасности с окладом в 200 рублей. Но организация переехала в Гатчину, а я уезжать из питерской коммуналки в однокомнатную квартиру в Гатчине не согласился. Остался без работы, и у меня начались трудности.
Перед офицером лежало «моё» Дело. Даже «Капитал» Маркса не шёл в сравнение по толщине с этой папкой. Я удивился, что моя обычно-типичная персона удостоилась внимания, вероятно, многих людей. Они тратили усилия на меня, а могли бы в это время строить светлое будущее. Офицер перекладывал листы, что-то читал, иногда улыбался и посматривал на меня. Листы были разных размеров с рукописным и машинописным текстами. Изредка офицер говорил мне о каких-то случаях, которые я и не помнил и во внимание не принимал: когда я начал отращивать бороду, когда попал в кафе за стол с иностранцами, когда начал учить английский. - Ну а с комсомолом, - сказал офицер, - вы выступили по полной программе. Поняв, что просмотреть всю папку до конца рабочего дня ему не удастся, офицер закрыл её.
- Поработайте лет пять без допуска к секретным документам. Серьёзных проступков у вас нет, секреты вы не передавали, родину не предавали – сами понимаете, что бы с вами было в этом случае. «Подсадные утки» тоже ничего особенного не сообщили. Так что поработайте без допуска, а потом вам могут и выдать эту справку. Их выдают бывшие наши сотрудники, и они считают, что лучше не дать, чем выдать и ошибиться». Офицер встал, и я вышел.
Было понятно, что надо всё начинать с начала. Куда идти? К кому обратиться за помощью, за советом? Все вопросы без ответов. Зашёл позвонить в телефонную будку. Вдруг на меня обрушился истерический плач. Я не мог остановиться. Меня трясло. В кабину заглянул милиционер: «Вам помочь?» Я отрицательно покачал головой. Милиционер отошёл и стоял поодаль, будто он в очереди позвонить. Прошло много времени, прежде чем я перестал дёргаться. Вышел из будки, кивнул милиционеру и поплёлся на ватных ногах в своё непредсказуемое будущее.
Пришло письмо из высшей мореходки, где я числился курсантом-заочником третьего курса электромеханического факультета. Требовалось представить справку, что я работаю на чём-то водоплавающем. Выбор мест работы сократился. Единственным приемлемым вариантом был Ленинградский порт с его плавучими кранами и буксирами. Позвонил своему бывшему начальнику Владимиру Коваленко, отец которого работал начальником Ленинградского порта. Просил посодействовать устроиться электриком на плавучий кран или буксир. Для бывшего начальника я был тоже бывший - и он отказал.
Пришёл в отдел кадров Портофлота и говорю, что горю желанием работать.
– Специальность?
- Дозиметрия ионизирующих излучений. Проще – радиация. –
Можем взять только на кочегара. Нет, на кочегара вы не потянете, можем взять только учеником кочегара с окладом 37 рублей 50 копеек.
– Согласен.
– Заполняйте анкету.
А в то время все анкеты сравнивались и сверялись, так что нельзя было писать в одной анкете одно, а в другой - другое.
На атомном ледоколе «Ленин» было установлено три одинаковых атомных (правильно – ядерных) реактора с соответствующим оборудованием. Практически вся атомная установка была экспериментальной. Во время работы были выходы из строя отдельных устройств, механизмов, протечки радиоактивной воды, нештатные ситуации, перегрузки отработавшего ядерного топлива и т.п. И всегда это было связано с уровнями радиации и дозами облучения работников Центрального отсека. Во всех этих случаях технические службы писали отчёты, которые учитывались при проектировании атомных установок следующих поколений. Ибо нет лучшей теории, чем хорошая практика. Эти отчёты шли под грифом «секретно» и официально назывались «рукописными научными статьями». За шесть лет работы на ледоколе «Ленин» у меня было около десятка (не знаю сколько?) таких рукописных статей и одна открытая статья в журнале «Атомная энергия» (август 1963).
Прихожу на следующий день с заполненной анкетой. Инспектор просмотрела её и говорит:
- Это вы что, с десятком научных статей хотите работать учеником кочегара? Я вас принять не могу.
– Хорошо, - говорю, - возьмите старшим механиком, электромехаником, в конце концов, капитаном – я согласен.
- Вы что, издеваетесь? Я вам сказала, что принять вас не могу.
Отстояв большую очередь, иду к начальнику отдела кадров, объясняю ситуацию. Тот вызывает инспектора и спрашивает, почему мне отказано в такой должности и почему она меня не оформляет? - Как не оформляю? Пожалуйста, хоть сейчас.
С облегчением перехожу к инспектору в кабинет. – Вот что, - говорит инспектор, - принесите мне справку, на чьём иждивении вы жили то время, когда не работали. И без этой справки я вас на работу не приму.
– А где взять такую справку?. Может быть, у меня сто тысяч на сберкнижке, а может быть, меня содержала женщина?
- Ничего не знаю, но только без такой справки я вас на работу не приму.
Затосковал я и понял, что меня окружили со всех сторон и выхода не видно. Прихожу домой, иду в ЖЭК. После обсуждения вопроса: «Они там что, с ума сошли?» мне выдают справку, что у меня нет задолженности по квартплате. Прихожу на следующий день в кадры, предъявляю справку. – Вот видите, - улыбается, инспектор, - и справочка нашлась. Идите фотографироваться – белая рубашка, левый угол. Такие фото требуются только при оформлении документов на загранплавание, но спорить не стал – надо беречь силы, а их оставалось немного. Я старался не считать, сколько дней я не ел. За себя я был спокоен, главное – чтобы не подвёл организм.
А на фотографии деньги нужны, а у меня их нет. Тогда кондукторов в общественном транспорте не было и я удачно ездил без билетов. Вспомнил я, что в это время моряки ледокола «Ленин» в мореходке проходят курсы повышения квалификации. Приезжаю на Косую линию Васильевского острова. Первым встречаю Кирилла Титова и прошу 50 копеек на фото. – Не могу, - отвечает Кирилл, - мне самому только 80 копеек дали на обед, а ты вынимаешь у меня сосиски изо рта. Подошёл ко второму, третьему – тот же результат. Обратился к Игорю Алексеевичу Домахину, старшему электромеханику (он на 9 лет меня старше). Выслушал меня Игорь Алексеевич - и выделил мне 50 копеек.
Фотограф накинул на голову чёрное покрывало и посмотрел в объектив: - Вы плохо себя чувствуете? - Вы нажимайте спуск, а фото пойдёт или в отдел кадров, или на плиту, - посоветовал я.
Я не помню, через сколько дней мне удалось получить направление. Я нашёл причал, у которого стоял портовый буксир «Ненец». Вахтенный матрос у трапа вызвал механика: - Тут новенький пришёл. Учеником кочегара. Механик повертел в руках направление: - Пьёшь что ли, как скотина, если в 28 лет идёшь учеником кочегара? Я молчал. Механик посмотрел на меня: - Ты когда ел последний раз? Ладно, иди поешь. Потом разберёмся.
В книге «Страницы воспоминаний» я поделился своим опытом в отдельной главе «Как правильно падать в голодный обморок».
Санкт – Петербург 2009 - 2019
Добавить комментарий