Двадцать четыре миллиона и восемьдесят семь центов! И это всё! Из них три миллиона в акциях офшорной кампании, зарегистрированной в Тринидаде и Табаго. Она выторговывала их по миллиону у отца, и у нее до сих пор горели щеки при одном воспоминании о том, как она торговалась. Господи, какого мнения был о ней отец, какой жадной считал он её!
Делла трижды пересчитала деньги. Двадцать четыре миллиона и восемьдесят семь центов... А завтра — Рождество.
Ясное дело, что ничего другого не оставалось, как хлопнуться в джакузи, размером с теннисный корт, и разреветься. Делла так и сделала — из чего можно вывести заключение, что вся наша жизнь состоит из слез, жалоб и улыбок, с перевесом в сторону слез.
В то время как хозяйка будет переходить от одного душевного состояния к другому, мы успеем бросить беглый взгляд на её тяжёлую жизнь. Делла Боттомдаун, в девичестве Боттомап, была единственной наследницей сэра Эзры Боттомапа. Отец Деллы успешно продолжал теневой бизнес, начатый ещё его прадедом. В тайном списке журнала Forbes сэр Эзра занимал нулевое место, обогнав первый номер на пару-сотню миллиардов. Клан Боттомапов заработал своё состояние на мировом чёрном рынке на подпольном производстве и продаже семечек.
Во всех развитых и недоразвитых странах, от прерий Амазонки и до заснеженных полей Сибири, люди Боттомапа под разными торговыми марками продавали семечки как здоровый наркотик, не требующий медицинского рецепта. В архивах ФБР сохранилось засекреченное свидетельство истинной гибели капитана Кука. Прадед сэра Эзры договорился с гавайскими туземцами, что корабли Кука доставят им годовую партию семечек. Однако члены экипажа втайне от капитана за месяц плавания слузгали весь товар. А на берегу один пьяный моряк пошутил перед аборигенами, что семечки находятся внутри Кука. Это и привело к последующей трагедии, детально описанной в песне Владимира Высоцкого.
Имение, в котором Делла ютилась с мужем, занимало всего сто шестьдесят шесть гектаров. При въезде на входных воротах красовалась табличка: «М-р Джеймс Диллингем Боттомдаун».
Во времена давно прошедшие и прекрасные, когда хозяин дома зарабатывал сто тридцать тысяч долларов в неделю на продаже домов по всей поверхности земли, включая дома на сваях в океане с вертолётной площадкой, буквы «Диллингем» имели чрезвычайно заносчивый вид. Но в настоящее время, когда доходы упали до жалкой цифры в восемьдесят шесть тысяч долларов в неделю, эти буквы как будто бы потускнели и словно задумались над очень важной проблемой: а не уменьшиться ли им всем до скромного и незначительного Д.?
Но при всем том, когда бы мистер Джеймс Диллингем Боттомдаун ни возвращался домой и ни вбегал в мраморный вестибюль их главного пятиэтажного особняка, миссис Джеймс Диллингем Боттомдаун, уже представленная вам как Делла, неизменно восклицала: «Джим!» и крепко-крепко сжимала его в объятиях. Из чего следует, что у них всё обстояло благополучно.
Делла кончила плакать и припудрила щёки. Она стояла у окна их восемнадцатой спальни и смотрела, как морские волны грациозно набегают на одинокий пляж возле дома. Завтра Рождество, а у нее только двадцать четыре миллиона и восемьдесят семь центов... Сколько счастливых часов прошло в мечтах! Она строила всевозможные планы и расчеты и раздумывала, что бы этакое красивое купить... Что-нибудь очень изящное, редкое и стоящее, достойное чести принадлежать ее Джиму!
А теперь я должен сказать вам вот что. У четы Джеймс Диллингем Боттомдаун были две вещи, которыми они гордились сверх всякой меры. Первая, это подлинная картина Леонардо да Винчи, написанная им после тайного посещения древней Руси. Темпераментный Леонардо сразу же влюбился в русскую девушку Лизу, смело, с улыбкой, участвующую в несанкционированном митинге.
На память об этой короткой встрече он, вернувшись, написал шедевр “ОМОН и Лиза”. Холст в свое время принадлежал отцу Джима, а еще раньше его деду. А вторая вещь - это уникальные туфли Деллы от фирмы Спарада из кожи огненной гиены, покрытые золотом и инкрустированные бриллиантами с изумрудами. Если бы царица Савская жила напротив в доме для прислуги и хоть бы раз в жизни увидела туфельки Деллы, когда та, стуча высокими каблучками, спускалась к своему Ламборгини, то мгновенно и навсегда потускнели бы все драгоценности и дары её величества.
Если бы, с другой стороны, царь Соломон, при всех своих несметных богатствах, набитых в подвалах, хоть единый раз увидел, как Джим раскатывает холст Леонардо, то он тут же на месте, на виду у всех, выдрал бы себе бороду от зависти!
Чудесные волосы Деллы упали вдоль ее плеч и заструились, точно каскад каштановой воды. Вдруг нервным и торопливым движением Делла собрала волосы. После того минуту-две постояла в глубокой задумчивости, а тем временем несколько скупых слезинок скатилось на красный французский паркет времён Людовика ХIV. Внезапно Деллу осенило: она вспомнила, как Джим рассказывал ей об онлайн-аукционе eBay, где можно было быстро продать и купить любую вещь.
Мигом взлетела Делла на второй этаж и остановилась на площадке их компьютерного зала, с трудом переводя дыхание. Ни минуты не колеблясь, она сбросила туфельки и сделала их высококачественный снимок с помощью айФона, который фирма Apple только собиралась запустить в производство через два года. Уникальный телефон был секретно подарен сэру Эзре за его вклад в бесперебойное обеспечение кафетериев Apple органическими семечками из Занзибара.
Делла быстро поместила фотографию на лот аукциона и поставила разумную начальную цену: всего восемьдесят восемь миллионов и 99 центов. Бриллианты на туфлях ослепляли потенциальных покупателей с экрана монитора. Первый отклик не заставил себя долго ждать. Через пятьдесят три минуты пришло сообщение от некоего пользователя под незнакомым именем “Бил Гейтс”:
- Восемьдесят восемь миллионов и 1 доллар.
- Переводите скорее деньги! — написала Делла. У неё не было времени торговаться, да и предлагаемая цена всё же на 1 цент превышала первоначальную.
А затем в продолжение целых двух часов она парила по городу на розовых крыльях. Простите эту метафору и затем позвольте сказать вам, что Делла перерыла чуть ли не все магазины в поисках подходящего подарка для Джима.
Наконец, она нашла то, что ей было нужно. Несомненно, это было сделано для Джима - и только для него. Подобной вещи не было больше ни в одном магазине, а она побывала повсюду. В элитном бутике Dollar Tree она увидела платиновую рамку для картины с восьмью бриллиантами величиной с Деллин кулачок. По бокам рамки также находились миниатюрные слоники из слоновой кости вместе с погонщиками на спинах, которые могли издавать разные звуки. Слоны ступали на золотой песок, а в оазисах по периметру пробивались диковинные изумрудные растения.
Только знаток оценил бы по-настоящему такую рамку, несмотря на отсутствие мишурных украшений. Именно так выглядят стоящие вещи! Как только Делла увидела ее, она тут же на месте решила, что должна купить ее для Джима. Рама была вполне достойна “ОМОНа и Лизы”. Благородство и высокая ценность — вот что одинаково характеризовало и Джима, и рамку. Ещё полчаса ушло на то, чтобы техник бутика настроил погонщиков на нужный лад. Теперь каждые пятнадцать минут они голосом ОМОНа грозно выкрикивали: “Раз-зайдисььь”, а затем звучала пьеса Бетховена “К Элизе”. Делла уплатила за подарок и поспешила домой с четырьмя миллионами и восьмьюдесятью семью центами в кармане.
К семи часам вечера официанты из штата главной кухни красиво украсили парадный стол фирменными свежеобжаренными семечками от тестя и ждали приезда хозяина. Джим никогда не опаздывал. Делла надела свои повседневные туфли от Dolce и Gabbana, спрятала раму за креслом, а сама села за стол поближе к двери, в которую всегда входил Джим. Вдруг она услышала шум его шагов по лестнице и на миг побелела, как полотно. У неё была привычка произносить молитву касательно самых незначительных будничных вещей, поэтому она прошептала:
— Господи Боже, сделай так, чтобы Джиму рама понравилась!
Дверь открылась, пропустила вперед Джима и закрылась. Джим выглядел похудевшим и очень серьезным. Бедный мальчик! Всего только двадцать два года, а уже обременен семьей! Делла только сейчас заметила, что Джим утром по ошибке надел вчерашнее пальто, хотя в гардеробе у него их было триста шестьдесят пять – свежее пальто на каждый день.
Джим устремил пристальный взор на ножки Деллы, и как Делла ни старалась, она никак не могла прочесть это выражение. Она испугалась насмерть. Во взгляде Джима не было ни гнева, ни удивления, ни порицания, ни ужаса — словом, ни единого из тех чувств, которых ждала Делла. Он просто стоял против нее и не отрывал от ее туфель какого-то странного, незнакомого, необычайного взора.
Делла выскочила из-за стола и побежала к нему.
— Джим, дорогой мой! — взмолилась она. — Ради всего святого, не гляди на меня так! Я продала туфельки потому только, что не могла встретить Рождество без того, чтобы не купить тебе подарка! Ну, Джим, скажи мне: «Счастливого Рождества!» — и будем веселиться! Ах, если бы ты только знал, какой замечательный, какой чудесный подарок я приготовила тебе!
— Значит, ты продала свои золотые туфельки Спарада? — спросил Джим с таким видом, точно после самой напряженной работы ума не мог все-таки уразуметь такой простой и очевидный факт.
— Да, я их продала! — ответила Делла. — Разве же ты из-за этого не так любишь меня, как раньше? Ведь и в Dolce и Gabbana я осталась та же самая и такая же самая!
Джим оглядел всю комнату.
— Итак, ты говоришь, что твоих туфелек уже больше нет? — снова, почти с идиотским видом спросил он.
— Напрасно ты ищешь их здесь! — сказала Делла. — Ведь я же ясно говорю тебе, что я продала их на eBay! Сегодня — сочельник! Пойми же это, дорогой, и будь ласков со мной, потому что я сделала это только для тебя!
Казалось, Джим вышел, наконец, из состояния столбняка. Он крепко прижал к своей груди Деллу, а затем под руку вывел её на балкон.
— Делла, — сказал он, — я не хочу, чтобы ты ложно истолковала мое поведение. Меня совершенно не волнует, что ты сделала со своими туфельками. Из-за такой мелочи я не стану меньше любить мою дорогую девочку. Но если ты взглянешь на палубу этой яхты, то сразу поймешь, почему я в первую минуту так вел себя.
На причале напротив их пляжа Делла увидела белоснежную яхту. С высоты третьего этажа была ясно видна золотая палуба, мерцающая в свете бриллиантов, ленточкой вкрапленных вдоль бортов.
- Как тонко и гармонично Джим подобрал палубу яхты под цвет её туфелек. Увы, уже бывших туфелек, теперь принадлежавших некоему Гейтсу, - с затуманенными глазами подумала Делла.
Вдруг она подскочила, как кошка, и закричала на всю комнату:
— О! О!
Ведь Джим еще не видел ее замечательного подарка! Она подбежала к креслу и достала прекрасную раму. Казалось, что на изумруды упало сияние ее яркого и страстного духа.
— Ну, Джим, разве не прелесть? Имей в виду, что я перерыла буквально весь город. Дай-ка сюда нашу Лизу! Я хочу посмотреть, как картина выглядят в раме!
Но вместо того, чтобы исполнить приказание, Джим опустился в кресло, заложил руки за голову и улыбнулся.
— Знаешь, что, Делла, я скажу тебе, — промолвил он, — я предложил бы на время отложить наши подарки в сторону. Для настоящего момента они слишком хороши. Я продал картину Леонардо, чтобы купить тебе яхту. Но вот что мне только что пришло в голову. Когда-то твой папа, сэр Эзра, обещал познакомить меня с хорошим художником, которого зовут Марк Бежал. Мы закажем у него картину тоже со старинным содержанием, например “Дары волхвов”. Люблю тебя, даже если ты будешь носить Giovanni Fabiani или Nero Giardini. А теперь, дорогая моя, время ужина с “Мадам Клико” 1790 года.
Как вам известно, волхвы, принесшие подарки младенцу в яслях, были умные, чрезвычайно умные люди. Это они придумали обычай дарить рождественские подарки. Не мудрствуя лукаво, я попытался изложить здесь рассказ о двух бедных богатых, которые самым немудреным образом пожертвовали друг для друга самыми прекрасными сокровищами своего дома, как настоящие волхвы.
Мистер Портер поставил последнюю точку в рассказе. Трудно писать о роскоши, находясь в федеральной тюрьме по обвинению в растрате. Он перечеркнул черновик, вздохнул и вывел на чистом листе “Дары Волхвов”, перенося героев в привычную для себя обстановку:
- Один доллар и восемьдесят семь центов!..
Когда новый вариант истории был закончен, Портер подписал его никому ещё не известным псевдонимом О’ Генри.
Добавить комментарий