Казалось, это несовместимо. Исследование – это тишина, глубинное погружение, сомнения, преодоление их, анализ…Театр – это открытость, зрелищность, с самого начала присутствие, хотя бы предполагаемое, другого, присутствие зрителя. И тем не менее…
Название «Вакханалия. Пастернак» вызвало удивление. Достала том Пастернака. Перечитала «Вакханалию». Замечательная маленькая поэма. Но … Сценарий – Лев Додин, Валерий Галендеев, Игорь Евсеев. Режиссёр – Валерий Галендеев. Я знаю Валерия Галендеева как прекрасного педагога сценической речи… Значит, актёры будут хорошо читать стихи…
Всё оказалось не так. «Вакханалия» – да не та. Страшная. Вакханалия вокруг Пастернака, его романа «Доктор Живаго», Нобелевской премии.
Сначала допечатный период. Борису Пастернаку нужно, необходимо читать это, как он считает, своё главное произведение близким, друзьям, приятелям. Они не все и не всё принимают. Корнея Чуковского роман не захватывает. Анна Ахматова говорит только об описаниях природы. И – вот гениальное место – обугленное дерево. Мы потом услышим этот отрывок из романа – когда врач Юрий Живаго вынужден взять ружье, не может стрелять в людей и выбрал своей целью обугленное дерево. Но во время боя возле бывшего дерева появляются фигурки. И двух поранил, а одного убил. Потом оказывается, что нет. Когда уже доктор Живаго обходит поле сражения, он видит, что этот юноша, почти мальчик только контужен. И вместе с фельдшером они выхаживают его и отпускают, хотя тот и не скрыл, что будет бороться с красными до самой смерти.
Прекрасные строки. Но Ахматова говорит только об этом моменте. А другие линии романа? Конечно, автору хочется, чтобы услышали его мысли, ощутили его боль, полюбили героев. Но это жизнь художественного произведения в его читателях. Непростая, живая.
Роман послан в лучший журнал тех лет – « Новый мир». И вот Твардовский, окружённый сотрудниками, и он уже говорит не от своего имени. Появляется это «мы». На этот раз это ещё редакционный коллектив, не весь народ, но это уже не обсуждение – осуждение!
В газете «Книжная лавка писателей» от 30 сентября сего года напечатаны воспоминания Владимира Голяховского о возвращении ещё во время войны писателей из эвакуации, из Чистополя в Москву «Писательский пароход». Описывая тяжёлые условия этого вынужденного путешествия, автор продолжает: « Капитан парохода дал писателям толстую тетрадь-журнал и попросил, чтобы они оставили в ней записи и автографы на память о плавании. Я помню, что Борис Пастернак оставил самую короткую запись: «Очень хорошая погода. Мечтаю о свободе печати».
Это был сорок третий год… Каким несбывшимся мечтанием стала для Пастернака свобода печати в пятидесятые годы после публикации романа в итальянском коммунистическим издательстве и присуждения Нобелевской премии, когда осуждение превратилось в судилище. Когда большая страна пыталась стереть в порошок своего гениального поэта, свою славу…
Я не называю имен актёров. Только Сергей Курышев – Пастернак. Остальных надо было бы перечислить всех. Каждый играет несколько ролей. Но не роли – типажи. Набыченный, сам похожий на кабана секретарь ЦК ВЛКСМ Владимир Семичастный, и его страшные слова: свинья не сделает того, что сделал Пастернак. А этот рабочий, прославившийся фразой: «Я, конечно, Пастернака не читал, но скажу» – да он похахатывает, да он страшно доволен собой. Он не знает, кто этот человек с такой смешной фамилией, но призывает гнать его с нашей земли. А вот тоненький голосок, и как-то скособочился, крутится. Сергей Михалков – о, этот, когда надо травить, всегда первый.
Смерть Бориса Пастернака. В спектакле не звучит замечательная песня Александра Галича: «Как гордимся мы, современники, что он умер в своей постели». Но вот они довольные собой, проводящие «мероприятие». Отстояли. Зарыли. «Пошли, товарищи».
А дальше… Дальше жизнь «Доктора Живаго». Сначала диссертации за рубежом. Потом публикации в стране. И наши дни. Кажется, 2016 год. Сочинение школьницы. Для неё, как для многих молодых, нет истории. Нет шлейфа за романом – нобелевки, травли. Она пишет своё впечатление от прочитанного. Довольно примитивное, но своё. И можно сказать, что для «Доктора Живаго» только сейчас наступило нормальное время – художественное произведение и читатель.
За Пастернаком – довольно неожиданно – Эмма Бовари: «Исследование второе. Кровь книги. Флобер» – Идея и художественное руководство Лев Додин. Сценарий Лев Додин, Валерий Галендеев, Игорь Евсеев. Режиссёр Валерий Галендеев. Знаменательно, что в «Вакханалии» Александр Боровский указан как автор сценографической идеи, а здесь уже как художник. В первом случае, когда главной была судьба романа, всё вокруг унифицировано: простой стол, диваны в белых чехлах…
Во время «второго исследования» Флоберу (Игорь Черневич) даже дали таз с горячей водой, в которой он любил держать ноги во время творчества. Над столом красивая люстра, грелка под чайничком, разбросанные предметы женского туалета. И только тем, другим поставили простой диван. И они в тени. Для меня даже слишком густой. Я бы хотела, чтобы больше освещались лица говорящих – адвоката, прокурора. Но наше внимание сосредотачивается на Гюставе Флобере. И на процессе творчества. Сам Флобер говорит нам о том, как пережил нервный припадок Эммы, как у него самого сводило руки, затруднялось дыхание. Мы знаем и его фразу: «Эмма – это я». Потом, когда начнётся судилище, когда обвинят его в безнравственности и будут утверждать, что он развращает читателя, он ответит, что был абсолютно объективен. Как будто творец может быть объективным…
Создателям этого спектакля важны и отношения Флобера с любовницами (в «Вакханалии» Ольга Ивинская только пишет за Пастернака его мучительное отречение от Нобелевской) Здесь их целых три. И все колоритные (Анжелика Неволина, Ирина Тычинина, Арина Сумкина). Но нет, нет. Это как вставная новелла. Всё-таки Эмма. Прекрасная сцена Эммы и Леона в карете в исследовании дополнена макетом этой кареты в разрезе, когда почти видишь, как с трудом дама влезает в тесное помещение, с трудом укладывает юбки, как ходит ходуном дно. И это куда выразительней, чем игра на грани фола Флобера с багетом. Нас уже удивить нечем. Но какой обжигающей, какой потрясающей для современников писателя была летящая по всему городу закрытая карета и раздающийся крик: «Пошёл».
Звучат слова Владимира Набокова. Напишу, как запомнила: Половые отношения были и раньше. Литература началась в 1857 году с «Мадам Бовари».
А суд всё -таки приговорил Флобера сидеть в тюрьме с ворами и другими преступниками. Но сам процесс, и даже не выступления адвоката, а речи прокурора, который так обильно цитировал возмущавшее его произведение, способствовали популярности Эммы Бовари. Роман был издан большим тиражом и распродан за неделю.
В двадцатом веке режиссёр Винсент Миннелли решил экранизировать самый знаменитый роман Гюстава Флобера. Но в тридцатые годы американский сенат принял законы, запрещающие показывать в кино и в театре произведения, опасные для общественной нравственности. И Миннелли, чтобы скомпрометировать цензуру своего времени, обрамлением к истории Эммы сделал суд над её создателем почти столетней давности. Фильм « Мадам Бовари» вышел в 1949 году. И демократическая Америка не устроила травлю своего режиссёра.
-------
Фото Виктора Васильева
Добавить комментарий