В конце марта я был в гостях у Игоря Криштафовича, человека многих талантов. Он доктор технических наук, изобретатель, глава фирмы по разработке и производству уникальных воздухоочистителей, заодно уничтожающих вирусы и микробы. Но мне он больше известен как автор превосходных литературных пародий (пишет их под именем Южанин) и автор книги “Теория юмора”, вышедшей в конце прошлого года по-русски, а в апреле этого года по-английски (продается в ведущих книжных магазинах США). Он отмечал свое 60-летие, к нему в Сиэтл из Москвы прилетел брат Юрий, а из Бостона — я. О наших разговорах и поездках — нижеследующее эссе.
 |
|
|
|---|
Было веселое время, когда я был исключен из всех рядов за распространение антисоветской литературы. Началось это дело при Андропове, а продолжалось при Черненко, когда снова наступили вегетарианские времена и, вместо того, чтобы меня посадить по статье 70, разрешили уволиться с кафедры философии Физтеха по собственному желанию. Уйти на свободные хлеба. Вот в эти-то времена всех моих исключений-увольнений я подрабатывал еще и сочинением разных реприз и миниатюр. Быстро сошелся с Ляховицким (ныне покойным), главным актером у Райкина, который потом создал собственный дуэт с братом Аркадия Райкина (“Максим Максимов”). Они исполняли много моих композиций. Потом кое-что тот же Шифрин, Ян Арлазоров. Москонцерт платил по ими составленным ведомостичкам неплохо. Только мало. По такому случаю присутствовал на всяких летучках и сборищах секции юмористов Мосэстрады. И там не раз слушал выступления Петросяна. Они были толковыми и точными.
Как-то он в ответ на обещания некоторых авторов написать нечто очень смешное и остроумное рассказал притчу из Монтеня.
В Греции задумали построить дворец и пригласили нескольких лучших архитекторов для своего рода конкурса. Один обещал построить самое величественное здание. Второй — самое красивое. Третий — самое большое. Встал четвертый: “Все, о чем тут говорили они по отдельности, я сделаю один”.
Сам Петросян ничего не сделал, но притча красивая.
Все же отчего у Петросяна такой убогий репертуар? А оттого, что дает максимальные сборы. Народ любит шутника Петросяна. Его кошмарную “Смехопанораму” — была такая на ТВ. И вот результат: из юмористов Петросян самый зажиточный, в прошлом году его доход превысил 2 миллиона долларов. Как сочинять высокодоходные шутки я не знаю. Знал бы — сочинял. А бездоходные — это пожалуйста.
Недавно был на опере Верди “Травиата”. Шла она в Бостоне, главную роль Виолетты пела моя племянница, ныне уже известная оперная певица Дина Кузнецова. Кстати сказать, многие не знают, что травиата — это не имя, а, так сказать, звание. В СССР некоторые пытались и не просто пытались, а и называли родившихся дочек Травиатами. По-итальянски травиата — куртизанка. В обычных словарях этого слова нет. Может быть, потому, что “травиата” — это скорее, дама, сошедшая с праведного пути. Выходит, девочка только родилась, а ее уже называют проституткой. Нет, травиата — это не столь грубо. Скорее, нечто, близкое к гетере. Особа с камелиями, дама полусвета, имеет богатого любовника — покровителя, но может его и заменить, как не оправдавшего доверия. Дает балы, но в доме с аристократическими устоями своей не будет. И в знатную и просто добропорядочную семью не войдет. Вот та, вердиевская травиата по имени Виолетта пыталась, и дело кончилось летальным исходом. Верди — лучший оперный композитор Италии. А “Травиата” с “Отелло” — его лучшие оперы, исполнители — отменные. Посему билетов уже за неделю не было, я пошел на прогон по контрамарке, которые даются администрацией певцам, а те уж раздают родственникам и знакомым.
Какая-то часть контрамарок ушла студентам. Чернокожих, как обычно, там почти не было, хотя билеты-контрамарки раздавали бесплатно. Не ходят, и все тут. За деньги на спектаклях их и вовсе нет. Намечается элитарное, а вовсе не эгалитарное искусство. В антракте один знакомый отметил одноцветность публики и спросил меня, отчего бы это? Я ответил, что афроамериканцы ходят только на оперу “Отелло”. Там мавр душит белую Дездемону. Они его поддерживают овацией в горе утраты. В высшей степени неполиткорректная шутка.
Но вернусь в Сиэтл. Там мы с братьями Криштафовичами ездили на чудовищно роскошном Мерседесе, отдающим древнеримским пресыщением, распадом и разложением. Едем на авиазавод Боинг, именитый поэт Южанин объясняет своему брату с севера Юрию значение слова trip — путешествие.
Я сказал, что по правилам американского словообразования путешественник будет — tripper. Доездился, — злорадно добавил я. Пародист Южанин и его северный брат удовлетворенно хмыкнули, — чувствовалось, они не любят таких путешественников.
Ясно, однако, что за такую шутку никто не заплатит. Не путешественнику же, право, платить. Ему самому на лечение нужно. Нет, не будет в честь меня двадцати салютов в аэрозольной упаковке. А будет повесть о гостях-варягах: волоком через пороги.
Да, едем мы на наглом Мерседесе, Юра управляет одной левой. Он все делает одной левой. Но так, как многие и правой не сделают. И даже двумя. А правую он потерял из-за галантности: покупал торт на перроне, что-то там долго его запаковывали, поезд пошел, Юра побежал с тортом за ним. Как там случилось непоправимое — никто точно не знает. Вдруг — оказался на рельсах, накатывается колесо вагона. Бросил свое большое тело баскетболиста в сторону, а правую руку не успел. Может быть, торт помешал. Ничего было сделать нельзя. Может быть где-то в чудодейственной американской клинике и приживили бы. Но — вряд ли. Слишком велика по ширине обода зона травмы — 30 см.
Другой бы спился. Или вообще ушел бы вслед за рукой. Юра же совсем перестал пить. Мы-то за обедом выпивали. И за ужином. Пей да дело разумей, а всех делов-то, чтобы выпить.
А он все преодолел. Водит машину лихо, как раллист. Гоняет на горных лыжах. Ходит на морских яхтах по островам Средиземного моря. Руководит успешной фирмой в Москве. Не говоря уж о мелочах. Например, завязывает шнурки. Попробуйте это сделать левой. Или правой. Отрежьте хотя бы кусок от батона. Приготовьте яичницу с беконом. Наденьте брюки. Помощи от других не просит. Зато помогает им. Он — преодолел фатум. Сделал то, что не удавалось ни Эдипу, ни Ахиллу. Счастливый человек.
Тем не менее, я бы спросил: Вы отдали бы за руку вашу превосходную “Ауди” (у Юры в Москве — “Ауди”)? Ответ был бы, не сомневаюсь, такой: “И “Ауди”, и квартиру, и все, что имею, включая одежду. Остался бы голым. Все бы отдал, кроме жизни близких”. Значит, счастье неполное. Но только потому, что полного не бывает. Всегда какая-то горчинка. Хотя бы потому, что счастье преходяще и быстротечно. И вообще, как учил Монтень: “Нельзя судить, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер”.
То есть, о нас пока говорить рано. Нет, мы, безусловно, счастливы, но до конца ли?
Итак, едем на заводы “Боинга”. Юра за рулем — любит он это дело. Едет и млеет от полноты жизни. А мы просто отдыхаем да блаженствуем. То есть — все временно счастливы. Как и временно живы. На входе всем говорят оставить камеры и сотовые телефоны. Против промышленного шпионажа? Как всегда сообщают, что их главный сборочный ангар — самое большое по объему строение в мире. Двери с футбольное поле. Оттуда выкатывают готовые Боинги — от сравнительно небольших 757 до гигантов 747 и 777. Это у них такая мания — называть модели, начиная с семерки и кончая ею же. Но почему более ранние модели часто оказывались с большими номерами — это тайна фирмы. Наверное, для того, чтобы запутать конкурентов.
Наблюдаем за сборкой 777. Вся сборка производится на одном месте. Самолет постепенно обрастает оболочками и начинкой. Но… никакой сборки почти не видно. Двое сидят на крыле у двигателя не двигаясь. Один стоит на полу поодаль. Чем-то все это напоминает музей мадам Тюссо. Потом один вдруг уходит, нарушая иллюзию музея. Кран подвез часть кожуха от двигателя. Эти двое спустились и тоже ушли. Кожух завис на тросе. Последними ушли мы. Статус музея допотопной техники восточных культур был восстановлен.
Спрашиваем у бабушки-экскурсовода, как долго идет сборка одного 777? Отвечает: 3-4 месяца. То есть, что же, получается, три-четыре самолета в год? Ну, тогда можно не спешить. Но прикидываю: пусть выпускают в год еще по столько же других марок. Все равно никак не наберется больше двадцати. Пусть еще военных соберут пару сотен. В то время как во время Второй мировой войны в год собирали до 50 тыс. самолетов. Никак не может быть, чтобы сейчас выпускали всего пару десятков самолетов в год! На самом деле, на сборку одного Боинга уходит 2-3 дня, бабушка что-то напутала. Нам сказали, что готовится запуск конвейера. Зачем бы при такой медленной сборке? Впрочем, все зависит от скорости движения транспортера. Если скорость будет такова, что движение ленты займет от начала сборки до конца полгода, то тогда новация понятна. А так — пусть конкуренты из Аэробуса понервничают. У них, небось, конвейера нет. Мыслил ли так основатель фирмы Уильям Боинг (1881-1956)? Нет, конечно. В прошлом году европейский аэробус обошел по числу продаж Боинг. Вот теперь с помощью конвейера будут наверстывать.
Слушать нашу бабку-экскурсоводку, было ни к чему. Она там вообще все путала. Говорила, например, что Уильям Боинг прибыл в Сиэтл в 1906 году, хотя на самом деле — в 1910. И основал поначалу компанию Pacific Aero Products в 1916 году, которую через год переименовал в The Boeing Airplane Co. Затем свел дружбу с Дугласом и, с течением времени, поглотил его. Вышло как в случае со Святославом, который уведомил: “Иду на вы, — и тут же крикнул, — эй, ты, поди сюда!” Думаю, то же для сохранения производственной тайны. Боролись с промышленным шпионажем. И то правда: Боинг сейчас делает военные самолеты, вертолеты, спутники. Знатная техника!
Мерседес наш все время меня удивлял своей техникой. Cruise control есть на многих машинах. Но там — особенный. Встроенный радар определяет расстояние до впереди идущей машины, и, если она сбавляет ход, наш мерин вслед за ней тоже. Сиденья подогреваются и охлаждаются. Регулируются во всех трех измерениях, притом седалище двигается независимо от спинки, что напоминает арабский танец живота. Зато в спинку вмонтировано (кроме подогрева, как и в седалище), еще и охлаждение. И массажер, который мнет и елозит по спине по ходу движения. Останавливаемся — руль поднимается, сиденье отъезжает. Это чтобы удобнее выходить. Садишься — руль и сиденье сами едут на место. В других моделях при остановке и открытии двери сиденье еще и поворачивается как избушка к водителю задом, и он чуть ли не пинком-ускорителем вываливается из машины. В нашем — давление в шинах на ходу измеряется и пополняется. На ходу меняется три типа жесткости пневматической подвески. При подъезде к стене передом или задом радары сообщают о расстоянии до препятствия, и машина сама остановится, не коснувшись стены. Вообще, вся нашпигована датчиками, процессорами и электро- (или серво-) моторами. Но главное (для меня) — встроенный экран навигатора GPS. Все видно, как на ладони. Куда ехать, где поворачивать. Нежный женский голос говорит, когда приготовиться к повороту, а сейчас, де, уже следует повернуть. Этот голос на время заставляет забыть о цене машины — 85 тысяч долларов. Если проскочили, весь маршрут пересчитывается по-новому. Мы как-то проскочили все повороты, Юра очень ругался, а милый голос сказал: “Теперь только на разворот”. И карту показали — вот здесь. Развернулись, доехали. И было, ради чего: нас ждал роскошный ужин. Тут вспомнилась еще одна шутка: в подвале Белозерского монастыря обнаружили рукопись Ивана Сусанина: “Как завести друзей”.
Да, сколько нам открытий чудных уже приготовили. И сколько еще будет!
Например, в институте геофизики открыли, что угол наклона земной оси (23 градуса) в точности равен пионерскому салюту и не отличается от офицерской чести. А я открыл, слушая передачу по радио о красотах Заполярья, что всё поражает человека, впервые попавшего на русский север, но более всего то, как он туда попал?!
Еще одно открытие было сделано в борьбе за мир. Оно выражено в формуле:
“Привет от голубя мира с разделяющейся боеголовкой”. Как говорится, смешные шутки прошу относить на счет моего остроумия, а не смешные — на счет отсутствия у вас чувства юмора.
Все эти приветы, а также мощный русский мужик Юрий вызвали желание еще раз просмотреть размышления возрожденца Монтеня, его “Опыты”. Его мысли по поводу жизни-смерти я опущу, а вот суждение Монтеня про засилье писателей приведу:
“Некогда Гальбу осуждали за то, что он живет в полной праздности. Он ответил, что каждый обязан отчитываться в своих поступках, а не в своем бездействии. Он заблуждался: правосудие преследует и карает также и тех, кто бездельничает.
Следовало бы иметь установленные законами меры воздействия, которые обуздывали бы бездарных и никчемных писак, как это делается в отношении праздношатающихся и тунеядцев. В этом случае наш народ прогнал бы взашей и меня, и сотни других. Я не шучу. Страсть к бумагомаранию является, очевидно, признаком развращенности века. Писали ли мы когда-нибудь столько же до того, как начались наши беды? А римляне до того, как начался их закат? Помимо того, что в любом государстве утонченность умов никоим образом не равнозначна их умудренности, пустое это занятие становится возможным лишь потому, что всякий начинает нерадиво отправлять свою должность и отбивается по этой причине от рук. В развращении своего века каждый из нас принимает то или иное участие: одни вносят свою долю предательством, другие бесчестностью, безбожием, насилием, алчностью, жестокостью; короче говоря, каждый тем, в чем он сильнее всего; самые слабые добавляют к этому глупость, суетность, праздность, — и я принадлежу к числу этих последних. И когда нас гнетет нависшая над нами опасность, тогда, видимо, и наступают сроки для вещей суетных и пустых. В дни, когда злонамеренность в действиях становится, делом обыденным, бездеятельность превращается в нечто похвальное. Я тешу себя надеждой, что окажусь одним из последних, против кого понадобится применить силу. И пока будут принимать меры против наиболее злокозненных и опасных, у меня хватит времени, чтобы исправиться. Ибо мне представляется, что было бы безрассудным обрушиваться на меньшие недостатки, когда нас одолевает столько больших”.
Я тоже написал всякого, чего мог бы и не писать. Но для этого мне нужно было бы жить на Гавайях и по-руссоистки сливаться с природой. А я живу в большом городе. Живя так, невозможно не писать. На завершение одно мое старое и опубликованное произведение о том, как я писал заказные научные произведения. Ибо писать новое нет сил. И желания. Да и надо ли, когда все уже сказано?
НАПИСАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
“Что делаешь — делай быстрее”.
Евангелие от Иоанна
— Я бы хотел написать диссертацию.
— Ради Бога. На какую тему?
— Все равно. Только побыстрее.
— Это можно.
— А какова будет тема моей диссертации?
— Поскольку вам все равно, то лучше всего писать на самую быструю тему.
— Какую же?
— На тему об ускорении.
— Нужны еще отзывы на диссертацию.
— Будут, но только с замечаниями.
— А кто на них ответит?
— Мы достойно ответим.
— Кто это “мы?” Меня как автора в это дело не впутывайте.
— Не беспокойтесь. Все будет сделано. Без вас.
— Отлично. Только не медлите. Кстати, моя диссертация об ускорении чего?
— Как можно медлить с ускорением? Между прочим, об ускорении всего.
— А досрочно сдать диссертацию можете?
— Могу. И даже могу быстрее.
— А раньше срока?
— Могу еще скорее.
— Неужели так быстро?
— Да, стремительно.
— Когда же?
— Она была готова для вас еще вчера.
— Отлично. Деньги завтра.
— Нет, сегодня. И даже скорее — сейчас.
— Так сразу?
— Да, немедленно.
— Хорошо, берите ваши деньги.
— Превосходно, получайте вашу диссертацию.
— Прощайте.
— Заходите еще.
— Скоро зайду.
— Не тяните.
— Считайте, я уже пришел.
— Ах да! Возьмите автореферат, отзывы, замечания, ответы на замечания.
— Сколько с меня?
— Еще столько же.
— Так много ?
— Время — деньги, знаете ли.
— Но у меня скоро защита. Знаете, какие расходы?
— Ваша диссертация вносит крупный вклад в ускорение прогресса, а прогресс окупается.
— Вы меня убедили. До скорой, теперь уже докторской.
— Чего там докторской. Вы уже готовый академик. Деньги вперед, и я вам достаю место на Новодевичьем.
— Благодарен по гроб. Эпитафия готова?
— Давно. Вот она: “Здесь наконец-то упокоился человек, который так стремительно приближал светлое будущее, что оказался в нем значительно раньше срока” .
Добавить комментарий