На доске объявлений ледокола капитан Кучиев вывесил приказ: «Я три дня думал, прежде, чем написать этот приказ и хотя у меня сердце обливается кровью, но я вынужден отправить … на лечение от алкоголизма».
У доски толпится народ:
- Как все тираны, он был слезлив.
- Ну, всех не перелечишь!
У фото стенда передовиков:
- Какая-то я здесь страшненькая получилась.
- Фотография - наука объективная.
Старший машинист машинного отделения Савченко пришёл в ПЭЖ (пост энергетики и живучести) доложить о приёмке вахты. В это время из машинного отделения по связи с сильным литовским акцентом:
- А Савченко опять ПЯНЫМ вышел на вахту.
Савченко: - Ох, этот Миняускас, сейчас я ему покажу!
и бросается в машинное отделение, где его встречает мордоворот-одессит механик Пилявец: - А Савченко опять ПЯНЫЙ!
Старший механик АППУ (атомной паропроизводящей установки) Михаил Гурьян в первый день после отпуска присел перед обедом у кают-компании.
- Как я устал. Как я хочу в отпуск.
В ЦПУ (центральный пост управления) раздаётся телефонный звонок: - Одного оператора можно отпустить в отпуск.
Из кресла выпрыгивает прибывший из отпуска загорелый Игорь Слизкий:
- Я, я хочу в отпуск!
- У тебя много отгулов?
- Нет. У меня нет отгулов.
- У тебя есть в запасе отпуск?
- Нет. У меня нет отпуска.
- Так какого же хрена ты …
- Но я очень хочу в отпуск.
На Диксоне было несколько коров. Корм привозили на судах. Молоко распределяли в детские сады, больным и старым. Игорь Слизкий пришёл в коровник с простым вопросом: «Можно ли мне купить свежего молочка?» Что подумали доярки, я не знаю, но они ответили, что можно после дойки. Умудрённый жизненным опытом Игорёк спросил: - Это во вторник или в пятницу?
Меня вызывают на ходовой мостик: - Старпом, с судна идущего под проводкой, Конецкий Виктор Викторович, хочет поговорить с тобой по рации:
- Привет, Юрий! Поговорить хочу. Переключайся на 26-ой канал. Впрочем, вся Арктика уже переключилась на 26-ой. Как твои дела? Что пишут из дома?
- Всё нормально. Ничего не пишут.
На доске объявлений. Лекция о Маяковском. Шарж с надписью:
«Рот раззявит
словно ров
Чтец – декламатор
Ю. Смирнов».
Исправленные отчества:
Старший механик Шубин Александр ПОЛИТ-КАРЛОВИЧ (Поликарпович)
Старший электромеханик Григорян Георгий НОРД-ОСТОВИЧ (Нордосович)
Перед выходом в рейс ледокол загружают всем необходимым, включая продовольствие. Продовольственных кладовых, холодильников, морозильников большое количество. Контролирует и отвечает за продовольствие завпрод под руководством старпома. В советское время, во время всеобщего дефицита всего, важно было завезти на борт что-нибудь из дефицита. Основополагающим продуктом дефицита в то время являлась копчёная колбаса. В стол такую колбасу не давали. Её можно было взять только в артелке (два раза в неделю завпрод выдавал продукты желающим под запись в долговом журнале. Деньги в рейсе хода не имеют.) Первые дни рейса артелка не работает. Когда завпрод рассуёт по шхерам весь дефицит, количество которого знают только несколько человек, начинает работать и артелка. Самое лучшее обеспечение, которого хватает на весь рейс, – это сигареты. Быстро заканчиваются фрукты, сухофрукты, мёд и т.п.
Заполучить копчёную колбасу за весь рейс в четыре месяца удаётся не более двух-трёх палок. Обладатель такого дефицита хранит колбасу весь рейс и везёт её в отпуск в подарок родному семейству. И на вопрос гостей хозяйке, «где она достала такой дефицит?» хозяйка гордо показывает на мужа: - Вася привёз из Арктики.
Но бывали случаи, когда получивший колбасу не выдерживал испытания. Однажды инженер-оператор Игорёк Слизский, придя на вахту сознался: - Попробовал я колбасу, а она такая вкусная – я всю палочку и съел.
Первыми в рейсе дефицит получают особы, приближённые к завпроду: работники камбуза и женский обслуживающий персонал, а потом все остальные. Дефицит быстро заканчивается и о нём стараются не вспоминать.
В одном из рейсов получаем рдо (радиограмму) о том, что твёрдокопчёная колбаса повышена в цене всего на 100% и теперь она стоит не 12 руб. 50 коп., а ровно 25 руб. Хорошие вести быстро распространяются по судну. На ледоколе развлечений никаких, ничего смешного не происходит – только если телепрограмма «Время» в пересказе видевших её, потому экипаж развлекает себя сам. Сидели вместе мы с Валерием Мансветовым на вахте в ЦПУ. И хорошая «мысля пришла нам опосля» получения рдо о колбасе. Мы напечатали объявление о том, что всех, взявших колбасу в артелке, просят прийти к завпроду и переписать колбасу по новой цене. К старпому, помполиту и капитану бросились разгневанные женщины: «А может, эту колбасу я уже съела ещё до получения рдо!» Даже воспитанный на «Кратком курсе компартии» помполит ошалел, и женщины привели его к доске объявлений.
Помполит пошёл к старпому, капитану и сорвал объявление с доски. Страсти немного улеглись. Но не тут то было! Мы с Валерой напечатали и вывесили новое объявление: «Кто не успел у завпрода переписать колбасу по новой цене, просьба …» Женщины и в этот раз оказались во главе манифестации к помполиту. Помполит к старпому и завпроду. Объявление сорвали и у доски объявлений поставили круглосуточную вахту. А зря! У нас с Валерием Мансветовым было ещё столько идей: «Кто съел только одну палку колбасы из двух …, «Кто съел две палки из трёх …, «Кто не съел ни одной палки колбасы …, «Кто вообще не был у завпрода …»
Мы с Валерием не проговорились и никому не сказали о нашем авторстве. Железный мужик Валерий. Недаром его отец Пётр Мансветов обеспечивал безопасность встречи «Сталин, Черчилль, Рузвельт», за что был награждён именным оружием. Правда, сам Валерий, единственный из потока окончил «Фрунзенку» не лейтенантом, а прапорщиком. Но это уже другая история.
Из анекдотов тех лет. Встречаются два молодых учёных. Показывая на туго набитый портфель, спрашивает один другого: - С докторской? – Нет, с краковской.
Стоит очередь в артелку за продуктами. Завпрод Балдиньш Лаймон Петрович – мужик редкого спокойствия и честности. У двери кладовой суетится Игорёк Слизский: - Лаймон, а у тебя полтавская колбаса есть? Лаймон молча смотрит на Игоря, на его сумку с продуктами и медленно говорит: - Нету. – Лаймон, Лаймон, - скороговоркой бормочет Игорь, - а краковская у тебя есть? Лаймон снова смотрит на его туго набитую сумку, из которой уже торчат две палки колбасы, и отвечает: -Нету. Стоящий за Игорем Николай Девятко подбадривает: - Ничего, Игорёк. До утра дотянешь.
На всех ледоколах женский персонал живёт в носовых каютах. На ледоколе «Ленин» при оформлении праздничного вечера в клубе был вывешен лозунг: «Детей бояться – в нос не ходить».
Заканчивается четвёртый месяц навигации. Все считают дни до отпуска и строят планы на летний отдых. Настроение приподнятое, как перед открытием гастронома. Старая мудрость гласит: «Если ты хочешь рассмешить Бога, сообщи ему о своих планах». Мы шли с ЗФИ вдоль Новой Земли и до входа в Кольский залив оставалось чуть более суток, как вдруг приходит рдо от руководства пароходства. Капитан собирает общесудовое собрание и говорит: «У нашего ледокола очень хороший ИМИДЖ. (Тогда только входили в моду эти словечки «преференции», «транспоренции», «кластеры» и «менеджеры».) Так вот, чтобы сохранить имидж нас «просят» поработать ещё месяц. Это означало, что летний отпуск нам не грозит, ну а пожелание начальства – приказ для подчинённых. От «восторга» мы приторчали и месяц лишний в Арктике проторчали.
На следующий день после собрания в ЦПУ появился плакат: «Забудь про лето и приход, спасает имидж пароход».(Все атомные суда – пароходы: вода, нагреваемая реактором, превращается в пар, поступающий на паровую турбину). Ещё через день лозунг сменился: «Я не могу забыть про лето, в гробу я видел имидж этот!». Страсти накалялись. Третий лозунг гласил: «Что мне имидж, что мне лето, вот как бы не забыть про … это». На главном распределительном щите (ГРЩ) электропитания кто-то вырубил один из основных рубильников. Прибывший после рейса следователь установил, что рубильник был «отключён» ногой.
Когда вошли в Кольский залив, то поняли, что лето давно пришло. Матрос на палубе лоцманского катера стоял с обнажённым торсом. И вдруг ветерок принёс тёплый запах земли. Это было необыкновенно. («Пахнуло так с земли, что сердце сжало»).
Встали на базе у причала. Я вышел из проходной «Атомфлота», поднялся в сопку и прилёг под невысоким кустиком. Ничто не дрожало, не дребезжало и не громыхало. Была тишина и покой. Изредка ветки кустика перешёптывались между собой под действием ветерка, и везде была тишина.
Это был конец июля 1976 года.
Во время совместной работы суда переговариваются между собой по рации. Работали вместе ледокол «Ленин» (капитан Зигфрид Вибах) и ледокол «Арктика» (капитан Анатолий Кашицкий). По рации идёт вызов: «Арктика, Арктика, я – Ленин». «Ты не Ленин. Ты- Вибах. Я тебя по голосу узнал».
Помполит (помощник капитана по политической части) от нечего делать днём околачивается на ходовом мостике, мешая вахтенным штурманам. Оклад жалованья у помполита четвёртый или пятый из 135 членов экипажа. Обязанностей нет даже по тревогам. Настучал в партком пароходства на пару человек - и неделю свободен. Иногда помполиту доверяют сделать объявление по судовой трансляции: «Сегодня в сауне женский день». Объявил он как-то «Слева по борту два медведя. - И помолчав, добавил. - И песец. Этой новостью никого не удивишь, и никто не бежит с фотоаппаратом на левый борт. Это не
экзотика. Вот если бы появился, к примеру, страус, или фламингА – тогда можно было бы и сфотографировать. Время в Арктике летит как птица Киви с оторванными крыльями. Через несколько дней объявляет помполит: «Справа по борту два медведя». И замолкает. И отовсюду: «А песец?»
Приходит к себе в каюту старший механик атомной установки Юрий Пилявец и видит на столе бумагу. А в бумаге той написано: «Прошу изготовить стенд для фото передовиков, сделать рамку под стенгазету «На вахте» и … сделать прочую жизненно необходимую утварь». Понятно, что Юрию Пилявцу нечем больше заняться.
В коридоре встречается помполит: - Я вам на стол бумажечку положил … - Она уже на вашем столе. – Вот, спасибо!
В каюте помполит прочитал резолюцию поперёк всего листа: «Разрешаю красить в синий цвет».
Как нас задалбывал этот партийный пригляд. Не оставлял без внимания даже меня, не бывшего ни дня ни в комсомоле, ни в партии. Раз в неделю политучёба. Чему нас может научить этот безграмотный мужик? Все члены экипажа обязательно должны были принимать соцобязательства. В них писали всякую чушь. Но были и шедевры.
Машинист Илья Козик так и написал в соцобязательстве.
1. Чувствовать боль товарища, как свою собственную.
2. Эксплуатировать механизмы до полного выхода их из строя.
3. В отпуск ходить только по желанию начальства.
Старший механик забрал это соцобязательство и положил его у себя в каюте под стекло на столе.
Работал на ледоколе «Арктика» Юрий Михайлович Мамаев. Из поморов. В детстве исходил всё побережье со своим дедом. Один раз тонул в Северном море. Выплыл на остров и бегал по нему сутки, чтобы не замёрзнуть, пока мимо не прошёл какой-то катер и не снял его с острова.
Был Михалыч прост, честен и невозмутим.
Одно время доверили Михалычу заведовать «шилом». В шильный день открывал он шильную кладовую и выдавал «шило» в соответствии с подписанными бумагами: кому и сколько.
Сидели мы в ЦПУ в шильный день. Разговор, как ни странно, шёл о «шиле». Тут я и говорю: «Вот сейчас пойду и без бумаги возьму у Михалыча «шила», только у меня нет посудины. Все рассмеялись, и кто-то быстро принёс литровую ёмкость. Я поднялся к шильной кладовой. Михалыч уже закрывал калитку. Увидев меня, он, ни слова не говоря, открыл кладовую, взял соответствующий черпак и молча налил мне литр «шила». Я появился в ЦПУ. -Так хорошо и так быстро не бывает, - встретили меня. - В какой каюте ты налил в ёмкость воды? Но … Я же говорил, что Михалыча нельзя было удивить ничем.
Но это всё ерунда в сравнении с другим случаем с Михалычем.
Хорошим людям не везёт. Потерял Михалыч партбилет. Шарил-шарил – не нашёл, к помполиту он пошёл сознаваться. Делать нечего, сообщили в партком пароходства. Пришёл на ледокол и представитель горкома. Напряглись, сделали невозможное - умные лица и стали пытать Михалыча, как это он так умудрился потерять самое дорогое, что у него есть в жизни, которое должно храниться на груди, в непосредственной близости … . Михалыч правду говорит, а другого он никогда и не делал. Дяденьки с умными лицами долго рассуждали, перебирали всю его биографию. А она у него простая: прошёл путь от машиниста до старшего механика (а потом и до главного механика). Всё склонялось к тому, что дадут Михалычу выговор и оставят в партии.
Тут представитель горкома и говорит: «Мы здесь все добрые слова о вас Юрий Михайлович говорим, собираемся вас в партии оставить. А вы, сами-то хотите остаться в партии? А Михалыч просто отвечает: - Я – то нет, но вы все так хорошо говорите, что мне даже неудобно. Тут выпрыгивает из штанов коммунист из горкома: - Да мы и не собирались вас в партии оставить, нет прощения такому проступку. И предлагает исключить Мамаева Юрия Михайловича из славных рядов партии за утерю партийного документа. А Михалыч и говорит: «За утерю партийного документа. И ничего другого не добавляйте».
Решил помполит вырастить себе смену из членов экипажа ледокола «Арктика». На эту роль он выбрал машиниста Владимира Игонина. Но из машинистов сразу перепрыгнуть в помполиты, да ещё с бешеным окладом, как-то неудобно, неприлично. Тем более, все на виду и цену каждому знают все. Владимир был физически очень крепкий и даже организовал мотопробег Мурманск – Владивосток. Учился он в высшей мореходке заочно на первом курсе и я часто выполнял его задания по английскому языку.
Решил помполит провернуть такой вариант: Игонин сдаёт экзамен на должность мастера Центрального отсека, а это уже и другое положение, и другие деньги, а потом сразу прыгает в помполиты. А чтобы получить должность мастера ЦО, надо сдать экзамен. Экзамен принимает комиссия в составе всех начальников служб. А у начальников масса «дурацких вопросов». Например, откуда берётся энергия в реакторе и правда ли, что Солнце ежесекундо теряет миллионы тонн своей массы? Да и систем всяких и разных в отсеке не перечесть.
Выпускники спецотделения высшей мореходки, выпускники политехов пару лет изучают и моют отсек, прежде чем делают первую попытку сдать экзамен. А тут машинист с разбегу хочет взять эту высоту…
Приходит Владимир на экзамен и, как ни странно, не сдаёт экзамен. Повторная попытка взять ту же планку окончилась «во рту опилки, слёзы из-под век». Опечаленный Владимир бежит к помполиту, а помполит бежит к начальникам служб:
- Что ж вы экзамен принять не можете?
- Мы принят можем – он сдать не может.
- Так он же мачтером ЦО работать не будет.
- Работать не будет – пусть не сдаёт.
И начальников служб не удивишь безграничными знаниями «Краткого курса», нужно ещё кое-какие знания от Пифагора и Эвклида до Эйнштейна и Макса Планка.
Не сдал Владимир Игонин экзамен на мастера ЦО. А тут и перестройка наступила и необходимость в заведующих мыслями и думами всех окружающих отпала.
Стоял ледокол в порту в восточной части Арктики. Решили судовую пресную воду, получаемую в опреснительной установке, не тратить, а постирать постельное бельё экипажа в местной прачечной. Работники прачечной наотрез отказались принять бельё в стирку: - Оно у вас радиацией пахнет, вот вы нам и хотите его подсунуть. Решили провести собрание с местным населением и рассказать им о радиации, о безопасной работе на ледоколе и т.п. Пошли на собрание: капитан Юрий Кучиев, представитель института атомной энергии Борис Пологих и старший механик атомной установки Юрий Пилявец.
Первым выступил капитан. Речь его показалась неубедительной, и из народа слышались реплики: «Безопасно, говоришь? у самого на лысине ни одного волоска не осталось!» Вторым выступил доктор физико-математических наук. Роста он небольшого, изящного телосложения и с волосами на голове у него всё в порядке. «Ветра нет – погулять вышел», - реплика из толпы. - Как бы тебя с трибуны не сдуло!»
На трибуну поднялся Юрий Пилявец. Мордатый. Килограмм, этак, за сотню. Народу он сразу понравился, и ему дали кличку «Мутант».
Бельё стирали в судовой прачечной.
Пришли мы на Диксон, где Енисей впадает в Северный ледовитый. Судовой доктор, Голенищева, ходившая в рейс со своим 12-летним сыном, пошла на берег в гости к своим коллегам. (В Арктике идут в гости без приглашений, зная, что гостям всегда будут рады). Возвращается доктор с берега и спрашивает: «Что ответить местным докторам, если у них, по их утверждениям, голова начинает болеть при входе ледокола в порт, даже если они о приходе атомохода ничего не знали?» Отвечаю доходчиво. «Как же мы, которые работаем на ледоколе десятилетиями на расстоянии не более пятидесяти метров от реактора, не передохли все и сразу?» И ещё: «С такими знаниями школьной программы по физике в головах этих «докторов» нечему болеть».
Руководил работами по выгрузке отработавшего ядерного топлива Николай Иванович Петров. Работа серьёзная, большие подготовительные работы и полное обеспечение всем необходимым. Выдали Николаю Ивановичу бидон спирта (по-морскому «шила»). А в бидоне том 40 литров. И на ледоколы спирт низкого качества не поставляют. Заказывают, к примеру, спирт «Берёзка» (не путать ни с тонкой рябиной, ни с ивой плакучей), ибо, как сказал начальник: «Шило всё равно пить будут, и мы не можем позволить травить моряков некачественным сырьём».
Приходит через день Николай Иванович к начальнику. Начальник его и спрашивает: – Ну, как дела?» - Шило надо. Начальник с тайной надеждой в голосе говорит Николаю Ивановичу: - Тебе же два дня назад бидон «шила» дали. – Так, кончилось, - честно говорит Николай Иванович. А работы по выгрузке отработавшего ядерного топлива не измеряются литрами «шила» – счёт ведётся на дни и дозы облучения. Выдал начальник Николаю Ивановичу второй бидон «шила». А Николай Иванович получил прозвище «Бидон Первый».
А другой перегрузкой на другом ледоколе руководил старший механик атомной установки Гурьян Михаил Семёнович. Он до того знал не только атомную установку, но и другие системы ледокола, что на вопрос рассказать о какой-нибудь из них, говорил: «Там и знать нечего. Да ты сам наверняка знаешь эту систему».
Перед началом работ снимают и вынимают из реактора различные регулирующие и контролирующие стержни. Потом снимают крышку реактора, потом вынимают пробку реактора – и «пожалте» на «пятачок» реактора, только не на долго – гамма-фон идёт от реактора большой. Технологические каналы (ТК) с отработавшим топливом извлекают по одному, а их штук 150. Сразу помещают в защитный контейнер, который краном отправляют на временное хранение на специальное судно, где начальником службы Радиационной Безопасности мой родной брат Владимир. (Пригрелись мы на тёпленьких от радиации местах). ТК вынули – остаётся дырка в реакторе, небольшая – кулак еле войдёт - и не глубокая, метра четыре-пять. И Боже упаси, что-нибудь в неё уронить. Конечно, есть пробки, есть инструкции, а на спецодежде перегрузчиков нет ни одной пуговицы, даже на кальсонах – только тесёмки. И инструменты все «повязаны» тесёмками. Но есть момент, когда «хайло» после извлечения ТК открыто.
Отвлечёмся на прописные истины. «Всё, что может случиться – случается обязательно. Что случиться не может – случается тоже». Из серии «Принципов Мёрфи» мне особенно нравится такой: «Если ваши дела пошли на поправку – значит вы чего-то не заметили».
На «пятачке» работает перегрузочная команда базы «Атомфлот» и члены экипажа. Михаил Гурьян руководит из ПУРа (пост управление работами). Толкался на «пятачке» и я. Заканчивался субботний день, а в воскресенье работники базы отсутствуют и работают только члены экипажа, у которых выходных не бывает.
Руководитель от «Атомфлота» Черногоров, работавший на «пятачке», роняет в дырку какую-то штуковину. Через освинцованное стекло ПУРа видно было, как побледнел Гурьян. Немая сцена. Что говорил Гурьян Черногорову, я точно не помню. Помню только, что обещал что-то оторвать, и точно помню, что не уши. «И если к понедельнику не достанешь …», - сказал Гурьян… Дальше вы знаете.
Идёт Гурьян утром в понедельник по коридору ледокола. Навстречу Черногоров. Гурьян: - Ну, что, достал? - Нет. Ни у кого нет. Зайду к Василичу – может, он плеснёт. – Да я не о том, - кричит Гурьян, - ты из реактора достал железяку? - А-а, железяку-то я достал, а вот…
Атомный лихтеровоз «Севморпуть» строился на судостроительном заводе в Керчи. Строительство заканчивалось, и была предродовая горячка. А судно это необычное: длина 252 метра, два мостовых крана, которые могут обеспечить погрузку на судно не только лихтеров, но, при надобности, и кое-чего потяжелее. Причём, судно было рассчитано и на хождение в экваториальных водах.
Вахтенный штурман бегает по ходовому мостику взмыленный. А мостик на лихтеровозе длинный, с крыльями по бортам, чтобы видеть что творится в корме судна, если, конечно, нет тумана.
Снял штурман форменную фуражку, вытер пот со лба, положил фуражку на кресло и продолжил забеги с крыла на крыло. Подошло время обеда. Застегнул штурман все пуговицы морского кителя, подошёл к креслу, а фуражки нет. Опечалился штурман. Взял микрофон в руки и объявил по всем палубам лихтеровоза: «Взявшего на ходовом мостике морскую фуражку просят зайти и забрать китель».
Цитата из письма из Пенсионного фонда Российской Федерации:
«В отношении включения работы в Арктике в стаж на Крайнем Севере сообщаем, что Арктика не включена в Перечень районов Крайнего Севера».
Пенсионный фонд Российской Федерации, Исполнительная дирекция, ГСП-1 Москва, Шаболовка, 4, Заместитель начальника Управления Г.Н. Пименова 03 мая 2018
Добавить комментарий