Вообще папа еду не готовит, но есть два блюда, приготовлением которых он очень гордится и которые на самом деле, никто не сделает лучше него, - это котлеты и жаркое из говядины с картошечкой.
Когда наступал День жаркое, все поднимались пораньше, особенно папа, чтобы соответствующе настроиться и торжественно войти в кухню.
Как хирурга перед серьезной операцией, мама и бабушка готовили папу к стряпне. Папа, окрыленный будущим успехом, обычно стоит подняв руки, давая себя обернуть в белый отглаженный фартук, завязанный бантом на спине.
Всё уже порезано и разложено - и картошка, и злой лук, остаётся только достать мясо из холодильника.
Если кто-то думает, что в Советском Союзе мясо нужно было исключительно выстрадать в очереди, то он, скорее всего, в Советском Союзе не жил или проживал в очень большом городе, где действительно путь к мясу был тернист и где народная смекалка не могла найти себе приминения.
Прелесть же небольших советских городов и заключалась в случайных, на голову свалившихся радостях в виде, например, говяжей вырезки, радостях нечастых, стихийных, но тем большее удовольствие доставляющих.
Все начиналось с особенного кодового звонка в дверь – та-а-а-ам- там-там,- одного длинного и двух коротких, похожего на окончание торжественной прелюдии.
В дверях появлялся галантный мужчина в костюме, без портфеля, без сумки и даже без авоськи.
-Мясо!?- вопрос это или объявление было неважно, поскольку все уже знали, что с этим звонком в дверь- та-а-ам там, там, на какое-то время заканчивалось предписанное партией и правительством вегетарианство населения. Молодой человек уверенно проходил по корридору в кухню, где его ждал ажурный венский стул. Мужчина снимал ботинок, ставил ногу на стул и начинал медленно и осторожно закатывать отглаженную штанину. Картина открывалась головокружительная и восторг посвященного был неограничен. Зрителям постепенно открывалась нога, обернутая упакованной в целлофан отменной говяжьей вырезкой! Мужчина так же медленно отделял вырезку от ноги, штанина падала, накрывая вмиг похудевшую ногу.
Никому и никогда не приходило в голову поинтересоваться происхождением продукта,- все знали наверняка, куда тянется след от ноги с мясом. Этот след восходил к Хладокомбинату, совсем неподалёку находящемуся. В самом названии этого предприятия, слово «мясо», конечно, не значилось. Как и положено всем стратегическим объёктам, как то: оборонным и продовольственным - комбинат этот был обнесен серым бесконечным забором, как в длину, так и в высоту. Строгий регламент приема на работу, дисциплина, часы работы, секретность – всё на Хладокомбинате соответствовало регламенту военного предприятия. Единственное, что совершенно невозможно было обычным способом контролировать, то есть угрожая строгими выговорами, репрессиями, пугая обвинениями в госизмене, - это был...запах! Этот лёгкий, копчено-колбасный или просто еле заметный запах свежего мяса, уловимый только ультрачувствительными носами взбудораженных неожиданным выбросом мясного аромата уличных псов. Он гулял где хотел! Запах этот, подгоняемый ветерком, просачивался сквозь все атмосферные слои и дальше через бетон и даже через зловещую проходную! Информация предательски и неудержимо утекала через все кардоны прямо людям в голову... Так горожане постоянно пребывали в состоянии трепетного ожидания и надежды на то, что смекалистые работники комбината, намотав говядину на ноги, умудрятся пройти уверенным шагом через проходную комбината и тут же отправятся по домам к своим постоянным покупателям.
Прощаясь же с доставщиком, никто не пытался убить интригу лишними вопросами о том, когда случится очередной некалендарный праздник, потому что знали- он обязательно будет...
-Ну как, мы тебе еще нужны на кухне? - спрашивают папу мама с бабушкой.
-Нет-нет! Я все сам, - в возбуждении говорит папа, после чего
мама и бабушка удаляются из кухни, понимая, что ненадолго...
-Где тот нож? - кричит папа.
Все бегут обратно в кухню искать нож, подать лук, перец, лаврушку...
-Ну все, - говорит папа, - вы идите, не мешайте, я все сделаю сам!
-Масло! - доносится с кухни, и мама с бабушкой опять бегут в кухню.
- Мясо должно быть чуть-чуть с кровью,- говорит папа, но только чуть-чуть.
Он осторожно протыкает мясо кончиком ножа, выкатывается бусинка крови.
При виде живой крови мама и бабушка впадают в такой ужас, как будто папа кого-то прирезал...
- Еще одну с половиной минуты, - уже спокойно объявляет папа, не обращая внимания на потрясенных зрителей..
Вообще основное занятие нашего папы - это писать стихи, он – поэт.
Папа всегда говорит: «чуть-чуть - это та трудно описуемая мера, которая и определяет искусство, причем любое искусство, будь то даже приготовление жаркого...!»
Добавить комментарий