В тот вечер в комнате, где проходили заседания литературного объединения «Магистраль», царило необычное оживление. И не только потому, что ожидался приход известного турецкого поэта Назыма Хикмета, а в следующий раз нашего доброго покровителя мэтра поэзии Павла Григорьевича Антокольского. Нет, сегодня в центре внимания был никакой не очередной именитый поэт, а наш сверстник простой студент МОПИ (Московского Областного Педагогического Института) Володя Войнович.
Он сидел рядом с нашим руководителем во главе стола и со значением поглядывал то на одного, то на другого своего соратника по борьбе за место под солнцем советской литературы. Некоторые отвечали ему приветливой улыбкой, другие упирали глаза в узоры линолиума на полу, пряча зависть в уголках рта. Рядом на столе лежала пачка газет с докладом самого Хрущева, где глава государства процитировал пару строк из написанной Войновичем песни "Заправлены в планшеты космические карты...". Благодаря этому она становилась теперь чуть ли не гимном советских космонавтов.
То был настоящий фурор. Никто еще из магистральцев не поднимался на такую высоту, никто никогда не удостаивался чести быть замеченным Сверху. Да и для самого Войновича, по его словам, та невероятная удача случайно им написанной песни была полной неожиданностью. И ведь, на самом деле, до тех «космонавтов» он вовсе не претендендовал в «Магистрали» на какое-либо превосходство по сравнению с другими.
Хотя, как и многие молодые начинающие «гении», В.Войнович был честолюбив, самоуверен, независим и вместе со всеми не упускал случая «посветиться» на каком-нибудь очередном общественном мероприятии. Например, у меня до сих пор хранится афиша, оповещавшая москвичей о "Вечере литературного обьединения "Магистраль", состоявшегося 16 июля 1958 года в парке Сокольники. Среди участников этого вечера, кроме всех прочих, включая автора этих строк и В.Войновича, были Б.Окуджава, А.Аронов, Е.Хромов, Э.Котляр и некоторые другие – их имена потом стали широко известны.
Стал ли после того всесоюзного признания В.Войнович каким-то высокомерным, тщеславным и заносчивым, как полагали некоторые его конкуренты? Не уверен. Мне тогда не показалось, что он сделался каким-то самовлюбленным зазнайкой, хотя, как и раньше, оставался по-юношески максималистским, колким, едким что, естественно, далеко не всем нравилось.
Впрочем, надо сказать, что Войнович вообще всю жизнь отличался резкостью и категоричностью суждений, в том числе и по поводу своих коллег. Известна его неприязнь к так называемым «деревенщикам» - плохо отзывался он о В.Распутине, А. Белове и других. Не очень лестно высказывался о Ч. Айтматове. И уж совсем наотмашь отчитал А.Солженицына в памфлете «Портрет на фоне мифа» и острой сатирой поддел его в романе «Москва 2042».
Но критикомыслие Войновича вовсе не надо было принимать с неким минусом. На самом деле, он был мудрым, участливым, внимательно вглядывавшимся в мир человеком, остро и эмоциально реагировавшим на несправедливость, ложь, чванство. Как творческий, талантливый и активный служитель храма Искусства, он представлял собой единичное штучное творение древнеримской богини Минервы.
Поэтому, естественно, по самым разным вопросам политики он часто имел свое собственное мнение и постоянно влезал во всякие публичные затеи. А написание Войновичем острых протестных «Открытых писем», обращенных сначала к Хрущеву, а потом к Брежневу и Андропову, вызывало особую к нему неприянь и гнев властей.
Известно, как сильно он прессовался за эту свою неуемную активность, за открытую причастность к диссидентной деятельности. Помню, когда с ребятами мы зашли к нему как-то в его однушку-хрущевку на Бауманской, он, грустно улыбнувшись, посетовал на то, что за подписание какого-то очередного письма его теперь, несмотря на наличие учительского диплома, преподавать не берут даже в среднюю школу.
После наших еженедельных встреч на заседаниях «Магистрали» и на разных приятельских посиделках 50-60-х годов, мы много лет с В.Войновичем нигде не пересекались. Однако я старался не пропускать ни одной новости, связанной с его именем. В первую очередь, конечно, это касалось выпуска его прекрасных книг. Вместе со всей читающей публикой я наслаждался «Двумя товарищами», «Хочу быть честным», «Путем взаимной переписки», хохотал над «Чонкиным», «Монументальной пропагандой», «Шапкой».
Узнавал я от общих знакомых и друзей о жизни Володи после высылки из страны в Германии и США, о здоровье его жены Иры и учебе дочери Ольги, горевал о такой же, как у меня, операции на открытом сердце после инфаркта и о прочих эмигрантских жизненных неурядицах. Но и порадовался его успехам, и особенно теплому приему при возвращении в Москву.
Новые мои контакты с В.Войновичем возникли уже в далеко ушедшие от молодости времена. Сначала они были заочными, через его давнишнего приятеля писателя Бена Сарнова и моего близкого лос-анджелесского знакомца, бывшего многолетнего сотрудника "Нового мира" Левы Левицкого.
Но более плотно мы стали приятельствовать с 2015 года, когда В.Войнович приехал в Лос-Анджелес. Его выступление было организовано в небольшом школьном зале Западного Голливуда. Он поднялся на трибуну со своей прежней немного саркастической улыбкой и теми же курчавыми волосами, доставшимися ему от мамы-еврейки. Правда, теперь они уже были не густыми и не темно-каштановыми, а сильно поредевшими и совершенно белыми.
Публика собралась в основном пожилая, интеллигентная – говорливые неровно подкрашенные старушки в одноцветных старомодных платьях и седо-лысые старички в отглаженных белых сорочках и строгого покроя костюмах. Они дружно подходили к стоявшему сбоку у стены столу с книгами автора, подолгу их рассматривали и понемногу покупали.
Войнович начал с рассказа о своей тогдашней работе над задуманным им новым большим романом и его первой частью - книгой с названием «Фактор Мурзика». Потом он долго отвечал на многочисленные вопросы, один из которых меня приятно удивил. Его спросили о судьбе начатой им в начале 90-х годов повести «Новые русские», отрывки из которой тогда печатались в московской «Вечерке» и, как мне было известно, нигде больше. Вот, подумал я, есть в зале еще и такие редкие почитатели Войновича, которые внимательно следят за тем, что он делает. Очень это было приятно.
Я вопросов никаких задавать не стал, а послал копию той афиши о нашем вечере в Сокольниках. Когда все стали расходиться, Войнович зашарил взглядом по аудитории, мы встретились глазами, потом объятиями, а потом и кружками будвезерского пива в ближайшей забегаловке на бульваре Сансет.
Дальнейшая наша связь продолжалась во время моих ежегодных приездов в Москву. Здесь, конечно, у него, да и у меня, большого времени для встреч не было. Мы общались в основном по телефону, когда я звонил ему в загородный дом под Троицком, где он жил со своей второй женой Светой.
Хотя однажды он пригласил меня на спектакль в московском театре М. Розовского «У Никитских ворот», где шла его пьеса «Би-эм-дабл-ю» - этакая полукомедия, полудрама, полусатира. После представления мы с Володей и Марком Григорьевичем накоротке поболтали, выпили по рюмке чего-то не очень крепкого и быстро разошлись – Войновича у подъезда поджидала машина.
Не могу здесь удержаться, чтобы не поворчать на тему порчи с возрастом наших далеко не легких характеров. На примере В. Войновича можно заметить, как к старости лет юношеская ироничность и саркастичность нередко перерастает в пристрастную непримиримость.
Так, в одной из своих последних книг мемуарном «Автопортрете» В. Войнович не совсем справедливо, на мой взгляд, вспоминает какие-то обиды, связанные с некоторыми его прежними друзьями и покровителями. Особенно меня кольнула нелицеприятная реплика, относящаяся к А.Твардовскому, хотя ведь именно тому он обязан публикацией в «Новом мире» его первых произведений, давших ему известность. Досталось от него и некоторым коллегам по перу и единомышленникам, таким, как В.Максимов, Ф.Светов, К.Икрамов и другие.
Последний раз я видел В. Войновича 26 сентября 2017 года на его 85-летнем юбилее, который проходил в ЦДЛе (Центральном доме литераторов). Тот вечер, по правде говоря, произвел на меня немного грустное впечатление, хотя его и слегка скрадывало кубанское сухое, которое в литдомовском фойе без ограничения разливали в бумажные стаканчики молодые артисты театра Стаса Намина, одетые в костюмы из музыкального спектакля по войновичскому «Чонкину».
Но окружавшее огорчало не столько своей скромностью, не соответствовавшей значимости юбиляра. Не отсутствием хотя бы дежурного поздравления от московского Кремля. И даже не обидой на всеохватного гения российской литературной современности Д. Быкова, который, как говорил мне Войнович, должен был вести тот вечер, но на него не выбрался.
А тем, что пришедшие на чествование юбиляра знаменитые "властители умов и сердец", которые, казалось бы, совсем недавно, в течение десятков лет были у всего русскоязычного мира на слуху и на глазах, теперь представлялись лишь бледными тенями тех, уже бывших, блестящих писателей, артистов, режиссеров.
Шаркающей походкой, тяжело и немощно опираясь на палку, прошел по вестибюлю главреж театра "Ленком" М.Захаров. С бледной маской лица в клеточку морщин вышел на сцену кумир молодежи прошлого музыкант-певец герой "Машины времени" А.Макаревич. Не меньше огорчил вид сильно раздавшейся в теле, серо и небрежно одетой, обидно постаревшей моей любимой писательницы, мастера блестящей прозы В. Токаревой.
Сначала огорчился, а потом подумал: а что сам-то я, когда бреюсь, на себя в зеркало не смотрю?
Гвоздем программы были отрывки из стасонаминовского спектакля по «Чонкину». Молодые артисты старались, как могли, но тяжеловесность и серость постановки никак не радовала.
Я не стал дожидаться конца вечера, чтобы подойти к Войновичу и еще раз его поздравить, но внутренне оправдался тем, что в окружении разных знаменитостей ему, наверно, было бы и не до меня.
Ехал в метро домой и грустил. По прошлому?
Добавить комментарий