"Хорош ли праздник мой, /Малиновый, иль серый, /Но всё мне кажется, что розы на окне..."
Конечно, мне в жизни повезло: я в юности состоял с ним в переписке. Затем принадлежал к устойчивому, чрезвычайно узкому кругу его последних приятелей и постоянных собеседников из младшего поколения (трое или четверо, среди которых я был самым младшим).
Я, понятно, в жизни знал лучших представителей интеллигенции позднесоветской эпохи. Но Тарковский к безрукой нашей интеллигенции, по моему убеждению, не принадлежал. К этой среде, чьи устремления возвышенны, а основания беспочвенны, не относился. Он был не интеллигентом, а аристократом, игрой судьбы занесенным в эту, в сущности, чуждую ему среду.
Был лишен ее кухонно-кастового гонора, и, как настоящий аристократ, ощущал и поддерживал равенство даже с самым случайным собеседником. Главным человеком всегда был для него тот, с кем он в данный момент разговаривал. У него были золотые умелые руки; он, оплакивавший в стихах исчезновение ремесел, мгновенно с охотой превращался в ремесленника.
Например, в столяра-краснодеревщика. Однажды на моих глазах дня за три, прыгая по комнате на одной ноге(другую потерял, командуя эскадроном в конном корпусе Доватора и, она, убитая, временами напоминала о себе фантомными болями) сколотил себе новую мебель, покрасил ее и снабдил бронзовыми украшениями. Я только то и дело подавал ему молоток, сверло и гвозди. А он тем временем говорил о религии и музыке, о поэзии и вспоминал пережитое...
Вот что: не спившееся и изолгавшееся поколение самовыраженцев-шестидесятников, а именно он был самым богемным и непрактично-непутёвым человеком из встреченных в жизни. Временами мне снился страшный сон: он лежит в чистом поле на кровати под дождем. и не двигается. По счастью, рядом была женщина, которая твердой рукой держала над ним зонтик.
Общение с ним было блаженством.Я любил его безумно. Мои воспоминания о нем, об окружавшей его домашней обстановке, пока напечатанные лишь частично, занимают рукописных страниц 250.
В беге лет я писал и стихи-воспоминания. Вот два последних по времени.
* * *
Генеральская дочь и праправнучка Екатерины.
Кто-то в этой семье переписки, конечно, лишён.
Вот и юность в краю, где злорадно вопили павлины
И текли в паранджах вереницы медлительных жён.
Скорпионы в самане, нирвана при майском укусе
И поэт-инвалид, отодвинутый к стенке протез,
Эти скудость и страсть, эти жгучие ночи в Нукусе,
Тот ещё Ашхабад, что затем во мгновенье исчез.
Дальше долгие годы и старость, и скупость, и склоки,
Но и тайная жажда, томившая и на Востоке,
Где уже и весной выгорает в пустыне трава,
И борьба за любовь и за эти любовные строки,
Обращённые к той, что в его сновиденьях жива.
Все бранили её. Я любил эту властную даму.
…Голосами ушедших надтреснуто память хрипит.
Словно вестник с копьём, я с букетом вступил в эту драму.
Был оформлен актёром. Придумал меня Еврипид.
2018
* * *
А.Т.
О, нет, не шумным балагуром,
Но всё же милым шутником,
А также и угрюмцем хмурым
Он был мне издавна знаком.
Был храбрым, щедрым, чуть жеманным
И негодующим подчас,
И плотником, и меломаном,
И ангелом, хранившим нас.
Ещё увидеть предстояло
В кругу общающихся с ним
Его и дремлющим устало,
Почти беспамятным, больным.
Теперь всё чаще сон, в котором
Он молча на меня глядит
С благоволеньем и укором,
И райской рощи светел вид.
2020
Добавить комментарий