В 1918 году, благодаря Луначарскому и Горькому, С.Прокофьев оказался в Америке. Перед ним встал вопрос о выживании в чужой стране. Ко всем проблемам прибавилась и эпидемия «испанки», о которой еще в Киеве шутливо писала Тэффи. Но там были свои. И когда доктор спросил у Тэффи: «У Вас бал?» - она ответила - «Нет, это меня пришли проведать». Прокофьев же в Америке был один. Вот, что он писал в своих дневниках в это время.
Дневник Сергея Прокофьева
3 октября 1918 г.
Совершенную панику нагнала на меня испанская инфлюенция (грипп). До сих пор она для меня звучала как-то анекдотически с её состоянием «прострации», хотя я о ней слышал ещё в Японии. Но сегодня в газетах — тысяча случаев в день в одном Нью-Йорке с 5-процентным смертным исходом. В Нью-Йорке ещё благодать, а в других городах повальная эпидемия. Разлететься из Большевизии в Нью-Йорк и скончаться от испанской инфлюенции! Какой сарказм! Говорят, если сразу лечь в постель и пролежать неделю, тогда ничего, и главное, не будет воспаления лёгких, от которого большинство смертных исходов.
12 октября 1918 г.
...Инфлюенция достигла четырёх с половиной тысяч в день. Побаиваюсь. Купил пульверизатор для носа и сосновое масло.
14 октября 1918 г.
Был по приглашению Фишера для переговоров о цене за «Сказки». Я назначил тысячу долларов. Фишер не моргнул и сказал, что даст ответ. Ответ пришёл вечером - не может
Был у Сталя. Он кашляет как сумасшедший, но говорит, что температура нормальная и доктор сказал, что инфлюенции нет. Я нюхал камфору, чтобы дезинфицировать нос. Утром он ходил к своему портному — ночью умер от инфлюенции. Он к другому — и тот.
15 октября 1918 г.
Сталь лежит — инфлюенция. Я боюсь, что заразил меня.
16 октября 1918 г.
Так и есть: температура 98,6°F, т.е. по-нашему 37°— немного повышенная. Кашель и болят ноги. Сидел дома. Если это инфлюенция, то ничего не поделаешь, надо терпеливо переболеть. Поэтому отношусь философски.
Кончил «Гавот».
К вечеру температура нормальная.
17 октября 1918 г.
Утром чувствовал себя хорошо. Не инфлюенция.
18 октября
Сегодня опять повышенная температура и ужасный насморк. Сижу дома и промываю нос.
Кончил Danz'y. Немного скучно - нет предпочтения.
Звонил Обольскому, проектируя с ним эскападу.
У Сталя кризис: 104° по Фаренгейту. Вообще Фаренгейт в своих огромных числах очень импозантен.
В городе инфлюенция слабее.
Навещали Mme Больм и Mme Шиндлер.
19 октября
Целый день плачу. Насморк ударился в глаза. Нельзя даже читать. Но к вечеру лучше, температура нормальная, и я поехал в Carnegie Hall участвовать в русском концерте для американского заёма.
21 октября
Простился с моей 109-й улицей и переехал в Hotel Wellington, лежащий довольно центрально. Отель спокойный, публика живёт помесячно, позволяют играть на фортепиано и вообще здесь довольно много артистов. У меня две хороших комнаты с ванной и двумя шкапными комнатами, в которых удобно прятать чужих жён, если будут ломиться разъярённые мужья. Но увы, пока романтическая сторона хромает.
От насморков и опасения, что инфлюенция, выздоровел.
23 октября 1918 г.
Инфлюенция не уменьшается: вертится до четырёх-пяти тысяч в день и на восьмиста покойниках. Есть случаи скоротечного характера: в двенадцать часов готово дело. Крест. Говорят, это разновидность лёгочной чумы. Нечего сказать, приятное развлечение!
Хотя у меня впечатление, что, приболев несколько дней назад, я перенёс параинфлюенцию, и теперь, возможно, застрахован от настоящей.
28 января 1919 г.
Инфлюенция ещё не стихла и триста случаев отмечаются каждый день. А сегодня ужасная пневмония в одни сутки скрутила бедную Mme Шиндлер, милую, здоровую, красивую женщину. Шиндлер убит, Больмы в слезах. Я очень им сочувствую, но не показываюсь к ним — боюсь заразы...»
Добавить комментарий